Оливер Пётч - Дочь палача и ведьмак Страница 14

– Как ты можешь нести такой бред? – прорычал отец, побледнев от злости. – Всю жизнь хочешь ломать кости и рубить головы? Хочешь остаться неприкасаемым, перед которым люди разбегаются и к которому только ночью осмеливаются приходить, чтобы купить кусок висельной веревки или бутылочку крови? – Куизль-старший поднял с земли трубку и вытряхнул из нее пепел. – Этого ты хочешь? Убирать дерьмо за другими и делать за них грязную работу? Я думал, что выучил тебя чему-то…

– Но… но что нам остается-то? – проговорил Георг. – Нам же нельзя обучаться другой профессии. Палач останется палачом, так всегда было. Или ты знал кого-то, кто сумел это изменить?

Глаза Якоба вдруг опустели, взгляд его, казалось, устремился далеко в прошлое.

– Быть может… – пробормотал он. – Да, быть может, есть один такой.

Тела болтаются среди ветвей раскидистого дуба… Молодой полковой палач обходит ряды мародеров, одному за другим навязывает петлю вокруг шеи и вздергивает плачущих юнцов к верхушке… Один только Якоб видит слезы на щеках палача, дрожь, сотрясающую крепкое неотесанное тело, невысказанные вслух проклятия… Якоб слишком хорошо знает страхи этого человека. Они мучают и его самого… Ночью друг его лежит рядом с ним, смотрит в беззвездное небо и произносит клятву, которую сам Якоб произнес много лет назад… Утром его друг исчез, только оружие лежит возле костра. Капитан ругается, точно дьявол, и посылает отряд вслед за дезертиром. Якоб тоже среди них. Когда они возвращаются ближе к полудню и мотают головами, он молча возносит небесам благодарность, точит свой меч и пытается забыть…

– Да, черт возьми, – пробормотал Куизль спустя вечность. – Я как-то знал одного, кто попытался. Черт его знает, чем он теперь занимается, но он хотя бы попытался. Это я, скотина тупая, вернулся с войны и продолжаю вешать людей.

Палач тихо засмеялся и стал тянуть трубку, пока крошечный уголек в ней снова не раскалился докрасна.

– Ну и черт с ним! – продолжил он наконец.

Затем показал мундштуком на внуков, которые с радостным визгом плескались вместе с Барбарой в пруду. К голосу его вернулась теперь прежняя твердость и уверенность.

– Не будь меня здесь, то и вас не было бы, и этих засранцев, верно ведь? За одно только это я с радостью срублю еще голову-другую.

4

Понедельник 14 июня 1666 года от Рождества Христова, раннее утро, в Эрлинге

С первыми лучами солнца Симон тяжело поднялся с колючей соломенной постели в доме живодера.

До поздней ночи он составлял отчет для настоятеля и в нем упомянул также возможные орудия убийства, которые обнаружил прошлым вечером у пруда. На длинном сачке, прислоненном на мосту, остались крошечные капельки крови – вероятно, с затылка убитого послушника. Только вот подозреваемого, как и его мотив, Симон назвать не мог.

Лекарь с удовольствием поспал бы еще немного, но Михаэль Грец встал и зашумел еще до восхода солнца, накрыл гостям завтрак и отправился к кому-то из местных крестьян. После всего этого о сне не могло быть и речи, к тому же Симону не давали покоя события вчерашнего дня. Поэтому он сел за скрипучий стол и начал бездумно есть свою порцию еще горячей овсяной каши.

– Потише чавкать можешь? Ты и мертвого разбудишь. – Магдалена потерла заспанные глаза и злобно уставилась на Симона.

– Ну, по крайней мере, ты, похоже, идешь на поправку, если уж снова можешь ругаться… – Симон с усмешкой показал на вторую миску каши: – Может, позавтракаешь?

Магдалена кивнула, затем встала и принялась за кашу. Казалось, она действительно начала выздоравливать и ела с большим аппетитом, чем напомнила Симону голодного волка.

– Я нынче же отнесу доклад настоятелю, – сказал лекарь и вытер рот. – Но прежде хочу заглянуть к этому часовщику Виргилиусу. Мне показалось, что он знает о брате Йоханнесе больше, нежели хотел рассказать вчера. Он сам намекнул.

– Так ты считаешь, что Йоханнес собственного подручного убил? – спросила Магдалена и зачерпнула новую ложку. – Этот безобразный монах и на такое, наверное, способен. Во всяком случае, руки у него нечисты, я это чувствую.

– А вообще-то нас это даже и не касается. И чего я перед настоятелем язык распустил! – Симон вздохнул. – Впрочем, один раз перед ним отчитаться или два, роли не сыграет. К тому же мне захотелось показать тебе этот странный автомат. – Он встал из-за стола. – Ну так что? Пойдешь со мной?

