Антон Чиж - Лабиринт Химеры Страница 12

Сыровяткин согласился бы не иметь к этому вовсе никакого отношения, но выбора у него не было.

– Как прикажете, – с тяжким вздохом сказал он.

Ванзаров повертел головой и заметил что-то за торчащими кустами.

– Никитин, не затруднит взглянуть, что там?

Городовой неторопливо отправился, куда ему было указано, нагнулся и поднял нечто цветастое, скрученное в шар. Находка его, кажется, удивила куда больше Ванзарова. Что до Сыровяткина, то сил удивляться у него не осталось.

Шаром оказался набор женской одежды. Многие детали, которые мужчинам даже видеть неприлично – не то чтобы касаться. Ванзаров надеялся, что хоть где-то на белье или платье найдется фамилия владелицы. Но инициалов нигде не было вышито. Все-таки задача упрощалась. Платье по виду не только модное, но и дорогое. Такие шьют в считаных салонах столицы. Один из них чиновник сыска знал неплохо, хоть и был лишен тихого счастья мужа оплачивать наряды жены.

– Ну, теперь уж все ясно окончательно, – сказал Сыровяткин, наблюдая, как одежда снова сворачивается в ком.

– Вот теперь я бы не торопился с выводами, – ответил Ванзаров, протягивая сверток полицмейстеру. – Будьте любезны передать это господину Лебедеву.

– Как прикажете… – Сыровяткин брезгливо принял одежду и тут же передал ее городовому, словно она была заразной. – А вы куда, Родион Георгиевич?

– Надо срочно вернуться в столицу, хочу заглянуть в Императорскую библиотеку, – ответил Ванзаров.

Сыровяткин кивнул понимающе, но про себя подумал: «Вот привычки у этих столичных господ. Убийство непонятно как раскрывать, а ему книжечку захотелось почитать! Ну и ну…»

– Кстати, Константин Семенович, совсем забыл! – Ванзаров притронулся указательным пальцем ко лбу. – Где у вас проживает некий Трупп?

– Кто, простите, проживает? – Сыровяткину и так уже хватило живых мертвецов, чтобы теперь еще и труп проживал.

– Фамилия, скорее всего, немецкого происхождения. Вероятно, проживает не постоянно, а снимает дачу или владеет ею.

– Могу вас уверить, Родион Георгиевич, что жителя с подобной фамилией в Павловске нет и не было, – сообщил Сыровяткин со всей полагающейся в такую минуту ответственностью. – Еще не хватало трупов…

– На нет и суда нет, а тем более каторги, – мирно согласился Ванзаров.

– Вам пролетку найти или на поезде? – любезно поинтересовался Сыровяткин. – Ближайшее отправление через час…

– Благодарю. Рассчитываю что господин из… – тут Ванзаров вовремя осекся, – …в черном, который весь день неприметно следует за мной, не откажется подвезти в столицу.

И Ванзаров помахал человеку, который все так же незаметно держался за дальними деревьями.

16. Прикосновение к высокому

Дорога в столицу прошла в приятном молчании. Господин в черном вопросов не задавал, а болтать самому причины у Ванзарова не было. Вскоре карета подъехала к полицейскому дому на Офицерской улице, в котором располагался второй участок Казанской полицейской части Петербурга вместе с приставом, а над ними – сыскная полиция.

Ванзаров поблагодарил молчаливого спутника за доставленное удовольствие и попросил передать господину Ратаеву, что будет у него с докладом через несколько часов: необходимо навести некоторые справки по сыскной картотеке. Господин в черном понимающе кивнул.

Зайдя в приемное отделение участка, Ванзаров приветственно помахал знакомым чиновникам. Весть о его возвращении, кажется, проникла во все уголки полицейского мира. Ванзаров пожал руки каждому, не забыв отдыхавших городовых, чем сильно их порадовал. Наверх не пошел, а выглянул на улицу. Кареты с черным господином уже не было. Выйдя через полицейские конюшни на Львиный переулок, Ванзаров дальней дорогой, по Елизаветинскому каналу, прошел на площадь, где возвышалось здание Императорского Мариинского театра. Нельзя искать смысл в соседстве оперы и сыска. Вероятно, он есть, но лежит столь глубоко, что докапываться нет никакого толка.

Около театра возвышалась афишная тумба. Ванзаров изучил ее самым тщательным образом. Его особо заинтересовала афиша спектакля «Лебединое озеро», в котором сегодня должна выступать новая исполнительница сольной партии. По последней моде фотопортреты хорошеньких балерин стали печатать на афише. Что Ванзаров чрезвычайно приветствовал. Ничто не украшает балет так, как милое личико танцовщицы. Не говоря о ее ножках.

