Гонсало Гинер - Браслет пророка

Гонсало Гинер

Браслет пророка

Для тебя, Пилар. Для Гонсало и Росио. Я посвящаю эту книгу всем тем, кто участвовал в ее создании

Просто писать – это уже удовольствие. Но когда видишь свой первый роман опубликованным, удовлетворение еще большее. Поэтому я хочу поблагодарить тех людей, которые тем или иным образом помогли мне.

С особой теплотой я хочу упомянуть моего дорогого редактора Ракель Жизбер, которой я безмерно благодарен за просмотр и публикацию этого романа, а еще за ее безмерное терпение и за то, что она воодушевляла меня. Я буду вечно ей благодарен. Кроме того, я хочу поблагодарить Лолу и Ольгу, которые первыми в издательстве «Плаза и Ханес» поверили в меня.

Я с любовью вспоминаю своих родителей и благодарю их за твердую уверенность в том, что у меня все получится. Я признателен моим сестрам и всей моей семье, переживавшим за каждый мой шаг, а также моим друзьям, которых я знакомил с большей частью написанного, и они много спорили о книге и, в основном, получали от нее удовольствие.

Я не могу забыть Хуана Карлоса, который, поняв, какие возможности мне откроет издание этой книги, вложил как предприниматель в наш проект чуть больше предусмотренного.

Всем большое спасибо.

1

Монсегюр. Год 1244

Был понедельник, четырнадцатое марта. Спокойная и молчаливая темнота ночи звала прогуляться между зубчатыми стенами крепости, вклинившейся в монументальную скалу Монсегюр. Влажный бриз, долетавший сюда, витал в воздухе, как напоминание о вчерашнем ливне.

Пьер де Субиньяк стоял на главной башне и с бесконечной грустью созерцал великолепный пейзаж, на фоне которого через несколько часов должно было совершиться ужасное преступление. Он знал об этом. Он сам выбрал день. Это была его единственная возможность освободиться от длительной осады предводителя-крестоносца Хуго де Арсиса. В последние несколько недель Пьер де Субиньяк рассматривал различные возможности выхода из этой ситуации, взвешивая каждую из них, но в конце концов понял, что сможет добиться результата, лишь договорившись втайне с крестоносцами о сдаче крепости в обмен на свое спасение. Его предательство будет стоить жизни двум сотням его братьев и сестер, бок о бок с которыми он противостоял беспощадной осаде более девяти месяцев.

Катары,[1] укрывшиеся в Монсегюре, не догадываясь о его вероломстве, продолжали оказывать сопротивление в ожидании помощи, обещанной Раймундо VII, находившимся в своем графстве в Тулузе, но помощь все не приходила.

Для Пьера его принадлежность к роду де Субиньяк означала твердое и непоколебимое правило сохранять в тайне святую семейную клятву, которая передавалась от поколения к поколению в течение двух последних веков. И хотя, мучимый совестью, он не находил оправдания презренному предательству, на которое собирался пойти, он чувствовал себя обязанным любой ценой помешать тому, чтобы старинный медальон, висевший на его шее, попал в чужие руки, потому что тогда он не исполнил бы свой долг перед родом.

Свежий воздух помог ему забыть о тяжелом и жарком дне.

Находившиеся внутри крепости катары после двухсот семидесяти дней суровой осады с трудом сохраняли стойкость духа и веру в спасение. Мучительная агония крепости была тяжким испытанием для людей, которые называли себя «чистыми» и уже почти сотню лет исповедовали гностицизм. Случилось так, что эта ветвь еретиков больше всего беспокоила католическую Церковь, беспокоила до такой степени, что она спровоцировала особый крестовый поход против альбигойцев, организованный и одобренный самим Папой Иннокентием III. До того как проблема начала решаться с помощью оружия, были предприняты и потерпели крах многие попытки обратить на путь истинный эти заблудшие души. Доминиканцы – главные, кто отвечал за это, – приложили все усилия, чтобы обратить в истинную веру катаров с помощью уговоров, но эти усилия были напрасными.

За несколько лет до этого в Монсегюр через поэтов и путешественников дошли вести о совершенных крестоносцами жестоких убийствах катаров в Безье, Каркассоне и других местах на юго-востоке Лангедока. Насколько было известно, в Безье летом 1209 года под звон колокола были истреблены все двадцать тысяч жителей. Многие из них были убиты прямо в соборе, где они укрылись.

Крестоносцы, с настойчивостью и пылом выполняя свой долг, вырезали причиняющих беспокойство еретиков-гностиков, уничтожали и жгли все, что могло напоминать о ереси. Тела мужчин и женщин сжигали на кострах. Пылали дома и храмы, образовывая колоссальные столбы дыма и покрывая пеплом весь Лангедок.

