Анастасия Кухарева - Игры корифеев Страница 9

— Вы — моё будущее!

На что Кэт только усмехнулась и сказала то, что заставило Алекса крепко задуматься:

— Ты же знаешь, здесь нет только твоего будущего. Это — наше общее будущее, ведь все мы связаны. Ты сам это говорил.

Алекс содрогнулся и обернулся. Глянув Кэт в глаза, понял, что рядом уже нет больного человека, нет боли и страданий, а есть друг и уверенность в нём. И неизбежность, — между ними никогда не будет близких отношений, потому что Кэт сильнее его и никогда не примет его верх. Кэт смотрела на него не мигая, и в глазах её не было ни тени слабости или боли. Алекс только в этот миг понял, какого монстра он создал собственными словами за короткий срок. Кэт, словно мягкая губка, впитала в себя цемент и окаменела.

В течение месяца изменилось всё в их группе. Алекс, Кэт и Олег выделились как верхушка, Макс и Леонид приняли неизбежное. А Белый только однажды, когда он был наедине с Алексом в машине, опустил на переносице тёмные очки и, глядя поверх них, заметил ему:

— Саня, на каждой горной вершине ты оказываешься над пропастью. Ты иногда обращай на Кэт внимание. Я вчера застал её со шприцем в руках в ванной. На вене следы ещё четырёх недавних уколов. Она сказала, что это только иногда, когда её мучит боль.

— Почки?

— Да, — Белый посмотрел на него, — ты уверен в ней?

Алекс не смог соврать другу на этот вопрос. Сейчас он не был уверен ни в чём. Он прекрасно понимал, с какой дрянью имеет дело.

— Спасибо, что сказал. Больше не говори никому. Я разберусь с ней. Но иногда следи за ней, ты понимаешь, о чём я говорю?

— Ты не ответил, ты уверен в ней?

— Да.

— Лады.

В тот же вечер Александр увёз Кэт к врачу, сделали УЗИ. Почки были опущены. Ей нельзя было бегать, прыгать, сутками быть на ногах. Когда ехали назад, Кэт сидела рядом с ним, откинувшись назад и глядя в пустоту.

— Тебе надо быть полегче, не бегай столько. Отдохни… и не колись. Тебе дали обезболивающее, морф это не выход. Ты понимаешь меня?

— Да.

Через несколько минут молчания Александр остановил машину и повернулся к Кэт. Она молчала и смотрела вперёд пустым, ничего не выражающим взглядом. Алекс медленно взял её за подбородок и повернул её лицо к себе.

— Если я тебя ещё раз увижу со шприцем или замечу следы от уколов, — ты пропала. Будет очень больно, так же, как и тогда, в переулке, — в его взгляде появилась угроза, Кэт хотела вырваться, но не смогла, — будет гораздо больнее, чем та боль, которую ты снимаешь. Тебя будут не просто избегать. Тебя будут презирать. Ты будешь даже не никто. Ты будешь ничто. Если мы и верблюды, то не уважаем эту гадость и тех, кто сидит на ней. Это просто способ делать бабки, не больше и не меньше. Я не хочу, чтобы мои люди говорили мне, что в моей группе есть абстиненты, чтобы мои люди знали, что в бригаде есть слабое место, не верили друг другу. Если я не в силах буду справиться с тобой, они не будут уважать меня, — Александр отпустил подбородок Кэт и, заломив ей руку, сильно сжал запястье, — я этого не позволю.

— Мне больно, придурок, отпусти, — от резкой боли она закричала.

— Тебе будет гораздо больнее. Мне плевать. Я сам тебя создал, я сам тебя и уничтожу. И Олег тебя не защитит, я поговорил с ним. Он сказал, что видел тебя с иглой, и что я могу делать всё, что сочту нужным.

— Скотина, если у тебя есть только молоток, то всё похоже на гвоздь, да? Отпусти руку!

В глазах Кэт появились одновременно слёзы от боли и страх. Сейчас она впервые испугалась сидящего рядом с ней человека.

— Мало просто молчать, — надо постараться еще и не думать! Ещё один раз, и ты пожалеешь, что не умерла, — Алекс резко разжал пальцы, и рука Кэт ослабла. На запястье остались огромные синяки. Он не хотел делать ей больно, но другого выхода не было. От этого может излечить только страх, никакие увещевания здесь не помогут.

Он завёз Кэт домой. И как только приехал Олег, в полпервого ночи, Алекс закрылся с ним на кухне. Они долго и тихо о чём–то говорили. Александр солгал ей — Олег ни о чём не догадывался, но теперь он знал всё. После долгого монолога Алекса Олег, не в силах сам найти выход и принять какое–то решение, сказал только одно:

— Сапёр ошибается только один раз — при выборе профессии… Делай, что считаешь нужным, я с тобой, а не с ней, — он вышел из кухни, захлопнув дверь. В течение долгого времени больше они не разговаривали на эту тему.

