Михаил Бойков - Бродячие мертвецы

Михаил Бойков

Бродячие мертвецы

1. Телефонный разговор

— Кто это? Холмин?

— Да. Кто говорит?

— Это я. Дохватов. Слушай, Шура. Ты сейчас очень занят?

— Да, как сказать, Василь Петрович? Сдаю судебную хронику в следующий номер газеты.

— И надолго это у тебя?

— Приблизительно часа на полтора.

— Ладно. Кончай свою писанину и сыпь ко мне. Есть дело.

— Интересное?

— Вроде.

— А подробности?

— О них по телефону мы не говорим. Сам понимаешь.

— Я думал, что это для газеты.

— Пока нет.

— Жаль. У нас интересного материала на четвертую страницу не хватает.

— Так, значит, жду. Ясно-понятно?

— Хорошо. Сейчас приеду. Хроника подождет…

Такой телефонный разговор произошел однажды утром между заместителем начальника оперативного отдела Уголовного розыска Василием Петровичем Дохватовым и репортером областной газеты Александром Холминым.

Они были почти приятелями, несмотря на различие во внешности, возрасте, привычках, служебном и семейном положении. Дохватов обладал очень удачной для его профессии наружностью, устрашающей самых закоренелых уголовников: смуглый и курчавый, как цыган, с угловатыми и хищными чертами лица, выражение которого состояло из смеси дерзости и подозрительности к окружающим. Взгляд его черных диковатых глаз был тяжелый, пронзительный и, в одно и то же время, вопрошающий, оценивающий и осуждающий. Смотрел он всегда искоса и так, как будто в кого-то штопор ввинчивал. Кожаная куртка на его широких плечах, еле выдерживая их давление, постоянно жалобно поскрипывала, а из ее рукавов высовывались красные волосатые лапы, больше всего подходящие для кулачного боя.

Наружности Холмина девушки давали такую оценку:

— Парень он ничего себе: и лицом чистый, и фигурой стройный и чуб, как полагается. Только вот нос картошечкой.

И воротили от него свои носики, чем влюбчивый по натуре репортер чрезвычайно огорчался. Успех у девушек ему приходилось иметь лишь случайно, редко и при исключительных обстоятельствах.

Двадцатилетний Холмин был одинок и холост; родители его умерли в голодном 1922 году. Дохватова, вдвое старшего, чем он, обременяла большая семья, что, впрочем, не отражалось на их приятельских отношениях. Первый из них был тем, кого великие и малые советские власти называют «беспартийным спецем», человеком в данный момент на службе незаменимым, но которого все же стараются заменить и, в конце концов, заменяют коммунистом или комсомольцем. Второй — состоял кандидатом в члены ВКП(б); без этого занимать руководящий пост в Уголовном розыске просто немыслимо.

Обоих объединяла страсть к раскрытию преступлений и одинаковое отношение к советской власти. И тому, и другому одинаково надоели и она, и ее «социальные заказы». Разъединяла репортера с сотрудником Уголовного розыска сыскная методика. Первый изучал криминологию и придерживался старых, «классических» методов расследования, второй считал, что подобные методы слишком мягки и мало применимы в советских условиях.

— Собственной криминологии, — говорил Дохватов Холмину, — мы пока что не имеем — никто ее не разработал. Да и как разработать, когда у нас преступник особый? На дореволюционного или капиталистического он похож мало. То у него уголовщина с политикой смешивается, то его гепеушники уже в тюремной камере искусственным бандитом сделали, то он вообще на них работает. А что касается Ламброзо с его криминальными альбомами, так у нас они давно устарели. В ГПУ за неделю из честнейшего профессора такого урку[1] сделают, таких «преступных шишек», на голове ему наставят, какие Ламброзо и не снились. Нет, у нас преступника нужно брать на испуг, на горло, на пушку, а если требуется, то применить к нему и гепеушные методы физического воздействия. Тогда дело будет.

— А какими методами было расследовано дело о «сухариках»? Или о пропавшей пуле? Вашими или Моими? — спросил Холмин.

— Так это же, Шура, исключения из общего правила, — недовольно пробурчал Дохватов. — Это специально для тебя. Потому-то я тебя на такие дела и приглашаю. Ясно-понятно?…

В подобных «исключениях из правила», в загадочных и запутанных уголовных делах Холмин и Дохватов дополняли друг друга; криминальные теории дополнялись практической деятельностью Уголовного розыска и наоборот.

