Антон Чиж - Холодные сердца Страница 11

Гривцов, чтобы уйти от преследователей, бросился в Нижний парк. На Канонерской улице у него не было бы шансов. Скорее всего, его бы не стали догонять, а без лишних слов подстрелили. Гривцов догадался, что некоторые странности пристава – неспроста. Такой палить начнет, не задумываясь. Мертвый убийца куда удобнее живого, который еще может испортить все дело.

Выручали кусты. Не хуже зайца Гривцов петлял и старался как можно дальше нырнуть в зелень. Плохо зная чужой город, он двигался почти наугад, помня, что в определенный момент надо резко повернуть. Главное – не пропустить этот момент. Бежать босиком, да в кальсонах, было больно ступням и стыдно душе. Но если на карту поставлена жизнь, довольно молодая, которой недавно стукнул двадцатый годик, и в награду за успехи был пожалован очередной чин, жалко со всем этим расставаться за просто так. Пришлось Гривцову бежать, и стыдиться тут нечего.

Он слышал погоню – городовые хоть и потеряли его из виду, но не отставали. Повизгивания пристава невозможно было спутать даже с паровозным гудком. Они подгоняли не хуже кнута.

Проскочив зеленый массив, Гривцов сиганул через проулок, повернул под прямым углом и припустил через Средний парк. Он старался не думать, что произойдет, если маневр его разгадают и там, куда он стремится, будет засада.

Гривцов одолел парк, распугав гуляющих дам непотребным видом, и пересек рельсы железной дороги. Впереди виднелись безымянные насаждения, куда более жидкие, чем парки. Другого выхода не было. Перебежав через Пешеходный мост, поставленный в узком месте речки Заводская Сестра, он еще раз свернул. Если бы пристав способен был думать на бегу, он наверняка бы понял, куда стремится беглец. Гривцову оставалось совсем немного. Но самое трудное.

Обогнув православное кладбище и церковь Св. Николая, что было хорошим знаком, он проскочил мимо богадельни и оказался в сердце города. Теперь только скорость могла выручить. Юноша в нижнем белье, бегущий босиком по мостовой, привлек всеобщее внимание. В головах горожан немедленно родилась удивительная история, как муж вернулся и застал жену, ну, и так далее… Раздались даже приветливые выкрики. Его подбадривали «молодец!» и «давай-давай!». Когда же внизу улицы появился отряд изнуренных городовых во главе с приставом, у которого от непривычки к бегу глаза выкатились из орбит, восторгу публики не было предела. Население еще не привыкло к спортивным состязаниям, воспринимая спринтерский бег как отличное развлечение.

Силы у Гривцова заканчивались. Но у полицейских они закончились давно. Городовые еле-еле волочили сапоги, пристав держался только на характере, орать не мог, а дышал распахнутым ртом. На последний поворот и Крещенскую улицу Гривцов выскочил уже, плохо разбирая дорогу. Глаза туманила усталость. Но главное увидел: вывеска «Телеграф».

Начальник почтово-телеграфной конторы, господин Иванов, только заступив на службу, изучал вчерашнюю газету. Дверь распахнулась, и в приемное отделение ввалился молодой человек в кальсонах и разодранной рубахе. Он дышал так, словно за ним гнались, а вид имел слегка ненормальный, если не сказать очумелый.

– Что вам угодно? – только и смог, что спросить господин Иванов.

Страшно захрипев, словно в легких сидел кинжал, юноша выкрикнул:

– Срочная депеша! Сыскную полицию!

– Что-с? – пробормотал начальник телеграфа.

– Враги в городе! Я – секретный агент полиции! Быстро!

Лик посетителя был столь безумен, а слова настолько выходили за понимание господина Иванова, что он бросил газетку и покорно взялся за телеграфный аппарат.

– Извольте диктовать…

Юноша наговорил краткую телеграмму. Как только он произнес: «Подпись: Гривцов», дверь снова распахнулась, впустив чуть не весь полицейский участок в полном составе. Как показалось Иванову, городовые сыпались, как опята из лукошка.

Пристав говорить уже не мог. Дрожащей, но твердой рукой он навел револьвер. Войско его, сбившись в кучу, торопливо доставало оружие, щелкали ударники, приводя наганы в боевую готовность. На Гривцова нацелилось шесть дул. Шесть курков были на взводе, стоит только дернуться.

– Не стреляйте! Все, все, сдаюсь! – сказал он, поднял руки и повторил для верности: – Господа, я сдаюсь! Целиком и полностью…

Его примеру на всякий случай последовал и начальник телеграфа, задрав руки так, что ворот черного мундира укрыл уши. Мало ли что, если враги в городе.

