Антон Чиж - Пять капель смерти Страница 13

— Пентакль выжжен?

— Насколько знаю — нет.

— У этого… жертвы нет каких-то телесных особенностей?

— Только одна: он — гермафродит. Или она.

Фон Шуттенбах присмирел:

— И вы знаете, кто это сделал?

— Очень хотел бы узнать. Могу рассчитывать на вашу помощь?

Барон одарил презрительным взглядом:

— Все ясно. Вы из охранки. Это подло.

— Я чиновник сыскной полиции и подлостями не занимаюсь, — сказал Ванзаров. — Верю, что лучший специалист по магии сможет помочь в раскрытии преступления.

Недовольно хмыкнув, фон Шуттенбах все же принялся изучать карточку.

— Это не черная магия и не жертвоприношение, — наконец сказал он. — Иначе отрубили бы голову или руку. Резаных ран на теле нет?

— Угадали.

— Маг не посмел бы ставить пентакль на тело жертвы.

— Тогда кто?

— Игры дилетантов. Или привет от нового культа.

— Чем может грозить?

— Чем угодно. Готовьтесь к худшему. Думаю, последуют новые жертвы.

— Культ чего?

— Чего угодно. Забытого божества древности. Могу допустить эротический культ. Пентакль ведь наделялся эротическим значением. Надеюсь, господин Ванзаров, я отдал вам долг? — Барон поднялся.

— Кто из людей вашего круга мог бы пойти на такое? Профессор Окунёв?

Фон Шуттенбах застегнул две верхние пуговицы английского пиджака.

— О господине Окунёве не имел чести слышать. А в моем окружении нет ни одного, кто бы пошел на такое. Честь имею…

Бывают случаи, порой незначительные, которые трудно объяснить логикой или рациональными причинами. В своей практике я несколько раз сталкивался с такими совпадениями, какие трудно представить. Оставалось только гадать: случайность ли это или нечто в запланированном порядке вещей указывает или предостерегает? Как шелест шестеренок в неотлаженном часовом механизме указывает на то, что времени, которое показывают эти часы, доверять нельзя. Именно о таком случае рассказал мне сам Родион Георгиевич. И даже подчеркивал, что в нем и был ключ к тайне. Хотя я искренно не понимаю до сих пор, каким образом из этого случая можно было вытянуть ниточку всего дела. Вот что рассказывал Ванзаров.

После ужина с бароном он вышел в общий зал ресторана «Медведь» в «некоторых раздумьях», как сам признался. И не заметил, что заступил дорогу даме. Едва не столкнувшись, он извинился и мельком взглянул ей в лицо. Карие зрачки излучали силу, которая способна обратить в раба любого. В глазах светилась бездна.

Ванзаров смутился и отвел взгляд. Царственной походкой дама направилась в кабинет, не замечая извинений. За ней шествовал в отличном настроении господин, не узнать которого было невозможно: мистер Санже собственной персоной! Отличный боксер в полулегком весе, не раз побеждал на ринге в клубе любителей бокса. Слай бился как леопард, одолевая соперников не силой, а быстрой хитростью. На одном турнире вышел против самого Исмаила Карды, звероподобного турка, с которым отказывались биться другие боксеры. И уже во втором раунде нанес молниеносный удар стамбульскому Голиафу, закончив матч чистой победой.

Чемпион-дипломат пребывал в искрометном расположении духа. Лицо его горело румянцем, глаза лихорадочно блестели, а сам он пританцовывал, выделывая замысловатые движения руками и чуть не подпрыгивая в канкане. Мистеру Санже было весело настолько, словно он изрядно подкрепился виски или другим горячительным напитком. Как видно, до «Медведя» спортс-мэн угощался в питейных заведениях. Или отмечал очередную победу.

Не это настораживало. Ванзаров пытался вспомнить, где мог видеть загадочное женское лицо. Отчего-то это было очень важно понять. Пока он рылся в памяти, пара исчезла в кабинете.

Он дал швейцару чаевые и пошел домой по заснеженной Казанской улице, выбрав самый длинный путь до дома, чтобы проветриться и подумать.

В одиннадцатом часу, войдя в домашний кабинет, Ванзаров сел за письменный стол. Наведя лупу, он принялся изучать помятый снимок. Как ни странно, дамы имели почти одинаково уложенные волосы. И хоть одна повернула личико в профиль, а другие смотрели в объектив, различить их с полной уверенностью было сложно. Черно-белые краски сгладили различия, превратив разных женщин в трех сестер.

