Джон Рид - Десять дней, которые потрясли весь мир Страница 12

В верхнем этаже имелась ещё одна столовая, в которой обедали только члены ЦИК. Впрочем, туда мог входить кто хотел. Здесь можно было получить хлеб, густо смазанный маслом, и любое количество стаканов чая.

В южном крыле второго этажа находился огромный зал пленарных заседаний. Во времена института здесь устраивались балы. Высокий белый зал, освещённый глазированными белыми канделябрами с сотнями электрических лампочек и разделённый двумя рядами массивных колонн. В конце зала - возвышение, по обеим его сторонам - высокие разветвлённые канделябры. За возвышением - пустая золочёная рама, из которой вынут портрет императора. В дни торжеств на этом возвышении собирались вокруг великих княгинь офицеры в блестящих мундирах и духовенство в роскошных рясах.

Напротив зала находилась мандатная комиссия съезда Советов. Я стоял в этой комнате и глядел на прибывавших делегатов - дюжих бородатых солдат, рабочих в чёрных блузах, длиннобородых крестьян. Работавшая в комиссии девушка, член плехановской группы «Единство», [28] презрительно усмехалась. «Совсем не та публика, что на первом съезде, - заметила она. - Какой грубый и отсталый народ! Тёмные люди…» В этих словах была правда. Революция всколыхнула Россию до самых глубин, а теперь на поверхность всплыли низы. Мандатная комиссия, назначенная старым ЦИК, отводила одного делегата за другим под предлогом, что они избраны незаконно. Но представитель большевистского Центрального Комитета Карахан только посмеивался. «Ничего, - говорил он, - когда начнётся съезд, вы все сядете на свои места…»

«Рабочий и Солдат» писал:

«Обращаем внимание делегатов нового Всероссийского съезда на попытку некоторых членов организационного Бюро сорвать съезд распространением слухов, что съезд не состоится, что делегатам лучше уехать из Петрограда… Не обращайте внимания на эту ложь… Наступают великие дни…».

Было совершенно ясно, что ко 2 ноября (28 октября) кворум ещё не соберётся. Поэтому открытие съезда отложили до 7 ноября (25 октября), но вся страна уже всколыхнулась, и меньшевики и эсеры, видя, что они побиты, резко переменили тактику. Они принялись слать отчаянные телеграммы своим провинциальным организациям, чтобы те посылали на съезд как можно больше делегатов из «умеренных» социалистов. В то же время исполнительный комитет крестьянских Советов выпустил экстренное обращение о созыве крестьянского съезда на 13 декабря (30 ноября), чтобы парализовать какие бы то ни было действия, предпринимаемые рабочими и солдатами.

Что собирались делать большевики? По городу распространились слухи, что солдаты и рабочие готовят вооружённое выступление. Буржуазная и реакционная пресса предсказывала восстание и требовала от правительства, чтобы оно арестовало Петроградский Совет или, по крайней мере, не допустило бы открытия съезда. Листки вроде «Новой Руси» открыто призывали перебить всех большевиков.

Газета Горького «Новая Жизнь» вполне соглашалась с большевиками, что реакционеры намереваются раздавить революцию и что в случае необходимости им следует оказать вооружённое сопротивление. Но она полагала, что все партии революционной демократии должны образовать единый фронт:

«…Пока демократия не сплотила своих главных сил и пока сопротивление её влиянию ещё достаточно велико, ей невыгодно самой переходить в нападение. Но, если в нападение перейдут враждебные ей силы, революционной демократии придётся вступить в борьбу, чтобы взять власть в свои руки. Тогда такой переход встретит поддержку самых широких слоёв народа».

Горький утверждал, что как реакционные, так и правительственные газеты подстрекают большевиков к насилию. Но восстание только расчистило бы путь новому Корнилову. Горький требовал от большевиков, чтобы они опровергли слухи. Потресов напечатал в меньшевистском «Дне» сенсационную статью с приложением карты, которая, якобы, разоблачала секретный большевистский план операций.

Все стены Петрограда, как по волшебству, покрылись предостерегающими объявлениями, прокламациями [2.10]   и призывами от центральных комитетов «умеренных» и консервативных партий и ЦИК, клеймившими какие бы то ни было демонстрации, умолявшими рабочих и солдат не слушать агитаторов. Вот, например, воззвание военной секции партии социалистов-революционеров:

«…Снова идут по городу слухи о готовящихся выступлениях. Где источник этих слухов? Кем, какой организацией уполномочены говорящие о выступлении агитаторы?… Большевики на запрос, обращённый к ним в ЦИК, ответили отрицательно…

Но эти слухи несут с собой большую опасность. Легко может случиться, что, не считаясь с настроением большинства рабочей, крестьянской и солдатской массы, отдельные горячие головы вызовут часть рабочих и солдат на улицу с призывом к восстанию.