В изменившихся отношениях Олег стал правой рукой Алекса, а у Кэт иногда на лице появлялось состояние ужаса. Она отдалилась от всех, стала походить на волка — одиночку. Хотя Кэт и общалась со всеми абсолютно одинаково, она избегала Алекса и встреч с ним с глазу на глаз. Страх этот выскальзывал редко. Однажды Ольга разбудила Алекса ночью, сказав, что Кэт снится кошмар, и она не может разбудить её. Кэт металась по подушке, что–то бессвязно говорила и вскрикивала. Александру пришлось поднять её с кровати и растормошить. Кэт была вся в холодном поту. И её трясло. Ей снился сон, что Кроль жив, снилось, что их с Белым опять избивают. Всё повторялось, и выхода не было… только во сне…

Если бы Алекс мог знать, что сон был почти вещим…

Белый. 21. 07. 92 года 19.40

Белый испытывал некоторое облегчение. Он уезжал из города. Самочувствие его стало намного лучше. Он, вырвавшись из города, почувствовал себя на свободе. Ни от кого не зависит и никому ничего не должен в ближайшие 10 часов. Война позади. Нет ни кредиторов. Ни звонков.

Свобода. Впереди долгая дорога. 10 часов в собственном распоряжении. Дорога жизни. И теперь ему принимать решение, как идти по этой дороге. Смешно, но решающим фактором для него, знамением сверху становится огромная радуга, перекинутая впереди над магистралью и ярким, жёлтым полем улыбающихся подсолнухов слева, освещённым почти заходящим солнцем. Позади — огромная чёрная туча. То, что спустя несколько минут радуга исчезнет, а по крыше автобуса ударит ледяная волна ливня, не имеет никакого значения. Человек уже увидел то, что он хотел увидеть. А ливень пройдёт, и человек ещё успеет увидеть как солнце быстро уйдёт за неровную линию горизонта, скрываясь в кровавом зареве тонких облаков. Завтра будет хорошая погода. Завтра всё будет хорошо.

Чёрная, всё поглощающая ночь. Автобус убаюкивающе ровно несётся по звёздной магистрали. Одна и та же степь за окном, и скорость не чувствуется. Белый уже начал проваливаться в сон, когда неожиданный рывок автобуса влево, на встречную. Дмитрия бросает вперёд, он ударяется о впереди расположенное кресло и просыпается окончательно. Автобус заносит и он едва не опрокидывается с трассы налево в кювет, но каким–то чудом выравнивается и уже медленно продолжает своё движение. Кто–то кричит, перепуганный водитель запоздало сигналит и орёт матом. Его успокаивает разбуженный напарник. Автобус некоторое время набирает скорость, но потом сбавляет, останавливается, и водители, закуривая, выходят. Выходят и несколько пассажиров с первых мест, а потом вываливают и все остальные.

Белый в первый момент не понял, что произошло. Всё огромное лобовое стекло забрызгано кровью. Кто–то ухает. Потом выясняется, что на дорогу регулярно выходят табором цыгане и пытаются остановить автобус. Им это не удалось, и они забросали его вишнями. Дима смутно вспоминает, как когда–то давно на этом же промежутке дороги цыганки выбросили под колёса свёрток, якобы с грудным ребёнком. Водитель тогда не дрогнув проехал над этим свёртком, прокомментировав перепуганным тёткам в салоне: «У них там куклы или тряпки». Видно, опытный. Уже нарывался на эту же ораву.

На 20-тиминутной стоянке остановке в Мелитополе водители отмывают лобовое стекло. А вся толпа с разинутыми ртами рассматривает этот процесс, делать–то всё равно нечего.

Белый, остекленело глядя на целующуюся парочку, вспоминает как сам отмывал от крови руки и лицо после встречи в переулке, содрогается.

— Чего уставился?

Дмитрий смотрит на парня, не понимая, чего же от него хотят?

— Чего уставился? Тоже не против?

А, это из этой парочки… На руке парня повисает девчонка и тащит его к бабкам, у которых на маленьких столиках разложены шоколадки, семечки и жвачки. Правильно делает. Проехали.

Кэтти. 10.10.92 года 23.30

Суббота оказалась тяжёлым днём. Когда Олег и Кэтти добрались домой, была уже глубокая ночь. Если Олег ещё делал себе что–то перекусить на кухне, то Кэтти отказалась ужинать напрочь. Она мгновенно забралась в горячую ванну, а затем и в кровать. Из состояния приятной дремоты, в которую она только начала проваливаться её выхватил чей–то скулёж. Кто–то выл. Вой постепенно нарастал. Кэт окончательно проснулась и села на кровати. Олег стоял в дверях комнаты.

— Что это? — он пытался понять, откуда доносится вой.

— Плач?

Вой переместился из–за стены прямо к двери их квартиры. Кто–то начал безумно барабанить по двери, не прекращая непонятный вой. Кэтти подскочила, накинула халат. Олег открыл дверь. К ним вломилась соседка — женщина неопределённого возраста, с взлохмаченными волосами и совершенно диким взглядом.