Дела минувшие - Николай Свечин Страница 10

– Дело мастера боится! – самодовольно объявил Лыков зевакам. Те одобрили:

– Молодец, пра! Наддай им еще, особливо вон тому, рыжему!

– Да некогда мне дураков учить, я по делу. Цаплю не видели?

– А… – начал было один, но тут из грязной половины в чистую влетел фартовый:

– Вода! Псы нагрянули!

В зале поднялась суматоха, кто-то попытался выскочить через другую дверь, но уперся в городовых. Через пять минут все сидели по местам, песен не пели, а шарили по карманам в поисках документов. Общим счетом было обыскано двенадцать человек. Виды оказались только у троих, да и тех полиция задержала. Уж больно аляповато были сработаны эти виды… Да и ножи в сапогах нашлись, а у одного даже кистень.

Когда посетителей трактира стали выводить на улицу, один из них вдруг ринулся на прорыв. Он снес с ног титулярного советника, так что тот полетел с крыльца вниз головой. И вьюном проскочив сквозь строй городовых, припустил в Рыбный переулок. Еще двое босяков воспользовались суматохой и кинулись за ним. Полиция замешкалась, и не случайно – побег под видом фартового учинил Форосков. Теперь осталось лишь узнать, где прибьются ребята в поисках укрытия. В темноте угадывалось, что правят ход они в сторону казарм. А потом куда? Ниже по реке имелось несколько знатных шалманов. У Боровской переправы много лет стоял трактир Олешникова, притон для воров. Рядом помещалась гостиница Нарышкина, где часто укрывались лихие люди. Еще два трактира прославили Фабричную слободу: Распопова и Романычева. Местность за ними полиция знала хуже. Кушелевская слобода еще хлеще Фабричной, там надзора почитай что нет. Солдатские улицы вокруг Этапного двора, караулки[24] за Казанской заставой, потаенные норы Печерских выселков скрывали много тайн уголовных. Особенно досаждали полиции зловещие окраины в ярмарочное время. Летом они были набиты искателями наживы – от карманников до головорезов-мокрушников. Ежели задумка Благово даст наводку на одну-две «малины», уже, считай, польза. Статский советник выберет из арестованных самого податливого, завербует его и получит осведомление в преступных слободах.

Полиция разбиралась с задержанными до самого утра. Всего в замок доставили сто двадцать человек. Большую часть, разумеется, составляли бесписьменные – нарушители паспортного режима. Виды крестьянам волостное правление дает на полгода, после чего надо возвращаться в село и продлевать бумагу. А это дорого и хлопотно. Мужик начинает прятаться от проверок. Хороший домовладелец без документа не поселит, сжалится только плохой. Пообещает спрятать, но услугу надо отработать… Так безвредный селянин попадает в зависимость от темных людей. Дальше, если он слаб и не дурак выпить, ему дорога одна – сначала в арестный дом, а затем и в тюрьму.

Шесть или семь мазуриков привлекли внимание сыскной. Эти были не из комплекта, который фартовые именовали «дядя Сарай»[25]. Все они отсидели в цинтовке и промышляли преступлениями. Мелкими, вроде воровства, но именно «красные»[26] составляли основную массу уголовных. Их Благово с Лыковым и стали расспрашивать насчет Цапли и Кольки Бешеного.

Сначала дело не задалось. Предъявить задержанным было нечего, месяцем тюрьмы за ношение ножа таких людей не напугаешь. Повезло Алексею. При обыске у галмана по кличке Вырвиглаз в сапоге отыскались серии Первого внутреннего выигрышного займа от марта 1880 года. Серии были фальшивые. Сыщиков ждал большой успех. Они давно знали, что в Нижний привезли серьезную партию липовых облигаций. Две из них уже всплыли при расчетах. Попались мелкие фигуры, которые не могли привести к заправилам. А вот в сапоге у фартового средней руки оказались купоны на пятьсот рублей! За такое парню светили арестантские роты, и то если сыщики окажут снисхождение…

Находка Лыкова сразу выводила дело на новый уровень. Она была даже важнее поиска убийц рядового Сомова. Одним махом облава оправдала себя, причем неожиданным образом. Теперь требовалось ковать железо, пока горячо. Вырвиглаз – по паспорту Гордей Рещиков – сдулся быстро и выдал поставщиков фальшивых серий. Мошенники, три еврея из Могилева, поселились очень хитро. Не в номерах, не на съемной квартире, а в иудейской молельне на Алексеевской улице. «Блиноделы»[27] подрядили для распространения самого Ивана Чуфранова, главного на Нижнем Базаре скупщика краденого. И тот мобилизовал два десятка мазуриков, которые должны были незаметно пустить купоны в оборот. Благово лично поехал на Алексеевскую арестовывать негодяев, ведь за такое Министерство финансов выдаст потом денежную награду. А Лыков остался добивать Рещикова.