В ужасное, тяжёлое время, которое переживает революционная Россия, это выступление легко может стать началом гражданской войны и разрушения всех, созданных такими трудами организаций пролетариата, трудового крестьянства и армии… Они (контрреволюционеры. - Ред.) не замедлят воспользоваться выступлением, чтобы начать контрреволюционные погромы и в кровавой междоусобице сорвать выборы в Учредительное собрание. А тем временем европейский контрреволюционер Вильгельм II готовит новые удары…

Никаких выступлений! Все на свои посты!…».

28 (15) октября я разговаривал в одном из коридоров Смольного с Каменевым, невысоким человеком с рыжеватой острой бородкой и оживлённой жестикуляцией. Он был не вполне уверен, что на съезд соберётся достаточно делегатов. «Если съезд состоится, - говорил он, - то он будет представлять основные настроения народа. Если большинство, как я полагаю, достанется большевикам, то мы потребуем, чтобы Временное правительство ушло в отставку и передало всю власть Советам…»

Володарский, высокий бледный болезненный юноша в очках, высказывался гораздо определённее: «Либерданы и прочие соглашатели саботируют съезд. Но если им и удастся сорвать его, то ведь мы достаточно реальные политики, чтобы не останавливаться из-за таких вещей…».

Под 29 (16) октября в моей записной книжке находятся следующие выдержки из сообщений газет:

«Могилёв. (Ставка верховного главнокомандующего.) Сюда стягиваются надёжные гвардейские полки, “дикая дивизия”, казачьи части и “батальоны смерти”.

Правительство приказало юнкерам Павловского, Царскосельского и Петергофского училищ быть готовыми к выступлению в Петроград. Ораниенбаумские юнкера прибывают в город.

В Зимнем дворце расквартирована часть Петроградского броневого дивизиона.

Сестрорецкий казённый оружейный завод по приказу, подписанному Троцким, выдал делегатам петроградских рабочих несколько тысяч винтовок.

На митинге городской милиции Нижнелитейного района вынесена резолюция, требующая передачи всей власти Советам…».

И это лишь образчик беспорядочных событий тех лихорадочных дней. Все знали: что-то должно случиться, но никто не знал, что именно.

Ночью 30 (17) октября на заседании Петроградского Совета в Смольном Троцкий заклеймил утверждения буржуазных газет, будто Совет готовит вооружённое восстание, как контрреволюционную попытку дискредитировать и сорвать съезд Советов. «Петроградский Совет, - говорил он, - не назначал никакого выступления. Но если выступление будет необходимо, то мы не остановимся перед ним, и мы будем поддержаны всем петроградским гарнизоном… Они (правительство) готовят контрреволюцию, и мы должны ответить на это решительным и беспощадным наступлением…»

Петроградский Совет действительно не назначал никакой демонстрации, но в Центральном Комитете большевистской партии вопрос о восстании уже обсуждался. Комитет заседал всю ночь 23 (10) октября. Здесь был представлен весь интеллектуальный цвет партии, все её вожди, а также делегаты от петроградских рабочих и гарнизона. Из интеллигентов за восстание стояли только Ленин и Троцкий. Даже военные были против. Состоялось голосование. Восстание было отвергнуто!

Тогда встал со своего места простой рабочий. Лицо его было перекошено яростью. «Я говорю от имени петроградского пролетариата, - резко заявил он. - Мы за восстание. Делайте как знаете, но заявляю вам, что если вы допустите разгон Советов, то нам с вами больше не по пути!» К нему присоединилось несколько солдат. После этого снова голосовали, и восстание было решено… [29]

Резолюция о вооружённом восстании, написанная В.И.Лениным.

Принята на историческом заседании ЦК партии

10 (23) октября 1917 г.

Первая страница рукописи

(Гл. II, стр. 53)

Тем не менее, правое крыло большевиков, руководимое Рязановым, Каменевым и Зиновьевым, продолжало вести кампанию против вооружённого восстания. Утром 31 (18) октября [30] в «Рабочем Пути» появился первый отрывок ленинского «Письма к товарищам» [2.11]   - одного из самых дерзновенно смелых политических выступлений, какие когда-либо видел мир. В нём Ленин основательно доказывает необходимость восстания, подробно разбирая все возражения Каменева и Рязанова: