Александр Арсаньев - Продолжение путешествия Страница 14

Можно было подумать, что убийцы или подбежали внезапно и тут же прикончили обоих, либо были знакомы им и поэтому не вызвали опасений. Не уверена, что тут же пришла к этому выводу, потому что воспринимала все, как во сне. Кошмарном именно благодаря этой атмосфере обыденности и почти эпического спокойствия. И это бросалось в глаза. И в этом мне виделась какая-то ненатуральность, искусственность происходящего. И не удивительно. Ни до того, ни после мне не приходилось иметь дело с мужчинами, которые дали бы себя умертвить, хотя бы не попытавшись защититься.

Я оказалось в совершенно глупом положении. Если еще полчаса назад у меня появлялись робкие мысли о побеге, то теперь мне не от кого было бежать. Если до этого неопределенность моего положения была относительной, то теперь она стала абсолютной. Признаюсь честно: я совершенно растерялась и стояла на опушке леса, не зная, что предпринять.

Из состояния оцепенения меня вывела внезапная мысль. Даже не мысль, а блеснувшее подобно молнии видение. Мне показалось вдруг, что кучера подменили.

Я хорошо помнила его масляную глумливую физиономию и рыжую щетину. Но ни того, ни другого у трупа не было. Мысль была странной, но я убедилась в ее справедливости, едва только подошла к нему поближе.

Волосы этого человека были какие-угодно, но только не рыжие.

Судить об этом было сложно, так как растительности на голове у него практически не было. Сняв надвинутый на нос трупа картуз и убедившись в этом, я в ужасе отшатнулась. На меня в упор смотрели бессмысленно выпученные голубые глаза незнакомого мне человека. Я могла поклясться, что до этой минуты не видела этого человека никогда в жизни. А зрительная память меня никогда не подводит.

Хотя кто-то явно пытался убедить меня, что это тот самый человек, с которым я говорила меньше часа назад. С этой целью он или они и натянули на уже мертвое тело кучерское платье и, если бы не моя наблюдательность, я бы не заметила подмены. Чтобы не сомневаться, я дотронулась до его лица, и рука моя ощутила ту самую безжизненно-влажную прохладу, которую трудно с чем-либо спутать. Этот человек был убит. Я заметила на его виске темное запекшееся отверстие от пули. И скорее всего, из того же оружия, что и мой конвоир. То есть (как это ни чудовищно звучит) из моего пистолета, но не позже, чем несколько часов назад. А, может быть, и раньше. Обладавшие более тонким, чем у меня, чутьем зеленые мухи, неизвестно откуда появляющиеся в таких случаях, уже летали вокруг его тела.

Меня хотели обмануть. И им бы это удалось, если бы я повела себя по-другому, то есть так, как повела бы себя на моем месте любая другая женщина. Но мои мистификаторы, кем бы они ни были, допустили непростительную ошибку. Они не учли, с кем имеют дело.

На всякий случай я заглянула внутрь возка и пощупала лоб второму покойнику. Он еще не успел остыть, более того, с него еще не успели испариться капельки пьяного пота. Здесь сомневаться не приходилось – полчаса назад этот человек еще видел сны.

«Значит, все это было игрой, – содрогнулась я от своего мысленного вердикта. – Какова же ее цель, господа игроки?»

Оглянувшись по сторонам, я по-прежнему никого не заметила, но у меня появилось ощущение, что за мной наблюдают. Может быть, это было игрой воображения, но, поверьте, ощущение было не из приятных. И первое, что мне захотелось сделать – это нарушить те самые условия игры, которые мне старались навязать. Нарушив их, я бы перестала играть на руку своим врагам. А то что неведомые игроки были моими врагами, сомневаться не приходилось. И плясать под их дудку было бы непростительной глупостью.

Но прежде, чем нарушить эти самые условия, нужно было бы их понять. Что я и попыталась сделать как можно быстрее.

«Что должна была бы сделать нормальная женщина, попади она в подобные обстоятельства?» – задала я себе мысленный вопрос и оказалась в весьма затруднительном положении. Сам мой вопрос уже как бы предполагал, что себя я нормальной женщиной не считаю, а, следовательно, судить о реакции таковой по этой причине не имею права. И все же я попыталась это сделать. А для удобства подставляла на свое место одну за другой всех своих подруг и родственниц, что приходили мне на память.