– Ну, теперь расскажи мне про Цаплю и Кольку Бешеного, – потребовал он. – Терять тебе уже нечего, валяй.

– Это которые денщика сложили?[28] – тут же сообщил важное галман.

– Они самые. Во-первых, за что сложили? А во-вторых, где их искать?

Вырвиглаз оказался сведущим человеком. Похоже, он занимал в иерархии мелкого жулья не последнее место. Хороший кандидат для вербовки!

– Денщик тот был дрянцо с пыльцой…

– За это не убивают.

– За это нет, – согласился галман. – А приткнули Елпишку за другое. Точно не скажу, сам не знаю, однако был к нему счет за его бывшего начальника. Елпишка прежде денщиком служил у какого-то офицера. И тот себя стрельнул. Слыхали небось, ваше благородие?

– Подпоручик Шенрок? – уточнил сыщик.

– Черт его ведает, может, и Шенрок. Вскоре после Рождества дело было.

– И что за счет по поводу офицера предъявили Сомову? – насторожился Алексей. – Самоубийство, денщик-то тут при чем?

Рещиков хитро посмотрел и ответил вопросом на вопрос:

– А мне снисхождение сделают? Видать, вы мимо правды прошли, а я вам важные сведения на блюдечке принесу.

– Снисхождение непременно, и не только оно, – в тон вору ответил сыщик. – Можешь вообще мимо цинтовки проскочить. Ежели договоримся и станешь нашим осведомителем.

– Капорников[29] фартовые режут, – зябко повел плечами Вырвиглаз.

– Глупых режут, а ты будь умнее. Я же вижу – ты птица высокого полета, – польстил вероятному агенту титулярный советник. – И серий на полтыщи тебе доверили, и про убийство Сомова знаешь. Соглашайся – и окажешься в выгоде. Дружить с полицией полезно.

– Дозвольте подумать, ваше благородие.

– Умение думать – хорошее качество. С умными и дело иметь приятно. Но что насчет денщика?

Вырвиглаз чесал-чесал в затылке, потом сказал:

– Сдается мне, не сам себя подпоручик стрельнул.

– Даже так?

– Ну, иначе за что Елпишку убивать? А? Ведь как сделано! Выманили из казармы, споили, затащили к Вшивому кусту… А до того неделю водили по кабакам, совращали, в друзья навяливались… Одних денег на водку извели страсть.

Лыков продолжил рассуждения арестованного:

– Ты полагаешь, что денщик участвовал если не в самом убийстве подпоручика Шенрока, то в заметании следов?

– Полагаю, заметал. Убивать самому – жила у дурака тонка была. Я ведь Елпидифора Сомова хорошо знал. Ничтожный человек.

– Ладно, не сам. Помог подделать обстоятельства, и так ловко, что все сочли это самоубийством. Но зачем его убивать спустя три месяца?

– Не знаю. Может, он деньги начал вымогать. А может, там решили оборвать ниточку. На всякий случай.

– Там – это где? – Лыков надеялся узнать ответ на главный вопрос. Однако Рещиков разочаровал сыщика:

– Того не знаю. Кто-то умный банковал. Ни Цапле, ни Кольке Бешеному такое не по мозге.

– Банковал… Там что, карты замешаны? Шенрок оставил записку, что платит долг чести.

Но капорник открестился. Знать не знаю, дело не мое. Поймайте тех хорьков, у них и спрашивайте.

– Хорошо, – не стал давить титулярный. – Где их искать? Подскажи.

– Они спелись как два товарища, ходят завсегда вместе. Колька – главный, Федька принимает его старшинство. Откуда-то есть у них и деньги. Прячутся как умеют, часто меняют квартиры. Где сейчас – не ведаю…

На этих словах дверь в кабинет начальника отделения открылась, и в проеме показался Форосков. Он не успел переодеться в обычное платье и выглядел истым оборванцем. Надзиратель делал начальнику знаки, вызывая в коридор.

Лыков вышел:

– Ну?

– Поехали Цаплю вязать.