Александр Арсаньев - Казна Наполеона Страница 11

— Мадемуазель Камилла! — я окликнул француженку, но она не отозвалась. Тогда мне пришлось схватить беглянку за край канзы, концы этой кисейной накидки были завязаны у нее крест-накрест на талии, которую можно было без преувеличения назвать осиной.

— Ах, это снова вы? — Камилла обернулась. — Что вам угодно на этот раз? — спросила она с негодованием, устремившись к калитке.

— Уберечь вас от тюрьмы, мадемуазель!

— Да что вы говорите?! — Камилла негодовала. — Мне кажется, я сплю и вижу дурной сон. Оставьте меня, наконец, в покое!

Легкий ветерок растрепал ее каштановые волосы, и она то и дело поправляла их рукой.

Мне пришло в голову немного изменить свою тактику:

— Я вам заплачу, — пообещал я Камилле. — Если вы ни при чем, и вам нечего скрывать, то мое предложение должно показаться заманчивым. Или, — я перешел к угрозам, — по вам, Камилла, уже плачет сибирская каторга! Вы не были в Сибири? — невинно осведомился я. — Не слыхали, как гремят железные кандалы? Таежный климат отличается от парижского! — откуда я мог знать, что каким-то непостижимым образом предвижу свою судьбу?

— Прекратите меня пугать, monstre! — воскликнула Камилла. Кстати, чудовищем меня назвали впервые, и мне это почему то не понравилось. В дальнейшем я привык и к более неласковым именам.

— Это для вашего же блага, сударыня, — я улыбнулся самой очаровательной улыбкой, на которую только был способен, и отпустил ее локоть.

— Ну, ладно, — Камилла сдалась, видимо взвесив все «за» и «против» делового сотрудничества со мной. Перспектива легкого заработка показалась ей более заманчивой, чем тюрьма. Облокотившись о чугунное кружево ограды, она спросила:

— Так что же, сударь, вы конкретно желаете узнать?

Я ответил:

— Сущую малость.

— Не сомневаюсь, — Камилла усмехнулась.

— Был ли у вашей барышни любовник?

— Был, — призналась Камилла.

— Он действовал через вас?

— С чего вы взяли? — возмутилась камеристка с видом оскорбленной невинности.

— Он вам платил? — Я встряхнул ее за плечи. — Говорите же!

— Мне некогда с вами разговаривать! — воскликнула Камилла. — Вы что, не видите? Мне же отказали от места. У меня назначена встреча с госпожой Сычевой, если я опаздаю, то останусь без работы! Лучше давайте условимся о встрече, и я все расскажу в спокойной обстановке.

— Вы не исчезнете?

— Конечно, нет. Ведь, вы, я полагаю, все равно меня отыщете.

— Справедливо полагаете! Я заплачу сто рублей, если вы обстоятельно ответите на все мои вопросы.

— Обязательно отвечу, — сказала горничная. — Только попозже. Часов в семь-восемь вечера вас устроит?

Мне пришлось дать согласие, но впоследствии я себя за это винил. Я поверил Камилле на слово, полагая, что обещанное вознаграждение заставит ее сдержать данное мне слово, но не учел, что и убийца может предпринять ответный шаг. И в этом была моя ошибка, о которой я потом горько сожалел.

— Хотя бы скажите, куда вы ездили с Татьяной в июле? — спросил я напоследок.

Уходя, Камилла ответила:

— В сторону Орши, недалеко от Борисова. Есть там такая деревушка Студенка. Мы там с барышней неделю прожили.

— А…

— А все остальное вечером, — пообещала Камилла. Я объяснил ей, как легче добраться до моего особняка.

Я ума приложить не мог, что же забыла графиня Татьяна Картышева в этой самой Студенке. Вот и пойми, что у этих барышень в голове.

Меня просто бесило, что я так и не выяснил имени княжеского соперника. Оставалось только вечера ждать, да уповать на удачу.

Я вернулся домой усталый, голодный и раздраженный, но спустя полчаса пришел в свою обычную норму и расположился в гостиной за шахматной доской. К этой игре я пристрастился еще на Востоке, она помогала мне успокаиваться и размышлять. Такой вот я себе выбрал своеобразный метод медитации.

Шахматами мы баловались с Кинрю, Мира нашу забаву не признавала. Слоны и ферзи наводили на индианку тоску, она предпочитала фигурам, вырезанным из желтоватой слоновой кости, свои древние тяжелые книги и шкатулки с драгоценностями, которые я ей дарил.

Вид у Юкио в европейском костюме был весьма оригинальный. Он возлежал на диване в длинных панталонах со штрипками, которые держались на подтяжках и еще только входили в моду. Щеки ему подпирал стоячий крахмальный воротничок белой рубашки, поверх которой красовался пестрый жилет.

— Как продвигается расследование? — поинтересовался он, передвигая слона.

