Валерия Вербинина - Статский советник по делам обольщения Страница 14

«Ах ты, подлая свинья! Ну ничего, сейчас ты у меня проснешься!»

Танцуя, она так топала по сцене и гремела кастаньетами, что разбудила бы любого. Но в том-то и дело, что Казимирчик был не любой, и, что бы ни вытворяла на сцене Мария, он спал сном младенца.

Стоя за кулисами, Лина Кассини наблюдала, как Мария сбилась с такта, а затем допустила ошибку, которую еле успела исправить. Не то чтобы итальянка покатывалась со смеху, но ее забавляло, что соперница так бесится, и губы Лины кривились в озорной усмешке. От нее не укрылось, что Мария то и дело бросает свирепые взгляды в сторону одного из зрителей, который осмелился заснуть во время ее танца. Лина даже вспомнила, где видела его раньше – это был тот самый недотепа, который на вокзале перепутал ее с Марией и отдал этой «старьевщице» чудесные цветы, которые она не в состоянии была оценить.

Но вот Мария удалилась под гром оваций, и после еще одного романса об отверженных, исполненного увешанной драгоценностями певицей, на сцену вышла Лина Кассини.

На ней было изумительно скроенное белое платье, на шее сверкало тысячью звезд бриллиантовое колье, а в черных волосах поблескивала небольшая диадема. Лина Кассини была так хороша, что даже Казимирчик открыл глаза. Впрочем, возможно, причиной этого была также Амалия, которая несколько раз весьма чувствительно ущипнула его.

Лина запела. У нее было приятное сопрано, хоть и нельзя сказать, что ее голос отличался какой-то особенной красотой. Но она излучала такое очарование, что все мужчины смотрели только на нее, а все женщины – кто в большей степени, кто в меньшей – ощутили глухую враждебность.

– Колдунья! – вздохнул кто-то позади Амалии и больше не добавил ни слова.

Нет, в ней не было ничего колдовского – не было даже ничего порочного, ничего хищного, ничего, что намекало бы на это. Лина Кассини была красива спокойной классической красотой, и теперь более чем когда-либо она казалась Амалии похожей на статую, когда стояла на сцене одна в своем белом платье.

Певица умолкла, аплодисменты сотрясли весь театр. Во всеобщем шуме Амалия услышала знакомый голос, кричавший: «Богиня!» – и, поморщившись, подумала, что придется пожаловаться Багратионову на Непомнящего, который постоянно путается у них под ногами.

После представления Амалия отыскала человека Ломова, который должен был провести ее с дядей за кулисы, но там уже стояла плотная толпа желающих лично засвидетельствовать свое восхищение Лине или Марии, а если получится, то сразу обеим. Тут же был и небезызвестный министр, из-за которого Амалии пришлось прокатиться в Париж. Он явился с супругой, чрезвычайно надменной дамой, преисполненной чувства собственного достоинства. Глядя на нее, Амалия подумала: интересно, знает ли она правду о том, какие отношения связывают ее мужа и итальянскую певицу?

Но тут произошло нечто ужасное, сравнимое, вероятно, с катастрофой, которую производит слон из пословицы в посудной лавке. На сей раз роль слона выпала на долю худощавого Антона Филипповича Непомнящего.

Он влез за кулисы, таща букет, который обнаруживал явное стремление переплюнуть грандиозное собрание цветов, принесенное к поезду Казимирчиком. Проявив недюжинное рвение, Антон Филиппович прорвался к Лине Кассини, оттер министра, заодно наступив на мозоль его жене, дюжину раз поклонился красавице и объявил, что он «всегда… и вообще… а впрочем… но, разумеется, она его поймет». Ни одну свою фразу Непомнящий от волнения не мог закончить, но его глаза горели таким восторгом, что, в сущности, ему ничего не нужно было говорить.

Министр нахмурился. Он лелеял надежду перекинуться со своей любовницей парой слов наедине, и Непомнящий чрезвычайно его раздражал. Политик поискал, чем бы таким можно уязвить молодого человека, и ему показалось, что он знает чем.

– А что там насчет вашей помолвки с дочерью господина Морского? – снисходительно спросил министр. – Помнится, ваша тетушка утверждала, что это дело решенное?

Антон Филиппович мотнул головой.

– Никакой помолвки не будет, – пылко объявил он. – Если я и женюсь, то только на женщине своей мечты!

От такой наглости министр оторопел – но так как он был политиком, то достойный ответ не заставил себя долго ждать. Уже на языке у него вертелось колкое замечание по поводу непостоянства некоторых молодых людей, когда Лина Кассини, которой, по-видимому, наскучил спор между молодым глупцом, которого она не любила, и старым, которого она только терпела, сложила веер и кошачьим движением скользнула туда, где стоял Казимир. Остановившись перед ним, она некоторое время глядела на него сверху вниз. Лина была почти на голову выше, и только сейчас Амалия отметила это обстоятельство.

