Лоуренс Блок - Билет на погост Страница 7

— Найди время и для меня, — возразил он.

— Нет! — отрезала Элейн. — Я не хочу больше видеть вас, мистер Мотли.

— С чего это ты возомнила, что можешь сама решать?

— Идиот!.. — ответила она ему. — Не звони сюда больше, так будет лучше для нас обоих. Забудь мой номер.

Через пару дней он позвонил вновь.

— Полагаю, что я смогу заставить тебя переменить свое решение, — сказал он на этот раз.

Элейн попросила его исчезнуть с глаз долой и бросила трубку. Все трое привратников были специально предупреждены не пускать никого, предварительно не позвонив ей. В принципе это было обычной практикой, но на этот раз Элейн объяснила им, что требуется особая осторожность. На пару дней она прекратила прием новых клиентов, опасаясь, что среди них могут оказаться сообщники Мотли. На улице в эти дни она не могла избавиться от ощущения, что за ней непрерывно следят, чувствовала себя неуютно и не выходила из дому без особой нужды.

Прошло несколько дней. Все было спокойно, и тревога Элейн понемногу начала проходить. Она собиралась позвонить и мне, и Конни, но так и не выбрала времени.

В тот день неожиданно зазвонил телефон. Это был знакомый администратор студии, который жил на побережье, но регулярно посещал ее каждые несколько месяцев. Элейн взяла такси и провела часа полтора в его апартаментах в Шерри-Нидерланд. За это время он пересказал ей все связанные с кино сплетни, пару раз побывал с ней в постели и под конец вручил одну или две сотни долларов — на такси более чем достаточно.

Когда она вернулась к себе домой и зашла в квартиру, Мотли уже сидел на кожаном диване. Элейн бросилась бежать, но дверь была заперта — она сама заперла ее на замок, как только вошла. Элейн мгновенно оценила ситуацию — бежать было поздно.

— Даже если бы я умудрилась быстро отпереть дверь, он все равно бы схватил меня у лифта, — объяснила мне она. — Он не позволил бы мне уйти.

Мотли силой втащил Элейн в спальню и разорвал на ней одежду. Оставшийся после первого его визита синяк все еще побаливал, но он вновь с силой вонзил пальцы в ту же точку; Элейн пронзила острая боль, как от удара ножом. Затем он надавил на другую точку на внутренней поверхности бедра, и боль стала такой невыносимой, что Элейн подумала, что может умереть от нее.

Вся ее воля куда-то улетучилась; сопротивляться не было сил. И тогда он швырнул ее на кровать лицом вниз, расстегнул брюки... Элейн почувствовала ужасную боль и стыд.

— Я никогда не соглашаюсь на такую мерзость, — объяснила мне Элейн. — Это ужасно больно и отвратительно; не помню уж, когда мне довелось испытать это прежде. Но на этот раз боль, которую причинял его член, не шла ни в какое сравнение с той, которую он мог вызвать простым нажатием пальца. Как будто все это происходило не со мной — я была уверена, что он убьет меня, и мне уже было все равно.

После этого Мотли заговорил. Он сказал, что она слабое, тупое и грязное животное, что он лишь удовлетворил ее страстное тайное желание. Он говорил, что в душе ей нравится делать это.

Он сказал, что его женщины всегда получали то, что они хотели. Некоторые хотят побоев, некоторых надо убить.

— Еще он добавил, что ему не нужно убивать меня. Говорил, что когда-то давно убил очень похожую на меня девушку — сначала убил, а затем изнасиловал таким же отвратительным способом. Сказал, что так ему даже больше нравится — лишь бы тело было еще теплым и неокоченевшим.

Затем он порылся в ее кошельке и выгреб оттуда всю наличность — в том числе и деньги, только что заработанные ею в Шерри. Теперь она стала одной из его девок, заявил он ей, и будет работать на него. Это означало, что Элейн должна отдавать ему заработанные деньги, ни в коем случае не пытаться сбежать и не прекословить ему даже в мыслях. Затем он поинтересовался, хорошо ли она поняла его? «Да, — ответила Элейн, — поняла». — «Точно?» — «Да, точно».

Криво усмехнувшись, он пригладил рукой уродливо подстриженные волосы, а затем хлопнул себя по длинному подбородку. «Хочу проверить, правильно ли ты поняла меня», — сказал он и, зажав ей рот рукой, другой нащупал знакомую точку под ребром. Элейн потеряла сознание, а когда очнулась, его уже не было.

Первым делом я отвел Элейн в Восемнадцатый полицейский участок. Мы побеседовали с офицером по фамилии Клайбер, и Элейн написала заявление, в котором обвиняла Мотли в оскорблении действием и изнасиловании в извращенной форме.

— Его можно было бы дополнить, — сказал я. — Он забрал деньги из ее кошелька, так что имел место грабеж, вымогательство или и то и другое. Кроме того, он вторгся в жилище в отсутствие владельца.