Неделю назад Пьеру исполнилось сорок четыре года. Он возглавлял братство катаров в Монсегюре. Он знал об этих трагических событиях. И он также знал, что их братство было последним оплотом катаров во всем Лангедоке и единственным еще сопротивлявшимся крестоносцам, но он ревностно заботился о том, чтобы его братьям по вере не стало известно об этом, не желая усиливать и без того охвативший их страх. Лишь чуть теплившаяся надежда на помощь графа де Фуа, хозяина земель, где находилась крепость, а также графа Тулузского, обещавших не оставить их на растерзание крестоносцам, придавала им сил.

Пьер знал, что ни тот ни другой не сможет облегчить их отчаянного положения, хотя бы уже потому, что сам Раймундо VII, граф Тулузский, бывший приверженец и защитник катаров, перестал оказывать поддержку «чистым» – не из религиозных соображений, а чтобы спасти своих вассалов и свои огромные владения. Он полностью посвятил себя преследованию катаров, после того как Папа Иннокентий III предал его анафеме за то, что он заступился за еретиков. Жак де Люзак, большой друг Пьера с детства, рассказал ему, что видел, как Раймундо искупал свои грехи у ворот Нотр-Дама, приняв условия договора, который обязывал его быть преданным Церкви и королю Франции. Этот договор подразумевал передачу Церкви Верхнего Прованса и брак дочери Раймундо с сыном короля Франции, причем в качестве ее приданого отдавался Нижний Лангедок. Де Люзак рассказал также, что лично Папой было определено наказание Раймундо – он находился в заточении в башне Лувра на протяжении шести недель. Раймундо, движимый исключительно желанием сохранить свои обширные владения в Лангедоке и понимавший, насколько реальной угрозой был Симон де Монфор – предводитель крестового похода против альбигойцев, осознавал также опасность, которую представляла для него знать Бургундии и Иль-де-Франс. Знать, желавшая навязать его подданным свой язык и заставить графа учитывать интересы германцев. Не имея возможности предпринимать какие-либо шаги, он в конце концов сдал свои позиции и подчинился воле Папы.

Де Монфор, умерший в 1218 году во время одной из осад Тулузы, был палачом еретиков-катаров, а кроме этого – еще и представителем интересов влиятельных людей Севера, которые желали забрать себе плодородные земли Лангедока.

Пьер также сделал все возможное, чтобы в крепости не узнали, какой ужас в свое время вызывал у отступников виконт де Монфор. Тот же Жак слышал, что в Браме всем защитникам города выкололи глаза и что в Лаворе все дворяне, которые защищали площадь бок о бок с Арно Амори, бывшим настоятелем монастыря Побле, были жестоко казнены, а сестру Амори изнасиловали, бросили в колодец и засыпали камнями.

Пока он размышлял над всем этим, к нему приблизилась Анаде Ибарсурун.

– Пьер, дорогой, уже полночь, и ты должен отдохнуть. Так не может дальше продолжаться! Ты вот уже четыре ночи почти не спишь, и я не хочу, чтобы ты из-за всего этого заболел от истощения.

Ее нежный голос успокаивал его. Пьер смотрел в зеленые глаза женщины, рядом с которой он шестнадцать лет чувствовал себя самым счастливым человеком на свете.

– Дорогая Ана, ты совершенно права. Я не задержусь надолго. – Он поцеловал ей руку. – Иди вперед и подожди меня. Я хочу только последний раз осмотреть сторожевые посты.

Ана, подняв подол своей тяжелой юбки, повернулась и направилась к лестнице северо-восточного крыла крепости. Не сводя с нее глаз, Пьер поднял руку к лицу и вдохнул оставшийся на ней след изысканных духов.

Ана родилась в маленькой деревушке под названием Оскос, расположенной около Королевского Моста, в Наваррском королевстве. Она была старшей из трех сестер в зажиточной семье, которая владела огромными землями и большой крепостью, окруженной стеной. Там и познакомился с ней Пьер, когда выполнял необычное поручение тамплиеров, за много лет до того, как принял веру катаров.

Это поручение щедро оплачивалось, а заключалось в проектировании и строительстве церкви с восьмиугольным фундаментом, типичным для архитектурного стиля многих храмов тамплиеров.

Все думали, что форма этих многоугольных сооружений, в отличие от традиционной – в виде латинского креста, была позаимствована крестоносцами в византийских землях. Но Пьер очень хорошо знал, какой тайный смысл имело создание этих сооружений, поскольку сами крестоносцы посвятили его в эту тайну. Монахи-солдаты искали места с мощной земной силой, места, которые с незапамятных времен считались магическими анклавами. Уникальные свойства этих мест облегчали контакт с миром духов. Осознавая силу этих потоков энергии, крестоносцы устанавливали центральную ось своих храмов как раз в их центре. Таким образом, сила земли направлялась в это место, которое служило для прямого общения между небом и землей, между человеком и Богом. В своих храмах они также пытались объединить часть традиций исламского суфизма, еврейской каббалы и философских учений, постигнутых ими во время долгого пребывания в Палестине. Использование в этих трудах определенных чисел, таких как восемь и десять, в качестве символов было явным влиянием каббалы.