– Вы кого-то ищете, месье? – спросила Лина.

– О да, сударыня, – ответил Казимир. – Ту бесподобную особу, которая пела в конце представления, – синьору Кассини.

– Это я, – сказала Лина, забавляясь.

– Неужели? Боже мой! Как же я неловок! Это все из-за моей близорукости, поверьте мне!

И не успела Лина опомниться, как он уже завладел ее руками и галантно поцеловал одну из них, а за ней и вторую.

– Наверное, теперь у вас сложится обо мне превратное впечатление, – вздохнул Казимир.

– Почему бы вам не носить очки? – предложила Лина с улыбкой. – Тогда вы будете видеть то же, что и остальные.

– И что в этом хорошего? – отозвался ее собеседник, пожимая плечами. – Тем более что большинство людей лучше вообще никогда не видеть.

– О! – протянула заинтригованная красавица.

Мысль, которую он высказал, приятным образом совпала с некоторыми ее собственными мыслями, которые она, однако, предпочитала держать при себе. Тут Казимирчик как нельзя кстати вспомнил, что не представился, рассыпался в извинениях и назвал свое имя.

– Я знаю, как вас зовут, – сказала Лина с очаровательной улыбкой. – Вы синьор Непостоянство.

– Кто, я? – искренне изумился Казимирчик.

– Конечно, вы! То вы дарите цветы этой ужасной «погонщице мулов», то теперь пытаетесь смутить меня…

– Я вручил ей цветы от имени благотворительного общества, в котором состоит моя родственница. Вообще-то их должен был вручать председатель, но он заболел, так что пришлось мне.

– И почему я не верю ни единому вашему слову? – вздохнула Лина, мягко высвобождая руки, которые держал Казимир. – Все вы, мужчины, такие…

Министр и Непомнящий уже маячили возле нее, причем оба, судя по выражению их глаз, испытывали в эти мгновения неподдельные муки ревности. Лина поглядела на них снисходительно – как прекрасная статуя смотрела бы на облетевшие одуванчики у своего пьедестала, будь она живой, – и, раскрывая веер, как бы нечаянно уронила его.

– Позвольте, сударыня…

– Нет, позвольте мне!

Оба – и министр, и Непомнящий – бросились подбирать веер и, само собой, самым жалким образом столкнулись. Один близорукий Казимир ничего не заметил и, сделав неловкое движение, одной ногой наступил на руку министра, а другой раздавил злополучный веер.

– Милостивый государь, – вскричал раздосадованный Непомнящий, – вы – невежа!

– Что я такого сделал? – изумился Казимир.

– Вы сломали веер! – прошипел министр, держась за руку.

Казимирчик рассыпался в извинениях. Он искренне сожалеет, что так получилось. Он обязательно пришлет синьоре другой веер, нет, три веера, нет, пять! И прежде, чем Лина Кассини успела вставить хоть слово, он быстро поцеловал ее руки и удалился.

На лестнице его нагнала Амалия, которая не упустила ни единой детали происшедшего.

– Дядя, – сказала она, – я что-то не понимаю. С каких это пор у тебя плохое зрение?

– С тех самых, как ты отправила меня на невыполнимое задание, – горестно ответил Казимир.

– Вот как? – Амалия нахмурилась. – Значит, по-твоему, дело плохо?

– Ты ее видела? – вопросом на вопрос ответил собеседник.

– Конечно. Красивая женщина, правда, в ней есть какая-то ленивая нега… что-то от статуи. Но она действительно очень хороша. А что?

– Она очень хорошо умеет считать деньги, – объявил Казимир. – И на эмоции ее не купишь.

– Я видела то же, что и ты, – помедлив, призналась Амалия, – и слышала то же самое. Можно узнать, из чего ты сделал свои выводы?

– У нее руки холодные, как у лягушки, – отрезал дядюшка. – И пульс ни разу не подскочил, пока я с ней любезничал. Прежде чем подойти ко мне, она посмотрела сначала на мои перстни, а потом уже на мое лицо. Каких еще доказательств тебе надо? Поразительно, что в твоей службе тебя не научили определять суть людей. То, что она красавица и прочее, в данном случае роли не играет, потому что перед тобой не человек вовсе, а счеты. У нее каждая фраза – костяшка туда, костяшка сюда. – Он сделал несколько выразительных движений, словно вычисляя на воображаемых счетах. – Как только она прознает, что я не богаче министра, она и думать обо мне забудет.