Дональд Томас - Шерлок Холмс и крест короля Страница 14

— Корунд, Ватсон! Минерал, разновидностями которого являются рубин и сапфир. Вот это голубой сапфир, причем такой, какой не стыдно вправить в английскую корону! Он едва не затерялся в грязи времени и забвения! Выслушав рассказ нашей уважаемой клиентки, я заподозрил нечто в таком роде, хотя с трудом верил своему предположению. Только получив удельный вес, равный трем целым и девятьсот девяносто трем тысячным, я перестал сомневаться. Все стало ясно: цифра оказалась самую малость ниже нормы, но это объясняется температурой воздуха в комнате.

— Корунд?

— В зависимости от формы кристаллов, он существует в виде рубина или сапфира. Рубин при белом свете поглощает все оттенки, кроме красного, и, соответственно, имеет красный цвет. Если же камень, как в нашем случае, отражает только голубой, это сапфир. Возьмите лупу, и вы отчетливо увидите: кристаллы удлинены и заострены. У рубина они четырехугольные и менее вытянуты.

— По-моему, этот камень мало похож на драгоценность.

— Неудивительно — он столько лет пролежал в земле. Но в результате умелой шлифовки сапфир приобретет надлежащий вид.

— Надеюсь, это произойдет не нынче ночью. Вы ведь не хотите, чтобы миссис Хадсон выставила нас обоих за порог!

Холмс лукаво усмехнулся.

— Будь по-вашему. Мы узнали достаточно и теперь на верном пути. Дождемся утра: оно подтвердит нашу правоту.

— Выходит, от братьев Кастельно кто-то избавился ради несчастного крошечного камешка?

— О нет, мой дорогой Ватсон! Боюсь, вы не видите сути проблемы. Дело не в камешке. На кону большее, гораздо большее.

3

Утро застало нас в поезде. Мы должны были проехать Кембридж, Или, Кингс-Линн, по новому мосту переправиться через реку и наконец прибыть в Саттон-Кросс. Едва мы достигли северных окраин Лондона, туман рассеялся. Бледно-голубое октябрьское небо окаймляла желтоватая полоска у горизонта. С железной дороги почти не было видно крыш кембриджских колледжей; шпили средневекового собора в городке Или лишь несколько мгновений мелькали в окне вагона. Как бы то ни было, Холмса пейзажи не занимали. Он составлял телеграмму в Скотленд-Ярд для инспектора Лестрейда, в которой сообщал о нашей заинтересованности делом пропавших братьев и просил по мере возможности подготовить для нас почву, то есть сделать так, чтобы линкольнширская полиция не доставляла нам хлопот. Лестрейд ответил, что, если мы желаем тратить время на дела, завершающиеся банальным «пропал без вести» или «найден утонувшим», препятствовать никто не станет.

Во время путешествий Холмс много читал, но выбор книг всегда был целенаправленным. Невозможно представить, чтобы мой друг наслаждался тихим очарованием романов Джейн Остин или волнующими сюжетами Вальтера Скотта. Им он предпочитал сочинения Роберта Браунинга и Томаса Гуда, которые восхищали его своими мрачными познаниями о болезненных искажениях человеческой личности. Если Холмс хотел получить удовольствие от чтения, он набивал трубку крепким табаком и брал в руки том, повествующий о каком-нибудь выдающемся преступнике — к примеру, о знаменитом отравителе докторе Уильяме Палмере.

Путь до Саттон-Кросса детектив скоротал, перелистывая те из любимых книг, которые уместились в его дорожную сумку. Подбирались они явно не с тем, чтобы подсказать тему для светской беседы с попутчиками. В прошлом нам доводилось путешествовать с трактатами Модели об умственных расстройствах, Стивенсона о раздражающих ядах и, что хуже всего, с сочинением Крафта-Эбинга «Половая психопатия» (однажды мой друг на протяжении двух часов упорно штудировал этот труд, сидя в угловом кресле напротив оксфордширского сельского священника, направлявшегося в свой приход).

На сей раз Холмс, верный своему вкусу, сперва приняло я за шекспировскую хронику «Король Иоанн», которая занимала его от станции Ливерпуль-Стрит до Кембриджа, после чего погрузился в изучение «Великих казначейских свитков династии Плантагенетов», изданных под редакцией профессора Плакнетта. Я же ничего о них не знал, кроме того, что они отражают события времен царствования не то Генриха II, не то Иоанна Безземельного.

В Кингс-Линне мы сошли с лондонского экспресса. Последние мили нашего пути до Линкольншира пролегали вдоль норфолкского побережья, через широкую дельту реки, впадавшей в залив Уош. Мы преодолели их на тряском поезде, который останавливался на каждой крошечной станции, затерянной под необъятными небесами среди болот и бесчисленных ручьев. То и дело из окон вагона открывался вид на бурые пенистые волны, которые мчались, обнажая широкие полосы блестящего песка. Таково было Северное море, которое до сих пор подчас именуют Германским океаном.