Недельскому страстно захотелось разрядить в беглого негодяя, так подло обманувшего его доверие, барабан. Курок призывно ласкал палец. Так и подмывало нажать, но храбрости не хватило.

3

Персидский принц

Паровичок дал свисток и тронул состав от платформы дачного Стародеревенского вокзала ровно без четверти десять. В последний миг на подножку прыгнул опоздавший. Был он налегке, без корзин и свертков. Перемахнув через ступеньки, вошел в тамбур и огляделся. В вагоне второго класса было свободно. Меж деревянных спинок виднелись редкие головы, дамские шляпки и ситцевые платочки. Он наметил свободное место рядом с входом, как вдруг что-то привлекло его внимание. Он двинулся по проходу.

Паровозик набирал ход, вздрагивая на стыках и покачиваясь. Пассажиры покачивались, только господин этот не замечал качки. Шел пружинисто и легко, – так хищник, голодный и полный сил, крадется к беспечной добыче. Остановился он на середине вагона. Пустые лавки слева от прохода были в его распоряжении. Однако он выбрал место с другой стороны. Приподняв шляпу и спросив разрешения, сел напротив барышни с большой корзиной.

Одета барышня была скромно. Молодой человек, а пассажиру было на вид никак не больше двадцати пяти, понравился ей с первого взгляда. Крепок телом, но не толст, как разъевшийся лежебока. Была в его фигуре притягательная сила, на какую женское сердечко отзывается взволнованным трепетом. Лицо его не отличалось красотой, скорее была в нем чуть грубоватая прямота. Густые светлые волосы с непокорным вихром, взгляд озорной и открытый. Еще не могла она не отметить чудесные густые усы.

В общем, барышня смутилась, будто сделали ей предложение глубоко неприличное, но поддаться ему так хочется… Щечки ее зарумянились.

Между тем молодой человек поглядывал не на барышню, а на затылок, торчавший за перегородкой, делая вид, что не заметил, какое произвел впечатление. Барышня же старательно смотрела в окошко, за которым пробегали редкие деревья.

– Пожалели бы себя. Нельзя столько работать. Они все равно будут недовольны.

Это прозвучало столь неожиданно, что барышне потребовались все силы не выдать смущение.

– Что, простите?

– Сколько не перешивай платья, им все мало будет, – ответил он.

– Мы знакомы? И вообще… Почему вы… Да что же это…

– Нет, к несчастью, мы не знакомы. О чем я искренно сожалею. Но если вы не сочтете вульгарным знакомство в поезде, буду счастлив. Вас зовут… Дарья.

Дарья – а барышню действительно звали так – растерялась. Но это было так необычно, так не похоже на примитивное заигрывание, что она не смогла рассердиться.

– Откуда знаете мое имя?

– Это очевидно. Из рукава торчит платочек, на нем вышита буковка «Д», искусно, надо сказать, вышита. И имя подходит к такой очаровательной барышне.

Дарья хотела бы казаться неприступной, но сил не нашлось. Молодой человек был так мил и честен, да и объяснение так просто…

– Ну, а то, что вы модистка, – продолжил он, – смею думать, очень хорошая, мне рассказали… ну, хотя бы кончики ваших пальцев, еще характерная для наперстка вмятинка. Могу продолжить, но это вам уже наскучило.

Барышня спрятала руки. Какой стыд. И как это не вовремя. Ведь давала себе слово следить за руками. И вот так провалилась…

Вагончик сильно дернуло. Господина, что сидел спиной к Дарье, даже отбросило. Он так и свалился на соседа. Тут же отпрянул, извинился и даже встал, чтобы больше не беспокоить солидного господина. Выбирая, куда бы сесть, он заторопился к проходу в другие вагоны.

– Прошу простить, – сказал приятный юноша и вскочил с лавки. Дарья не успела моргнуть, как он исчез в проходе. Она обернулась и увидела, как ее внезапный знакомый настиг какого-то мужчину в штопаном сюртучке. И все поняла: нашел старого знакомого, весь интерес пропал. Что ж, поделом ей, будет следить за пальцами. И ведь даже не узнала, как его зовут.

А молодой человек легонько подтолкнул своего знакомого в тамбур. Да так, что того занесло об стенку. Он стукнулся лбом, но резко обернулся.

– Да как посмел… – в руке, опущенной книзу, пряталась финка.

– Здорово, Чиж, – сказал молодой человек. – Гляжу, на гастроли явился? Сезон открыл?

– Кому Чиж, а кому кишки вон… Кто таков?

– Разве не знаешь? Так ведь никогда не поздно познакомиться…

– С клифтом[3] знаться – не в чести быть… Иди своей дорогой, пока цел, убогий.