Марк Миллз - Офицер по вопросам информации

Миллз Марк

Офицер по вопросам информации

Кэролайн, Гасу и Рози

Вы убили прелестную девушку, и смерть ее дорого обойдется вам.

ЛОНДОН

Май 1951

Марио пребывал в хорошем настроении.

Для этого не обязательно требовались особые причины — хорошее настроение часто посещало его. Такой склад характера достался ему в наследство от отца — простого трудолюбивого человека, который внушал своим детям необходимость ежедневно возносить благодарность Всевышнему за то, что многие считали само собой разумеющимся.

Марио обвел взглядом ресторан. Прекрасное заведение, расположенное в броске камня от «Ритца», которое за последние четыре года обрело репутацию самого лучшего в городе. Неплохо для сына сапожника из маленькой деревушки в Северной Италии. Совсем неплохо.

Зал был пуст, если не считать одинокого посетителя у стойки бара, но через час тут соберется полно народу, даже в эти суровые времена. Он просмотрел книгу заказов, сопоставляя данные с расположением столиков. Как обычно, пробежал взглядом список посетителей, запоминая, кто и где предпочитает сидеть. Учитывать их желания было самым трудным в его работе.

Первым делом Марио обратил внимание на столик номер семь. Его память не сохранила лица этого посетителя — одного из компании, которая являлась сюда отмечать юбилеи или дни рождения, — однако он помнил, что тот не скупится на чаевые. На этом мужчине был хорошо сшитый пиджак, чей покрой говорил о том, что он вышел из рук одного из модных портных с Севилл-Роу. Он сообщил Марио, что его жена придет позже, и заказал сухой мартини, чтобы скоротать время.

Жена этого мужчины явно была натурой романтической, потому что еще днем сделала специальный заказ — на столе сюрпризом должна была появиться бутылка вина. Это белое вино из небольшой французской винокурни доставили на такси вместе с письменной инструкцией и щедрыми чаевыми, прикрепленными к горлышку.

Бутылка ожидала во льду за стойкой бара. Марио подмигнул Грегори, прежде чем укрыться за развесистой пальмой, чтобы наблюдать за реакцией клиента.

Мужчина улыбнулся при виде ведерка со льдом, но, когда Грегори показал ему бутылку, застыл на месте, и от лица его отхлынула кровь. Он молча посмотрел на Грегори и потрясенно оглядел ресторан. Взгляд его остановился на другом посетителе — мужчине, сидящем у бара. Прежде тот располагался спиной к седьмому столику, но тут развернулся на стуле.

Было невозможно понять, о чем говорят взгляды, которыми обменялись эти двое, но они были полны напряжения. Бедняга Грегори был сбит с толку. Он предложил разлить вино в бокалы, но на него не обратили внимания, и он благоразумно предпочел отступить, когда джентльмен у стойки бара поднялся с места, держа в руке коктейль. Мужчина был высок, лыс и двигался с ленивой грацией.

Другим свойством характера, которым Марио гордился, была его предельная осмотрительность, но этот разговор он решил подслушать и направился к столику номер десять. Тот был скрыт за высокой спинкой дивана, однако Марио прикинул, что оттуда все будет хорошо слышно.

Тем временем лысый мужчина сел.

— У тебя такой вид, словно ты увидел привидение.

Говорил он с легким, но безошибочно узнаваемым американским акцентом.

— Где моя жена? — спросил другой мужчина.

— Не беспокойся, с ней все в порядке.

— Где она?

— Дома. Она решила, что мы должны поговорить.

— Я тебе не верю.

— Это правильно. Позвони ей, если хочешь. Сигарету?

— У меня свои.

— Попробуй эти — они русские.

Марио услышал, как раскурили сигарету, и затем лысый сказал:

— Что у тебя за тайна?

— Тайна?

— Ты заметно постарел за десять лет.

— За девять.

— Мне казалось, что прошло куда больше времени.

— В самом деле?

— Я скучаю по Мальте.

— Сомневаюсь.

— Похоже, ты не очень мне рад.

— А чего ты ждал? Когда мы виделись в последний раз, ты пытался убить меня.

Марио чуть не уронил стакан с вином на десятый столик.

— Именно так тебе и рассказали?

— Им не надо было рассказывать. Я сам там был. Помнишь?

— Ты не прав. Я мог убить тебя. Вероятно, я и должен был это сделать. Но предпочел воздержаться.

Другой мужчина насмешливо фыркнул.