Несомненно, в ресторане он толкнул одну из них. Его запутала новая прическа. Женщина, как кошка, меняя прическу, меняет жизнь. Новая прическа — как новое лицо.

Отложив фотокарточку, Ванзаров вскрыл пришедшую записку от Лебедева:

«Коллега! Я перевернул вверх дном картотеку антропометрического бюро. Увы и ах! Милых барышень обнаружить не смог. Видимо, они не общались с полицией. Какая жалость!»

Другая была от Джуранского. Верный помощник сообщал:

«Господин Ванзаров! Имею честь доложить: я лично проверил книги паспортного стола. Господин Наливайный Иван Иванович в Петербурге не числится и не числился никогда. Установить факт его службы в каких-либо государственных учреждениях также не удалось».

ШАЙКА МОШЕННИКОВ ОСОБОГО РОДА

В Лодзи действовала чрезвычайно смелая и дерзкая шайка мошенников, оперировавшая главным образом в кругу несовершеннолетней, так называемой золотой молодежи, т. е. сыновей зажиточных фабрикантов и промышленников. Молодежь эта любит проводить все свободное время преимущественно в кафешантанах; родители, люди практичные, не давали своим сыновьям слишком много денег на мелкие расходы.

А тут столько искушений!

Нашлись услужливые приятели, согласившиеся ссуживать влюбленным в кафешантанных «див» юнцам деньги под долгосрочные займы. Но что же, однако, оказалось?

Они не только брали ростовщические проценты, но и пускались на различные мошенничества, а именно: пользовались двойными вексельными бланками, плотно склеенными. Верхний бланк был на сумму 500 рублей, нижний на 5000 руб. Должники делали только передаточную надпись на вексель, а предъявителя заемного письма мошенники должны были найти сами. Они обыкновенно записывали кого-либо из семьи должника, а потом уверяли, что он подделал вексель, так как передаточная подпись подлинная. Родственникам приходилось скупать векселя.

Констатирован факт, что некто Х занял только 1000 руб., а векселей оказалось на 25 000 руб., родственники скупили их за 2000 руб. В другом случае вместо 10 векселей в 100 руб. каждый оказалось 100 векселей на сумму 40 000 рублей. Разоблачение этой шайки мошенников произвело в Лодзи большую сенсацию.

Теперь, господа офицеры, я подхожу к нашей встрече с агентом, назначенной на 2 января. Она навсегда осталась в моей памяти. Скажу больше. Я готов поставить ее в пример того, что офицер политической полиции должен в своей работе использовать не только инструкции и опыт, но прислушиваться к собственной интуиции, не быть глухим к ее голосу. Часто пользоваться таким советчиком недопустимо. Но порой без нее не обойтись. Как определить, что настал момент истины? Кто знает. Быть может, каждый должен совершить столько ошибок, сколько ему суждено. Этот урок я усвоил слишком большой ценой.

Шмель прилетел вовремя и довольно бойко доложил, чем занимается господин Окунёв. Я слушал внимательно. С каждой секундой росло странное чувство, что меня пытаются провести. Никаких конкретных фактов, ни одной существенной ошибки в словах агента не было. Но я буквально шкурой, если хотите — чутьем ищейки, чуял: со мной начали непонятную, двойную игру. Шмель попросту врал. Искусно, мастерски врал. Но для чего?

Чтобы отогнать это чувство, я оборвал визуальный контакт и подошел к окну, впервые повернувшись спиной, нарушив неписаное правило общения с агентом. На той стороне улицы зажигали ранние фонари. Я смотрел на прохожих, попадавших в пятно газового света и вновь растворявшихся в наступающей мгле, слушал доклад и неумолимо чувствовал обман. Это было настолько необъяснимо, что я отказывался верить самому себе.

В квартире для конспиративных встреч потемнело. Я задернул шторы, пошел к выключателю, по пути ударился о стол и зажег лампу под абажуром. От яркого света Шмель зажмурился. Расположившись так, чтобы свет падал в лицо агенту, я поблагодарил за интересный рассказ и предложил небольшую игру: задаю короткий вопрос, отвечать надо сразу, не задумываясь, только «да» или «нет». Агент не возражал.

— Профессор живет один?

— Да.

— Он делает приемы?

— Нет.

— Ходит в гости?

— Наверное.

— Держит химические реактивы?

— Да.

— Много книг по химии?

— Да.

— У него химическое образование?