– Посмотреть на соперницу? А почему нет? – Магдалена рассмеялась. – Смотри только! Если она мне не понравится, я выкручу ей пару винтиков, и этот странный Виргилиус не сможет использовать свою куклу иначе, как в виде дорогого пугала.

В скором времени они вместе миновали деревню, поднялись по холму и потом свернули направо, к дому часовщика. Солнце уже взошло над лесом, и оштукатуренный каменный домик с небольшим палисадником купался в его теплых и ярких лучах. Симон прошел мимо клумб с маргаритками и маками к двери. Только он собрался постучать, как заметил вдруг, что дверь чуть приоткрыта.

– Брат Виргилиус? – крикнул он в комнату. – Вы дома? Я привел к вам кое-кого, с кем вы охотно…

Он резко замолчал, так как в нос ему ударил запах серы и пороха. К нему примешивался и другой запах, который в ином месте Симон, возможно, счел бы даже приятным.

Пахло жареным мясом.

– Что там такое? – весело спросила Магдалена. – Неужто застал монаха с куклой в постели?

– Он, похоже, снова экспериментирует, – пробормотал Симон. – Будем надеяться, что и в этот раз все обошлось.

Лекарь попытался открыть дверь, но неожиданно почувствовал сопротивление, словно что-то тяжелое лежало прямо за ней. Симон привалился к двери, и запах усилился; сквозь щель повалили клубы густого дыма. Затем что-то длинное вдруг вывалилось наружу.

Это была бледная, одутловатая рука.

Симон с криком отскочил, споткнулся и плюхнулся в клумбу с маргаритками. Магдалена тоже отпрянула. Она с трепетом показала на руку, безжизненно повисшую из-за приоткрытой двери. Указательный палец, точно с упреком, указывал на перепуганную пару.

– Там… там… должно быть, кто-то лежит за дверью, – проговорил, заикаясь, Симон и медленно поднялся.

– И этот кто-то, судя по всему, мертв.

Магдалена взяла себя в руки и снова привалилась к двери. Та неохотно поддалась, и, когда дым понемногу рассеялся, взору открылась ужасная картина.

Комната выглядела так, словно в ней побушевал демон. Прямо перед ними лежал труп юного послушника Виталиса. Голова его была повернута под неестественным углом, словно какая-то нечеловеческая сила сломала ему шею. Рубашка и брюки обгорели, на спине и ногах виднелось обугленное мясо. Рука подручного тянулась из двери, словно в тщетной попытке избежать смерти. Обезображенное огнем лицо скривилось в гримасе ужаса, рот был раскрыт, глаза закатились.

– Господи! – прохрипел Симон. – Что здесь произошло?

По комнате были разбросаны столы и стулья, дорогие маятниковые часы валялись, разломанные на куски, на полу, половины медного шара отбросило в угол. Один только крокодил висел под потолком и безжизненными глазами взирал на хаос внизу.

– Если этот Виргилиус действительно экспериментировал с порохом, то он вместе с зарядом взлетел на воздух и растворился в дыму. – Магдалена вошла в комнату и осторожно огляделась. – Во всяком случае, здесь его нет.

Симон наклонился, чтобы подобрать кукольную голову с разбитым лбом и выдавленными глазами, которая подкатилась к его ногам. Он нерешительно повертел в руках фарфоровый череп, как вдруг нечто странное бросилось ему в глаза.

Механическая кукла! Что, черт возьми…

Симон побродил еще немного по сумрачной комнате, но кукла бесследно исчезла. Зато посреди комнаты лекарь обнаружил большую лужу крови. В ней лежала изорванная ряса брата Виргилиуса, а рядом с ней – покрытый копотью гаечный ключ.

– Непохоже, чтобы Виргилиус покинул эту комнату живым, – пробормотал он.

Ужасная мысль зародилась в голове Симона, столь абсурдная, что он поспешил избавиться от нее.

Что, если кукла убила своего создателя и утащила его? Возможно ли нечто подобное?

Внезапно что-то скрипнуло у него под ногой. Наклонившись, лекарь поднял разбитую линзу, оправленную в запачканное кровью медное кольцо. Он не сразу понял, что оказалось у него в руках.

Это был окуляр брата Йоханнеса. Тот самый, который монах надевал вчера в аптеке.

Не успел Симон повернуться к Магдалене, как в дверях появились два бенедиктинца в черных рясах. Оба уставились на мертвого Виталиса у себя под ногами, и лица их побледнели от ужаса.

– Пресвятая Богородица, что здесь произошло? – простонал один из них.

Его более молодой собрат взглянул на Магдалену и перекрестился.

– Ведьма! – завопил он и упал на колени. – Ведьма погубила добрых братьев наших Виргилиуса и Виталиса… Отец на небесах, не оставляй нас!