Затаившись в укрытии, Марио сожалел о своем решении подслушивать. Спасение пришло в виде большой компании, которая, громко разговаривая и смеясь, ввалилась в ресторан, чтобы пообедать.

— Не об этом ли тот актер всем рассказывал? — спросил лысый собеседника.

— Я, во всяком случае, так думаю.

— Не уверен, что шляпа-федора и плащ подходят такому коротышке. Он похож на ребенка, который изображает Зорро.

Эти явно за столик номер два, подумал Марио, выбираясь из своего убежища, чтобы встретить новых клиентов.

МАЛЬТА

Апрель 1942

Она хорошо знала это кладбище, — не только каждую могилу, надгробие и склеп, но и все целиком. Вне всяких сомнений, она изучила его досконально, чтобы уверенно двигаться по дорожкам даже в безлунную ночь, как эта. Прежде чем сгустились сумерки, ей помогало не сбиться с пути созвездие мерцающих свечей, но даже в самой глубокой темноте ее единственными спутниками были уверенность и цель, к которой она шла.

Теплый ночной бриз донес до нее густой аромат сосновой смолы. Однако сегодня ночью он смешался с запахами разложения. Две случайные немецкие бомбы — или, может быть, итальянские, поскольку эти макаронники вернулись, — накануне разнесли склон холма, перепахав семейные могилы и расшвыряв гробы. Повсюду валялись трупы в разных стадиях разложения. Жуткое зрелище напоминало иллюстрацию к Судному дню.

Отец Дельбоно вознес о них всех молитву на обедне, и за это внимание юное поколение прихода одобряло его, но стремление заигрывать с вечностью вызывало стойкое неприятие старшего поколения. Одни хмурили брови, другие неодобрительно цокали языком со своих мест.

И все-таки ее симпатии принадлежали отцу Дельбоно, а не старому греку и его сморщенной богобоязненной сестре, которые провели весь этот день при безжалостной жаре и нечеловеческой вони, стараясь, чтобы все трупы были найдены и перезахоронены с соответствующими почестями.

Судя по запаху, отец Дельбоно и небольшая команда его помощников не справятся со своей мрачной задачей до сумерек, и она несколько ускорила шаг при мысли о крысах, пирующих неподалеку. Она всегда ненавидела крыс, даже до войны, даже до того, как стали расходиться истории о том, чем промышляют крысы в развалинах рухнувших от бомбовых ударов зданий.

Кармела увидела впереди огонек. Дрожащее пламя, нечеткие контуры лица… человек прикурил сигарету. Затем снова наступила тьма.

Она пошла медленнее — больше из уважения, чем от страха. После того как кладбище превратилось в оживленное место, она не раз в утренние часы после работы проходила через него, полное тоскующих душ. Однажды в темноте она услышала глухие мужские рыдания и сняла обувь, чтобы несчастного не потревожили ее шаги по мощеной тропинке.

— Добрый вечер, — поравнявшись, тихо сказала она на мальтийском.

Он сидел на низкой каменной стенке справа от тропы и ответил на английском.

— Я думаю, ты согласишься, что уже утро, Кармела.

Она не знала этот голос или же не смогла узнать.

— Хорошо заработала вечером?

Мужчина не только был знаком с ней, но и знал, чем она занимается. Кармела порадовалась, что он не видит румянца, выступившего на ее лице.

— Да, неплохо.

— О, ты же знаешь, что так и должно быть.

Ее сердце забилось быстрее, и дело было не столько в словах, сколько в медленном легком акценте.

Его короткий смешок успокоил ее растущие опасения.

— Я всего лишь пошутил.

Он глубоко затянулся. В тусклом мерцании тлеющего табака она смогла разглядеть, что на нем военная форма цвета хаки: рубашка и шорты. Но это не помогло. Недавно все службы перешли на нее, и она не могла разглядеть знаки различия на плечах.

— Кто ты? — спросила она.

— О, теперь я оскорблен.

Это мог быть Гарри, или Бернард, или даже молодой Билл, которого все они называли Малышка Уилли (после чего обязательно разражались смехом). Но она не чувствовала желания смеяться, потому что это мог быть едва ли не любой из офицеров, которые по ночам проходили через «Синий попугай». И этот человек продолжал хранить молчание, наслаждаясь ее смущением, ее растерянностью, что было жестоко.

— Я, пожалуй, пойду.

Он поднялся со стенки и схватил Кармелу за руку прежде, чем она сделала два шага.

— Куда ты спешишь?