Дело Зили-султана - АНОНИМYС Страница 11

Думаю, ферраши ретировались бы, несолоно хлебавши, но все дело испортил караван-баши. Глупый туземец, видя, что мы не можем объясниться по-персидски, решил нам помочь. Подъехав, он объявил, что господин, то есть я, говорит по-тюркски. Унтер ужасно обрадовался и тут же перешел на тюркский. Метнув на глупого погонщика грозный взгляд, я вынужден был вступить в беседу.

Унтер заявил, что они гонятся за опасным государственным преступником, дела которого способны затмить собою солнце в ясный день.

— А при чем же тут я? — голос мой звучал весьма высокомерно.

Унтер отвечал, что злонамеренный и подобный гадюке злоумышленник мог незаметно для моего орлиного глаза проникнуть в мои благоуханные покои. Если его не обнаружить вовремя, он вполне способен покуситься на мою благословенную и охраняемую Аллахом жизнь.

— В моих благоуханных покоях нет никого, кроме меня, — отвечал я сурово. — Более того, ни один злоумышленник не мог в них проникнуть, пока я здесь.

Унтер, однако, сказал, что все-таки вынужден будет по долгу службы провести осмотр моего тахтаравана. Выражался он теперь куда менее цветисто, и я понял, что ситуация осложнилась. В глазах у его помощника-тролля зажглись злобные огни. Как уже говорилось, нам ничего не стоило избавиться от обоих феррашей, но сделать это на глазах у целой толпы дервишей и черводаров было совершенно невозможно. Однако и отдавать мальчишку этим дуракам я был не намерен.

— Послушайте — сказал я, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно более внушительно, — я — ротмистр русской гвардии. Это звание соответствует вашему генералу (я не слишком-то и приукрасил, как выяснилось позже, от русского ротмистра до персидского генерала часто один шаг). Я здесь для исполнения чрезвычайно важной государственной миссии. Я не имею права показывать вам, что я везу в своем экипаже. Но могу заверить, что ничего запрещенного тут нет.

Мой решительный тон произвел впечатление на стражников. Они отъехали в сторону, посовещались, потом унтер подъехал уже один. Он сказал, что не смеет беспокоить высокого гостя. Однако будет сопровождать меня до следующего города, где решение примет вышестоящее начальство.

— Прекрасно, — сказал я не моргнув глазом и нырнул обратно в свой тахтараван.

Черт бы вас всех побрал! Только вышестоящего начальства нам недоставало…

Глава третья

Неудачливый рыцарь

Положение наше, в самом деле, казалось незавидным. Следующим городом у нас был Казвин, но до него намечалось еще несколько ночевок на станциях. Как прикажете поступить? Не могу же я дневать и ночевать в тахтараване, чтобы туда не сунулись стражники. Нет, это решительно невозможно, надо избавиться либо от полиции, либо от мальчугана. И сделать это как можно скорее.

— Как, по крайней мере, тебя зовут? — я глядел на случайного попутчика весьма хмуро.

Однако суровые мои взгляды волновали его крайне мало. Он вытащил из своего дорожного мешка кусок белой ткани и пытался оттереть чумазую физиономию. Из этого я вывел, что чумазость — не его природный образ. Не исключено даже, что он знаком с мылом и полотенцем.

— Зовите меня Азад-мирза, — наконец отвечал он, не прерывая своего занятия.

— И как это переводится?

— Азад — значит «свободный», мирза — «образованный».

Я хмыкнул. Пятнадцатилетний клоп именует себя образованным человеком. Впрочем, насколько я знаю, мало кто из местных говорит на иностранных языках. Так что в какой-то степени, может быть, он и прав. Тем не менее называть его мирзой я не намерен, будет просто Азад.

— Ну, а вас как зовут? — полюбопытствовал мальчишка.

— Зови меня Нестор Васильевич Загорский, — отвечал я.

— И как это переводится на английский? — в свою очередь, спросил он.

— Это переводится как Нестор Васильевич Загорский, — отрезал я.

Азад сказал, что это слишком длинное имя, и раз оно никак не переводится, он будет звать меня Нестор-ага, то есть просто господин Нестор. А, может быть, я совершал паломничество в Мекку, и тогда меня следует звать Нестор-хаджи? Или я происхожу из древнего дворянского рода, и тогда он может звать меня Нестор-хан? Или, может быть…

— Уймись, — прервал я его, — мне нужно подумать.

— Подумать? Это ужасно интересно! О чем Нестор-ага собирается думать?

— О том, как поскорее сбыть тебя с рук — сказал я.

— Это будет нелегко.

— Ничего, такой товар долго не залежится. В крайнем случае, сброшу цену.

Услышав это, мальчишка, кажется, испугался. Он насупился, глядел теперь исподлобья, со страхом. На миг мне показалось, что я, сам того не желая, проник в какую-то его тайну.

— Вы правда хотите меня продать? — спросил он с дрожью в голосе.

Я посмотрел на него внимательно. Мальчуган вел себя странно. Вероятно, судьба у него не самая легкая. Но чем я могу ему помочь, кроме как высадить в ближайшем же безлюдном месте — причем высадить так, чтобы этого никто не увидел?

Разглядывая Азада, я заметил, что кожа у него на лице нежная, а там, где ее заслоняла шапка, почти белая. Может быть, он вообще нездешний? Слишком мягкие у него черты лица, слишком тонкие. Или его много месяцев держали взаперти — вон какой худенький.

— Я знаю, что в Персии до сих пор торгуют людьми — сказал я внушительно. — Но у нас рабство отменили. К тому же я русский офицер, и это дело чести…

Тут я немного сбился, не зная, что же именно считать делом чести. Махнул рукой и сказал, что бояться ему нечего, кроме тех двух стражников, которые следуют за нами по пятам и на ближайшей станции наверняка его схватят.

Мальчишка на миг встревожился, но потом вдруг просиял.

— Не беспокойтесь, Нестор-ага — сказал он. — У меня есть план.

Я не верил в подростковые фантазии, но все-таки полюбопытствовал, что же он такое запланировал?

Азад-мирза сделал важный вид и обещал рассказать о своих планах, только когда мы подъедем к станции. Я не стал настаивать — да и что мог придумать в этом положении подросток? Проще всего было бы Ганцзалину отвлечь стражников, чтобы мальчик в это время сбежал. Однако бегство увидят погонщики и наверняка донесут полиции. Нет, это был не план, а только половина плана.

Я решил пока не ломать голову: пусть мозг сам, без моего участия решает эту проблему. По опыту я знал, что сознание способно на многие чудеса. Иногда ему можно дать задачу, а самому отвлечься — и мозг