Ричард Пратер - Танец с мертвецом Страница 7

Я поставил машину напротив своего дома, вышел и наискосок через улицу направился к подъезду. В этот момент откуда-то слева раздался выстрел, пуля просвистела у меня над ухом, срикошетила от кузова автомобиля и вонзилась с чмоканьем в ствол дерева. Все четыре звука как бы слились в один. Я рванулся в сторону, прыгнул и упал на траву газона. Затем вскочил на ноги и прижался к стене дома, держа револьвер в руке.

Больше выстрелов не было. Я слышал шум нескольких автомобилей. Один из них проехал мимо меня. Им управляла пожилая леди с видом одновременно осторожным и бесшабашным. Через минуту из ствола дерева на другой стороне улицы я выковырял пулю, но тот, кто стрелял, очевидно из автомобиля, был уже далеко. Гильзы тоже нигде видно не было.

Впрочем, одно я узнал наверняка. Когда вчера вечером убийца Уэбба стрелял в меня, он был в темноте, а я на ярко освещенном месте. Я потом еще подумал, хорошо ли он меня разглядел.

Теперь я знал. Он разглядел меня хорошо.

Дома я принял холодный душ, но никак не мог успокоиться. Я так разгорячился, что, наверное, был огнеопасен.

Последние часов пятнадцать навалились на меня тяжеленной ношей. Похищение, убийство Уэбба, столкновение с Фарли, комната для допросов в Медине. Уэбб был мертв, и дважды я сам чуть не стал покойником. Кто-то должен был за это ответить, даже если для этого мне придется переплыть реку, текущую кипящим навозом и кишащую огнеупорными пираньями.

В спальне, когда я переодевался, я обнаружил на туалетном столике сложенный листок бумаги. Это был чек на тысячу долларов, который Уэбб выписал мне. Вообще-то я этих денег еще не заработал, однако я положил чек в бумажник. Заработаю — предъявлю к оплате.

По телефону я связался с банком, в котором Уэбб держал свои основные капиталы. Меня соединили с управляющим, знавшим меня, и он дал мне нужную информацию. Вчера утром Уэбб был в банке, где получил сто пятьдесят тысяч долларов наличными и продал на сорок тысяч ценных бумаг.

Итого: двести тысяч долларов. Значит, он уплатил выкуп.

Я поджарил яичницу-болтушку из нескольких яиц, которая видом и вкусом напоминала желтую резину, и сварил кофе. В глазах у меня все еще стояли скребущие пол пальцы Уэбба. Чтобы прогнать это видение, я стал смотреть на аквариум. Ничего. Может быть, это были не два самца, а две самки. А может быть, это были рыбы-миссионеры и они даже не пытались...

Я взял ящичек, в котором держал оружейные принадлежности, уселся на большой, коричневой кожи диван, вычистил, смазал и зарядил свой кольт.

Совершенно очевидно, что убийца Уэбба теперь пытается убить меня. Я понятия не имел, кто он. Но одно могло помочь мне; надо было разыскать девушку, которая прошлым вечером была в доме Уэбба. Незадолго до того, как он был убит, Уэбб собирался ее фотографировать и даже сфотографировал. Теперь я думал, что это и была новобрачная. Трудно предположить, чтобы в тот вечер он стал фотографировать кого-то, а не свою жену. Отныне я решил исходить из этого и надеяться, что она жива.

Ну а предположив это и помня, что Уэбб сказал мне насчет того, что женился на одной из двенадцати девушек, позировавших для журнала, остальное представлялось совсем простым: узнать имена и адреса этих девиц и спросить каждую из них, не выходила ли она за Уэбба замуж. Та, которая скажет «да», расскажет и обо всем остальном. Похоже, операция предстояла не из сложных.

Редакционный офис «В-а-а-у!» находился на Десятой улице в Медине. Я позвонил туда и попал на мужчину с голосом флейты, а когда я спросил его насчет имен и адресов «Женщин журнала», голос его стал звучать как флейта-пикколо:

— Это просто невозможно, немыслимо... — и так далее.

Реакция его была мне понятна. Наверно, тысяч восемнадцать мужчин до меня пытались под разными предлогами заполучить эти имена и адреса.

— Послушайте, — сказал я, — мое имя Шелл Скотт. Я частный детектив и расследую обстоятельства смерти Уэбба Олдена.

— Ага!

— Он был моим хорошим другом... Но что вы, черт возьми, хотели сказать этим «ага!»?

— Скотт, да? Лейтенант Фарли предупредил меня, что вы можете объявиться. Он сказал, что если вы обратитесь к нам..

— Это не важно. Я догадываюсь, что он сказал.

— Я вынужден буду информировать лейтенанта Фарли...

Он еще верещал, когда я положил трубку.