И пришла к выводу, что нормальная среднестатистическая женщина, если можно такую себе представить, прежде всего упала бы в обморок, тем более, что во времена моей юности подобная женская слабость считалась признаком утонченности, а прийдя в себя – отправилась бы в ближайший населенный пункт за помощью, тем самым передав себя в руки «правосудия». Как иногда кощунственно звучит это слово. Во всяком случае в моем положении обратиться за помощью к какому бы то ни было правосудию мог бы только безнадежно больной психически человек. Потому что ни одно правосудие бы мне просто-напросто не поверило, но именно на это и рассчитывали те, кто помог мне оказаться в этой ситуации. Следовательно, мне нужно было поступить как угодно, но только не по этому безумному и тем не менее навязываемому мне сценарию.

Что я могла сказать кому бы то ни было? Что неизвестные мне разбойники напали на мою тюрьму на колесах, убили моего конвоира из принадлежавшего мне пистолета, подменили мертвым телом живого кучера и удалились восвояси? Представьте себе его реакцию. Я ее представила и сразу же отказалась от этой мысли. Но оставаться на том же месте и ничего не предпринимать я тоже не могла. Тем более, что новая идея заставила меня буквально подпрыгнуть на месте.

А подумала я о том, что произойдет если через несколько минут здесь появится господин Алсуфьев. Вернее, даже не подумала, а только представила себе его счастливую физиономию, и этого оказалось достаточно, чтобы мои руки стали распрягать одну из застоявшихся лошадок.

У меня не было времени размышлять, куда же я собираюсь на ней отправиться, но этого бы точно не сделала ни одна из знакомых мне женщин, и именно по этой причине я утвердилась в верности принятого мною решения.

Через пару минут я вскочила ей на спину. Именно на спину, а не в седло, поскольку никакого седла на ней не было, а то подобие седла, к которому крепятся оглобли, лишь затруднило бы мою задачу. И я поблагодарила Господа за то, что мы с покойным мужем некоторое время развлекались тем, что играли в индейцев. Кому-то это казалось безумием, но одно время мы очень увлекались этим делом. Александр даже пытался ездить без уздечки, и отказался от своего намерения только тогда, когда чуть было не сломал себе шею и после долгих моих уверений, что ни одному нормальному индейцу такая идея в голову не придет.

Мой костюм для подобных игр был совершенно не предназначен, и мне пришлось немного его изменить. Длинный, украшенный кружевами подол платья я завязала каким-то немыслимым узлом и пропустила между ног. «Если бы меня в эту минуту видели мои тетушки», – успела подумать я, трогаясь с места, но эта была явно несвоевременная мысль, и я тут же выбросила ее из головы.

Не знаю, действительно ли кто-то наблюдал за мной в этот час, но если так, то уже через несколько мгновений ему оставалось лицезреть лишь пушистые облачка пыли, которые подняла своими копытами моя довольно шустрая «индейская» лошадка. Да и те очень недолго, поскольку легкий прохладный ветерок моментально подхватил их и унес в неизвестном направлении.

Я скакала, как некая сказочная героиня, и сходство мое с ней усугублялось тем, что направление моего движения совершенно соответствовало сказочным установкам: «туда – не знаю куда», или «куда глаза глядят».

Читатель наверняка заметил, что на последних страницах появились некоторые довольно странные в устах женщины прошлого столетия выражения и термины. Если да, то хочу попросить прощения. Дело в том, что тетушка в самый неожиданный момент и без всякой видимой причины перешла на французский язык. И одному Богу известно, скольких усилий мне стоило перевести эту тарабарщину на русский. Так что на стилистическую сверку у меня просто не хватило терпения. Такое произойдет еще не раз, поскольку подобный каприз приходил моей тетушке в голову неоднократно, особенно в те моменты, когда описываемые ею события казались ей слегка, как бы помягче выразиться, неприличными что ли. А по-французски даже самые двусмысленные вещи, очевидно, для ее современников звучали вполне приемлемо.

Так что тетушка в этих анахронизмах не виновата. А если вам это не нравится, могу оставлять все как есть. Но думаю, что среди современных читателей найдется не так много полиглотов, с легкостью переходящих с немецкого на русский, с французского на английский и обратно. Так что не обижайтесь, а лучше скажите мне спасибо. И читайте дальше, не обращая внимания на подобные мелочи. Тем более, что глава на этом заканчивается, а следующая почти полностью написана по-русски и не нуждается в моем переводе.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Как я и предполагала, никто не попытался меня остановить или как-то иначе воспрепятствовать моим намерениям, но все-таки оглядываться я перестала, лишь проскакав несколько верст.