Запросто войти в Императорский театр полиция вообще, а сыскная в частности, не могла. Это не какой-нибудь частный театр вроде московского театра Корша или петербургского «Аквариума». Тут храм имперского искусства, но все же Ванзарову удалось проникнуть через служебный вход и добраться до артистического управления. Он спросил директора балетной труппы, чем вызвал усмешку секретаря: господин Петипа не принимает кого ни попадя и вообще отдыхает. Грозное имя сыскной полиции не произвело на молодого человека в прекрасном костюме никакого впечатления. Он милостиво предложил заглянуть к помощнику главного балетмейстера, господину Легату.

Ванзаров нашел его в репетиционном зале. Господин помощник на первый взгляд казался довольно скромным и сдержанным. Лицо его украшали аккуратные усы, заметно уступавшие ванзаровским крыльям. Прервав репетицию с какой-то юной балериной, он подошел и спросил, чем может служить. Узнав, что перед ним чиновник сыскной полиции, Легат несколько удивился такой чести. Ванзаров объяснил свое появление тем, что проводит проверку по делу, не имеющему отношения к театру. Чистая формальность.

– Госпожа Вольцева служит у вас? – спросил он.

– Она входит в состав балетной труппы, – ответил Легат. – Сегодня танцует в «Лебедином» сольную партию. Заранее прошу простить: билетов у меня нет, даже для уважаемой сыскной полиции.

Если бы Легат знал отношение Ванзарова к театру вообще, а к балету в особенности, он сильно бы удивился, что в столице водятся личности, которые так не любят, если не сказать – так презирают сценическое искусство. Ванзаров отклонил подозрения в желании пробраться на спектакль.

– Вероятно, будущая прима?

Легат еле заметно дернул усиками и произнес:

– Способности есть, главное, чтобы они получили правильное развитие. Два года – слишком малый срок для юной танцовщицы. Время покажет.

На языке у Ванзарова вертелся главный вопрос, но задать его было немыслимо. Спросить: «Кто является щедрым покровителем юного таланта?» – нельзя было и подумать. Внешние рамки приличия не позволяли говорить вслух то, что было известно каждому. Во всяком случае, каждому в театральном мире. В этот мир Ванзаров не был вхож, и филеров туда не зашлешь, придется искать обходные пути.

– Когда вы видели ее последний раз?

– Вчера утром на репетиции.

– Сегодня перед спектаклем разве не надо репетировать?

– Она попросила отдых, – сказал Легат. – Это вполне позволительно.

– Сегодняшний спектакль для нее важен?

Вопрос разоблачал полного невежу в театральных делах. Легат вежливо улыбнулся.

– Сегодня, в некотором смысле, решается ее артистическая судьба. Насколько публика ее примет, насколько балерина раскроет грани своего таланта, в который все мы верим.

Вольно или невольно Легат сказал больше, чем следовало. Очевидно, за обычной и ничем не примечательной балериной, каких табун бегает за кулисами, стоит кто-то влиятельный, давший барышне редкий шанс.

– Говорят, в театре у каждого есть враги?

– Как и везде, – ответил Легат чрезвычайно уклончиво.

– Кто претендовал на сегодняшнюю партию госпожи Вольцевой?

– У нас большая труппа, пробиться к вершинам хотят многие. Удается только единицам. Для этого нужно много трудиться…

– Она проживает… – Ванзаров вытащил из кармана библиотечную карточку, затерявшуюся там, и старательно прочел перевернутое название немецкого исследования о стоиках: – …по адресу: Невский, дом десять?

– Вовсе нет, – отрицательно замотал головой Легат, – в доме на Екатерининском канале…

И он назвал новый роскошный дом, из которого так удобно пройтись до театра. Буквально пять минут, не больше, чтобы балетные ножки не устали. Ванзаров охотно признал свою ошибку в адресе.

– Когда госпожа Вольцева должна явиться на спектакль? – спросил он.

– Самое позднее, к пяти часам. Ей еще нужно размяться. Если желаете, можете ее дождаться в артистическом управлении.

– Благодарю, в этом нет необходимости.

– Как знаете, – пожал плечами Легат. – А все же не соизволите пояснить, чем вызван интерес полиции к нашей балерине?

Ванзаров не имел права говорить правду. Это могло создать вредные последствия для розыска. Ему хотелось иметь фору в несколько часов, пока все не станет известно в Петербурге. Тем более оставался маленький шанс, что ошибся он. А спектакль… Ванзаров решил, что Императорский театр как-нибудь выкрутится. На то он и театр. Тем более, открывается шанс блеснуть какой-нибудь другой юной звезде. Он отделался путаным и невнятным объяснением.