Фарли становится гнойным нарывом, который следовало бы вскрыть. Но есть и другие пути, более простые. Когда люди вступают в брак, они указывают свои имена и адреса в свидетельстве о браке. Вот как просто.

Я заказал междугородный разговор с городским муниципалитетом в Гонолулу. Взявший трубку клерк уведомил меня о том, что информация о зарегистрированных браках хранится в статистическом бюро департамента здравоохранения, и дал мне их номер телефона. Я позвонил туда. Пока новый клерк искал запрошенные мною данные, новая идея пришла мне в голову. Действительно, Уэбб был убит на другой день после того, как женился, но жениться-то он успел.

А это означало, что его жена унаследует больше миллиона долларов. Или, по крайней мере, все, что от этого останется после налета штурмовых отрядов — налоговой инспекции. Странно, что я раньше не рассматривал ситуацию с этой точки зрения. Знакомое ощущение — по спине пробежал холодок.

Клерк вернулся к телефону. Через пару минут я, озадаченный, положил трубку.

В Гонолулу не было никаких данных о том, что Уэбб там зарегистрировал свой брак. Нет, ни тринадцатого, ни двенадцатого августа... Я нахмурился.

Уэбб, безусловно, женился под своим собственным именем. Уэбли Олден — было его настоящее имя, не псевдоним, все те годы, что я его знал. Он сам сказал мне, что женился тринадцатого августа, в четверг, и во время церемонии снял ее на кинопленку. Пленка!

Я позвонил в отделение компании «Кодак» в Лос-Анджелесе. Они сказали мне, что Уэбб заказал предварительно пленку, которая и была проявлена филиалом компании в Гонолулу и, как всегда, была отправлена в адрес мистера Олдена авиапочтой. Завтра суббота, значит, пленку доставят по адресу Уэбба в Медине в понедельник.

В два часа дня зазвонил телефон. Это был Гарольд из фотостудии.

— Ну, есть что-нибудь на этих кадрах? — спросил я.

— На одном есть, Шелл. Только что вынул из кюветы мокрый отпечаток. Другой кадр не был использован, но и одного хватит и еще останется. Где ты его откопал?

Я ощутил легкую дрожь:

— Гарольд, что на этом кадре?

— Красотка. Обнаженная красотка. Ну и работа хороша. Снимал явно профессионал.

— А как выглядит эта девушка?

Он засмеялся:

— Не знаю, как тебе ее описать. — Он засмеялся опять, очевидно думая о чем-то забавном. — Лучше приезжай и посмотри сам.

— Я буду через три минуты. Или меньше. Когда я влетел в фотостудию, Гарольд уже ждал меня. Мы спустились в подвал, где находилась фотолаборатория.

— Вот она. — Он указал на стену, где на темном дереве скотчем был прикреплен цветной отпечаток размером четыре на пять дюймов.

Я посмотрел на него и не смог оторвать глаз.

— Она еще немного влажная, прямо из сушилки. Хороша?

— Хороша.

Фотография действительно была хороша. Вглядываясь в яркий, четкий снимок, я на мгновение даже забыл, почему я так стремился увидеть его. Забыл о том, что надеялся таким образом выйти на жену Уэбба, то есть на женщину, которая в момент убийства находилась в доме. Забыл о том, что это улика.

Да, все это было так, но было и нечто большее.

Это была очаровательная попка.

Чудесный, изумительный, будоражащий задик; два холма Афродиты; бесстыдная, вызывающая попка. То есть она как бы являлась центром композиции, но, справившись с первым впечатлением, я заметил, что на фотографии было много чего еще.

Это была фотография обнаженной женщины, спиной к зрителю. А за ней, дальше от нас, Пан. Пан — козлоногий бог. Это была вырезанная из дерева фигура, которую я видел в гостиной Уэбба, а потом в его фотостудии. Толстые, плотоядные губы и прямо-таки живые глаза косились на обнаженную женскую плоть. Руки были вытянуты вперед и как бы обнимали тонкую талию женщины, притягивали ее к себе.

О самой женщине я ничего не мог сказать: какое у нее лицо, цвет волос или глаз — ничего о ее внешности, если не считать центра экспозиции. Тело женщины было видно только от середины спины до середины бедер. Волосатая нога с раздвоенным копытом была поднята. Фоном был красный бархатный занавес, который я уже видел в студии Уэбба.

Внезапно я понял, что именно такую фотографию Уэбб поместил бы на вкладке в своем журнале. Что за черт! В свою первую брачную ночь? Нет, тут что-то не так.

В этот момент я услышал голос Гарольда:

— Хочешь я это отретуширую? — Он показывал на левую половину центра внимания этой очаровательной попки. Четыре небольших коричневых пятнышка образовывали почти правильный прямоугольник. Веснушки.