Наконец наш состав, дребезжа, прокатился по железному мосту, перекинутому через широкую реку с грязными пологими берегами, и остановился у деревянной платформы Саттон-Кросса. Холмс заблаговременно заказал для нас комнаты в гостинице «Мост», которая не могла претендовать на звание лучшей в деревне, поскольку была единственной. Она представляла собой приземистое здание с белеными стенами, построенное лет сто назад на берегу в двух шагах от места, где позднее возникла железнодорожная станция. Теперь «Мост» должен был стать, как сказал бы мой друг, нашим «опорным пунктом».

Мы сообщили портье свои имена и поручили багаж его заботам. Я заметил, что, помимо чемодана, Холмс взял с собой еще и кожаный саквояж-гладстон, основное содержимое которого наверняка составляли ювелирные линзы, гидроскопические весы и карбидкремниевый точильный круг с держателем, крепившимся к краю стола.

Если бы не причина, приведшая нас сюда, я счел бы Саттон-Кросс очаровательной деревенькой, где неплохо было бы провести недельку-другую. Свежий воздух с Северного моря и мирные пастбища выгодно отличали это место от Бейкер-стрит. Но пока помышлять об отдыхе нам не приходилось: через час нас ожидала заранее назначенная встреча с преподобным Родериком Гилмором, настоятелем прихода. Некогда он учился в кембриджском Тринити-колледже вместе со старшим братом Холмса, Майкрофтом. Сей факт позволял начать беседу с приятной темы.

Мы застали мистера Гилмора дома. Этот спокойный джентльмен средних лет получил место священника в местной церкви Святого Климента по решению своей альма-матер, которой принадлежало право утверждения претендентов на указанную должность. Как и брат Шерлока Майкрофт, мистер Гилмор имел степень бакалавра с отличием по математике, однако членству в университетском совете предпочел тихую жизнь на восточном побережье Англии.

Пастырь встретил нас как старых знакомых. Не без гордости он показал нам свой храм с норманнскими эркерами, верхним освещением над хорами и южным нефом XIV века. Мы сели пить чай в его кабинете, решетчатые окна которого выходили на церковный двор. За живой изгородью из тиса виднелось безмятежное море, раскинувшееся под ярким послеполуденным небом. Я подумал, что не стал бы роптать, если бы судьба назначила мне быть настоятелем в Саттон-Кроссе.

Когда мы с похвалой отозвались о благоустройстве прихода, священник кротко произнес:

— Еще мы гордимся нашим маленьким железнодорожным мостом. Его, знаете ли, строил Роберт Стивенсон [9].

Мы в очередной раз выразили одобрение, после чего мистер Гилмор перешел к основному предмету нашей беседы.

— Печально, что мы потеряли обоих братьев Кастельно, — тихо сказал он. — Чрезвычайно жаль. Их здесь не слишком-то любили, и они, по правде говоря, не хотели быть моими прихожанами, но от этого случившееся с ними становится еще прискорбнее.

Холмс опустил свою чашку на блюдце.

— Как мы поняли со слов мисс Элис Кастельно, вечером прошлого воскресенья вы вместе со сторожем были на крыше и увидели двоих мужчин, которые дрались или по меньшей мере боролись?

Мистер Гилмор с грустью посмотрел на нас.

— Когда мы поднимались, я услышал одиночный выстрел. Стреляли, вне всякого сомнения, из дробовика — такие ружья есть почти у всех местных охотников. Братья Кастельно, охранявшие старый маяк, жили ближе всех к болотам. Как и многие другие обитатели деревни, они нередко подавали сигнал таким образом. Однако в столь поздний час охотник едва ли забредет в топь без особой надобности. Сгущались сумерки, с моря надвигался туман. Все рыбаки уже собрали добычу из сетей, давно разошлись по домам ловцы угря и дикой птицы.

— Иными словами, вам показалось странным, что братья в эту пору не сидят у себя на маяке? — спросил я.

— Не так чтобы очень, доктор. Безусловно, кому-то из них надлежало находиться там безотлучно, во всяком случае, не покидать пост надолго. Но тревожный сигнал, поданный одним из братьев, мог заставить другого на время позабыть о служебном долге. Однако оба были не так уж далеко и могли не опасаться, что огонь погаснет. Да и маяк наш, кстати говоря, вовсе не Эддистон и не Белл-Рок: он не служит важным береговым знаком, а лишь обозначает дельту реки для проплывающих судов. После строительства железнодорожного моста они больше не заходят в русло и даже не приближаются к устью. В скором времени маяк упразднят, помяните мое слово. Да и кто согласится на такую работу — неустанно следить за осветительным механизмом, проводя ночи вдалеке от человеческого жилья, среди болот и песков, затопляемых приливом?