Холмин познакомился с Дохватовым не случайно, а по приказанию редактора газеты. Это произошло после назначения Холмина судебным репортером в информационный отдел редакции. Редактор сказал ему:

— Мы хотя и не буржуазная печать, но все-таки с другими газетами конкурируем, а поэтому ежедневно нуждаемся в сенсационном гвоздевом материале. Немедленно отправляйтесь в Уголовный розыск. Заведите там прочные связи. И в судах, конечно, тоже. Приличный судебный репортер должен быть в курсе всей местной уголовщины…

Кое-как, преодолевая немалые трудности, Холмин «связи завел» и, с течением времени, они окрепли.

2. Странные случаи безумия

Дохватов встретил Холмина вопросом:

— Слушай, Шура, ты село Дубовское знаешь?

— Приблизительно, — ответил репортер.

— И твое мнение?

— О чем?

— Об этом селе.

— Да как сказать, Василь Петрович? Расположено оно на самой границе предгорий Эльбруса. Жителей — тысячи полторы. В большинстве староверы-беспоповцы. Раньше были зажиточными, но при советской власти захудали. Настроение антисоветское. В колхоз идти отказываются.

— Отказывались, — поправил его Дохватов.

— А теперь? — спросил Холмин.

— Валом валят в колхоз. И на общем собрании постановили и заявления индивидуальные пишут. Просто удивительно.

— Что же их так в колхоз потянуло?

Агент Уголовного розыска пожал плечами.

— По-видимому, колхозная агитация улучшилась.

— С помощью наганов ГПУ?

— Нет, брат. В Дубовском наганы применять нельзя.

— Отчего же? В других селах ведь применяют.

— Там положение другое. А тут — староверы. Люди крепко организованные, сплоченные. Тронь их, так они, по приказу своего главного старца-начетчика, в одну ночь, ясно-понятно, снимутся и в горы к абрекам[2] махнут… Хотя, что же это, Шура, мы с тобой про коллективизацию разговорились? Пускай ею занимаются те, кому это нужно, а я тебя вызвал совсем по другому делу.

— По какому? — спросил репортер, загораясь профессиональным любопытством.

— Дело касается вышеупомянутого села. Месяц тому назад там умерли две женщины, а один мужчина сошел с ума. Произошло это в одну и ту же ночь.

— А вы, Василь Петрович, ничего мне об этом и не сказали, — с упреком заметил Холмин.

— Так, Шура! — воскликнул Дохватов, поднимая обе ладони вверх. — Мало ли в наше время людей помирает и сходит с ума? Эпоха такая. Я сам сперва не придал значения этим случаям. Но вчера, в областную психбольницу, из села Дубовского доставили еще двух сумасшедших. Молодые ребята, приблизительно твоего возраста. Заинтересовавшись, я поехал на них взглянуть, и вот что меня поразило: оба бормочут о каких-то мертвецах и у обоих на физиономиях застывшее выражение ужаса. Почти такое же, как у их односельчанина, сошедшего с ума раньше… Что скажешь, Шура?

— Пока ничего. Жду, что вы скажете мне дальше, — ответил Холмин.

В разговоре с агентом он обращался к нему на вы из уважения к возрасту. Агент называл его на ты из снисхождения к юности. Иногда, правда, и Холмин переходил на ты, но это бывало при обстоятельствах исключительных.

— Что же я еще могу добавить? у меня ничего особенного, как будто, больше нет, — произнес Дохватов, в раздумья.

— Отчего умерли те две женщины из Дубовского?

— Определение медицинской экспертизы длинное. Но, выражаясь по-нашему, от разрыва сердца.

— Их уже похоронили?

— Ну, конечно.

— Жаль. Хотелось бы на них взглянуть.

— Но нельзя их, ясно-понятно, держать в мертвецкой целый месяц.

— Интересно, какое выражение было на лицах этих умерших?

— Выражение?… Да тоже такое, будто они перед смертью чего-то испугались.

— А что говорят врачи о сумасшедших?

Дохватов возмущенно передернул плечами так, что его кожаная куртка жалобно затрещала.

— С этими докторами прямо беда. Не умеют работать на быстроту. Заявляют, что для них все три случая сумасшествия весьма странные и клинические и что для их исследования потребуется много времени. А как я могу ждать?

— Своих агентов в Дубовское уже послали?

— Нет. Сам думаю поехать. На прошлой неделе двое наших агентов там были. По другому, правда, делу. Но в их донесениях ничего особенного не имеется. А меня Дубовское, ясно-понятно, заинтересовало. Ты, как со мной туда? Сможешь?