— Есть следы взлома?

— Я не заметил, но тем не менее он проник внутрь нелегально.

— Вы же указали уже на изнасилование в извращенной форме.

— Ну и что?

— Если к этому обвинению вы добавите еще и незаконное проникновение в жилище, то просто поставите суд в сложное положение. Одно подразумевает другое. — Когда Элейн извинилась и вышла, полицейский доверительно наклонился ко мне и спросил: — Мэтт, она тебе просто подружка или что-то больше?

— Я скажу лишь, что за последние годы я получил от нее немало чрезвычайно важной информации.

— Отлично, мы будем считать ее нашим негласным агентом. Как она держится, ничего?

— А что?

— Должен сказать, что поддержать обвинение в физическом насилии чрезвычайно сложно, когда жертва — проститутка. Остается только изнасилование в извращенной форме. Присяжные обычно полагают, что она просто на этот раз не получила денег за то, за что обычно получает.

— Я понимаю. Я и не ожидал, что преступника удастся так просто арестовать. Последним его адресом значится отель «Таймс-сквер», но Мотли не появлялся там уже полтора года.

— О, да ты уже разыскивал его!

— Немного. Может быть, он переехал в другую ночлежку; может, живет у женщины — в любом случае разыскать его будет непросто. Я просто хотел бы, чтобы ее заявление было подано в суд. Он должен понести наказание.

— О, конечно, — ответил полицейский. — Мы арестуем его сразу же, как только он попадет в наши руки.

...Я позвонил Аните и предупредил ее, что вынужден буду задержаться в Нью-Йорке на несколько дней в связи с неотложными делами. Я и раньше прибегал к этой уловке — иногда честно, иногда лишь потому, что не хотел ехать на Лонг-Айленд. Она, как обычно, поверила мне — по крайней мере виду не подала. Затем я закончил начатые дела, передал остальные напарникам и получил возможность сосредоточиться на главном. Пришла, пора вплотную заняться Джеймсом Лео Мотли.

Мы с Элейн договорились устроить капкан для этого мерзавца, где ей отводилась участь приманки. Не то чтобы идея эта была ей по душе — она не хотела бы даже просто оказаться еще раз в одной комнате с этим чудовищем, — но Элейн обладала сильным характером и твердо решила расквитаться с подонком.

Я временно переехал к Элейн и стал выжидать. Она отменила все запланированные встречи, сообщив, что заболела гриппом и примерно неделю не в состоянии будет никого принимать.

— Так я совсем клиентуру потеряю, — жаловалась она мне. — Многие из них больше никогда не позвонят.

— Наоборот — от этого они захотят тебя еще больше.

— Посмотрим, подействует ли это на Мотли.

Из квартиры мы не выходили. Один раз Элейн сама приготовила обед, но обычно мы заказывали готовую еду на дом — нашу любимую пиццу и блюда китайской кухни. Из винной лавки нам доставляли коньяк, а мальчишка посыльный относил обратно выписанные чеки.

Через два дня наконец-то позвонил Мотли. Разговаривала с ним Элейн из гостиной, а я слушал их по параллельному телефону из спальной. Разговор выглядел примерно так:

— Привет, Элейн.

— Привет.

— Надеюсь, ты меня узнала?

— Да.

— Хотел поговорить с тобой. Узнать, в порядке ли ты.

— Ага.

— Да? Точно?

— Что точно?

— Все у тебя в порядке?

— Да, все нормально.

— Отлично!

— А...

— Что?

— Ты что, собрался прийти?

— Почему ты спрашиваешь?

— Просто так, на всякий случай.

— А ты хотела бы?

— Да, в принципе я все время одна. Так одиноко!..

— Выйди куда-нибудь.

— Неохота.

— Но ведь ты все время сидишь безвылазно дома, не так ли? Боишься на улице показаться?

— Да, что-то в этом роде.

— А чего ты боишься?

— Не знаю.

— Погромче, я не слышу.

— Я сказала, что не знаю, чего именно я боюсь.

— Что, меня боишься?

— Да.

— Ну и отлично! Рад слышать. Сейчас я не приду — некогда.

— Угу.

— Но на днях загляну. И ты получишь то, в чем так нуждаешься. Я ведь нужен тебе, не правда ли?

— Буду ждать.

— До встречи.

Когда в трубке послышались короткие гудки, я вышел в гостиную. Элейн сидела на кожаном диване и выглядела смертельно усталой.

— Я чувствовала себя, как птенец, загипнотизированный удавом, — сказала она. — Но я сделала все, как мы договаривались. Надеюсь, у него создалось впечатление, что мой дух полностью сломлен и теперь я и в самом деле полностью принадлежу ему — и телом, и душой. Как ты считаешь, он поверил?