На закат от Мангазеи - Сергей Че Страница 10

- Ушел воевода. Как проспался, так к нему налетели его казаки, он на них наорал и ушел. И на меня наорал. Сказал, что ты, дьяк, меня в острог запрешь.

- Если будет за что, запру. Где его искать?

Угрюм пожал плечами.

- Не знаю. Он мне не докладывает. Но возможно, он ушел разыскивать своего Одноглазого. Он же не помнит ничего спьяну. Мне пришлось рассказать. Как узнал про вчерашнее, так пообещал Одноглазому голову отгрызть. Сходи на гостиный двор, там у него изба стоит, казаки вечно пасутся. Может кто чего расскажет.

Макарин тяжело опустился на скамью. С утра его заселили в отведенную Троекуровым избу, которая оказалась добротным шестистенком, сложенным из толстенных бревен. Внутри была новая обстановка и вкусно пахло свежей древесиной, как в любом новом доме. После недолгой бани и обильной еды двое служек принесли с корабля сундук с его вещами. Теперь у Макарина под кафтаном была защитная стеганка, а на поясе висели короткий самопал и длинный нож в хорасанских ножнах. В последний раз при таком параде он ходил в Москве в пору драк с поляками.

- Скажи мне, Угрюм, только честно. Что ты знаешь о чужаках на Мангазее?

Угрюм пожевал губами.

- Смотря каких чужаках. Самоядь сюда редко заходит, обычно в пустоши остается. А если и заходит, то ясак сдаст и сразу обратно. Добиралась парочка вогулов, но они еще прошлым летом куда-то делись. Ничего предосудительного не знаю, хотя говорят, что местные дикари не прочь нам огненного петуха пустить. Ты об этом?

- Нет. Я о чужаках с далекого заката. Немцах. Фрязях. Англах. Слышал чего? Добирались они сюда? Может с караваном каким? Или еще как?

- Им сюда путь закрыт, дьяк, ты об этом не хуже меня знаешь. Если кто и забредет, то в остроге жизнь закончит. Зачем им это?

- А если тайно? Выдал себя за нашего и пробрался? Может слухи о ком были или подозрения какие?

Угрюм прищурился.

- Я тебя, дьяк, меньше дня знаю, а уже чую, когда ты чего не договариваешь. О ком ты спрашиваешь?

- С варзовым караваном ушел некий Хоэр. Может купец, может охотник. Длинный, мосластый, глаза белесые. Знал его?

Угрюм расхохотался.

- Конечно знал. О его подвигах вся питейная изба неделями говорила. То пятерым бошки расквасит, то десятерых уложит. Сильный бугай. А с чего ты взял, что он из немцев? Он рязанский, как я. Мне ли этот говор не узнать. Да и не купец он никакой с такими то ручищами. Весь в шрамах, с боевым топором не расставался, а он у него был тяжеленный. Если он купец, то я боярыня. Рассказывал, будто воевал с десяти лет. Такому немцу в наших краях делать нечего. Ему сейчас у Москвы самое место. Вот он туда, вроде бы и направился.

- Прозвище у него странное. Чужое. Как его на деле звали?

Угрюм нахмурился.

- А вот этого я, дьяк, не знаю. Все Хоэр, да Хоэр. Это у него, говорят, так в горле бурчало, когда он бабам юбки задирал. А так как задирал он их часто, то и прозвище прицепилось. Ты о нем не меня спрашивай. Здесь есть люди лучше его знающие. Вон, со двора пьянчуги стоят, среди них наверняка найдется парочка тех, кто с Хоэром частенько цапался. Или хотя бы Плехана спроси, поморца. Единственный, кстати, кто бился с ним на равных. Однажды оба чуть богу душу не отдали после такого. Сильно, помню, друг друга не любили, уж не знаю за что. Вот ему наверняка есть что рассказать. Он обычно все по лесам сидит, да к себе в Поморию ходит. Но сейчас вроде тут, в городе. Поспрошай на пристани, где его найти, вдруг поможет.

Но на пристани о поморце Плехане никто не знал.

Макарин до полудня бродил вдоль берега, заглядывая в склады, мастерские, расспрашивая приказчиков и купцов, спускался к причалам, где грудились плоские лодчонки рыбаков и промышленников, пытался разобрать десятки говоров с разных концов страны, то новгородские, то вятские, то южные пограничные. Остановил пару ранних гулящих девок, но те только хихикали, прикрывая рты платками. У корчмы с гордым названием «Речной змей» Макарин натолкнулся на бой кокаревских казаков с Троекуровскими стрельцами. Двое катались в грязи, мутузя друг друга пудовыми кулаками так, что кровавые сопли летели в разные стороны. Еще трое отмахивались саблями от четырех палашей, а один уже лежал в сторонке, пытаясь зажать рану в ноге. Макарин разнял дебоширов, строго пообещав в следующий раз посадить на хлеб и воду. Но ни те, ни другие ничего не знали о Плехане. Зато казаки сообщили, что их воевода меньше часу назад двинулся на восточный край города, где вроде бы видели Одноглазого.

Вскоре Макарин вышел на стрелку, там, где мелкая речушка, которую местные называли Мангазейкой, вливалась в широкую большую реку. Шумная работящая и праздная толпа осталась позади. Здесь было тихо, только скрипела оснастка пришвартованных кочей.

Борта большинства из них, почерневшие от времени и ледяной воды, были сильно ниже и выпуклее, чем корпус корабля, с которого сошел прошлым вечером Макарин. Их размеры были раза в два меньше, не было кормовой надстройки, была только одна мачта, и Макарин понял, что перед ним как раз тот вариант коча, который называли «малым». Некоторое время он рассматривал особенности этих судов, на подобных которым ушел год назад и не вернулся караван Степана Варзы. Отмечал круглый, почти яйцеобразный корпус, толстый накат многослойной обшивки, мощные для таких мелких кораблей системы крепления мачт и спущенных сейчас парусов. Он не заметил, как сзади к нему подошел какой-то старик и тихо сказал:

- Некрасивые корабли, правда?

- Почему? – не согласился Макарин. – Все что хорошо исполняет свое предначертание, всегда по-своему красиво.

- Это так, - одобрительно сказал старик. – Нет ничего лучше такого судна в холодных водах. Его не зажмет во льдах, потому что льдины его просто вытолкнут наружу. Его не опрокинет ветер, потому что с такими