— Медленно, — ответил я коротко и поделился с ним своими догадками.

Кинрю задумался, я «съел» у него ладью, а японец практически никак на мой ход не прореагировал.

— Да что с тобой? — изумился я. Обычно обыграть его в шахматы не имелось возможности, а здесь возникла прямая угроза мата. На мой взгляд, это была дурная примета.

— Вы зря ее отпустили, — наконец-то изрек японец. -Это большая, огромнейшая ошибка.

— Кого? — мой ум все еще был занят шахматами.

— Камиллу, — Юкио Хацуми бросил на меня осуждающий долгий взгляд. — Она не доживет и до вечера.

— По-моему, это невозможно! — засомневался я.

— Если поездка Татьяны как-то связана с ее смертью, а Камилле и в самом деле известно что-то важное, то у нее очень мало шансов выжить.

Я погрузился в мрачные мысли. Прикидывая и так и эдак, я все более убеждался в правоте Кинрю и жалел о своей беспечности. Выходило, что француженка навестит меня вечером только в единственном случае — если ей повезло, и убийца на время выпустил ее из своего поля зрения.

Правда, существовала и другая возможность, о которой уже упоминал Кинрю. Поездка графини могла и не иметь никакого отношения к ее трагической гибели. Но это казалось мне маловероятным. Я рассуждал следующим образом.

Если Татьяна вышла в парк в такое время одна и при этом старалась остаться незамеченной, значит, о встрече было условлено заранее, а так как живой ее больше никто не видел, выходило, что она встречалась с убийцей, с которым, по-видимому, была хорошо знакома . Скорее всего, неизвестный действовал через горничную, которая и устраивала эти свидания.

Если мои догадки верны, и Таня уезжала из города для того, чтобы навестить возлюбленного, она, очевидно, узнала в этой поездке что-то такое, из-за чего любовник и поспешил ее устранить. Оставалось только выяснить, что именно?

Согласно другой моей версии, которая основывалась на ревности, главным действующим лицом в этой трагедии выступал Павел Корецкий, который каким-то образом узнал о свидании -здесь, как я полагал, тоже могла быть замешана Камилла — и выследил невесту, которая от его руки и погибла. Проверить мою догадку было не сложно, достаточно выяснить, носил ли когда-нибудь князь эмалевое кольцо с сапфиром.

Кинрю втянулся в игру и объявил мне шах, но партию мы так и не успели закончить. Мира сказала, что меня спрашивает высокий гвардейский офицер, представившийся Сергеем Рябининым.

III

Красавец Рябинин появился в моей гостиной под звонкое бряцание своих шпор. Невольно я обратил внимание, каким заинтересованным взглядом одарила брюнета моя преданная Мира. Я неожиданно понял, что ревную, и постарался подавить это подлое чувство в самом его зародыше.

— Bonjour! — радостно приветствовал нас Сергей Арсеньевич. Мира в ответ кивнула, горничная ее смутилась и выскользнула из комнаты.

— Bonjour, monsieur, — ответил Кинрю. У офицера немного отвисла челюсть, так как азиата он вообще, по-моему, видел впервые, а вообразить, что японец способен говорить по-французски, было выше возможностей Рябинина, фантазии у него на это не хватало.

— Я слышал, что вы большой оригинал, но не предполагал, что… — взгляд Сергея Арсеньевича остановился на Мире, и его цыганские глаза вспыхнули.

— Это же сенсация! — воскликнул он. — la femme la plus seduisante de Petersburg!

— Мире известно, что она самая обворожительная женщина в Петербурге, — с небольшим акцентом лениво заметил Кинрю, складывая фигуры.

— Благодарю вас, сударь, — Мира склонила голову, и ее роскошные волосы цвета вороного крыла рассыпались по обнаженным плечам.

У Рябинина пересохло в горле, и я понял, что Серж пропал. Ходили слухи, что кавалергард был пылким поклонником цыганской певецы Стеши. Но цыганка была московской знаменитостью, а Мира… Мира здесь. Как я недавно убедился, в северной столице уже поговаривали о ее таинственности, о красоте, о прекрасном голосе, так что Рябинину спасения не было. Только вот как поведет себя Мира?

Индианка предложила гостю присесть в глубокое кресло, и Серж послушался безоговорочно. Наблюдая за его поведением, я решил, что было бы неплохо использовать Миру как осведомителя. Идея, конечно, не комильфо, но куда деваться? Уж она-то, конечно, Рябинина бы разговорила.

Я пригласил всех в столовую, где был уже накрыт стол на четыре персоны, а сам поднялся в свой кабинет, где извлек из тайника эмалевый перстень. Сапфир переливался всеми своими гранями в свете единственной свечи. Взгляд мой остановился на тетради, к которой я сегодня так и не прикоснулся. И что бы сказал Иоанн Масон, глядя на это?