Далия Трускиновская - Скрипка некроманта Страница 14

— Я рад вас видеть, Георг Фридрих, — сказал Маликульмульк. — Присядьте, я хочу кое-что рассказать вам и Давиду Иерониму.

— Похоже, дело серьезное? — спросил Паррот.

— Увы. Попал я в лабет, — сказал Маликульмульк, нарочно употребив французское картежное словцо.

— Ла бет? То есть животное? Скотина? — уточнил Гриндель. Маликульмульк усмехнулся.

— Сейчас видно, что вы не играете в бостон. Когда в бостоне кто из игроков оконфузится, обремизится, то именно так прочие говорят. Либо — «посадили в лабет».

— Так вы, любезный друг, сами туда попали или вас посадили? Тут, согласитесь, большая разница.

Маликульмульк рассмеялся — но смех получился невеселый.

— Сам, надо полагать…

Он не думал, что на рассказ о пропаже скрипки уйдет менее двух минут. Видимо, твердый и спокойный взгляд Паррота препятствовал многословию. Опять же — и вопросов физик не задавал, пока Маликульмульк не замолчал.

— Стало быть, злые духи унесли скрипку работы Гварнери дель Джезу? — спросил Паррот.

— Итальянцы уверены в этом. А мы… мы не знаем, с какого конца взяться за дело. Вынести инструмент мог кто-то из гостей — но ему пришлось бы красться по коридорам, где ходит только дворня, без всякой уверенности в успехе. Мог подкупленный дворовый человек — но Голицыны в своих людях уверены, впрочем… впрочем, ничего в этом сверхъестественного нет. Мог — тот подлец, что отнял шубу у бедного Шмидта и пытался пробраться в замок, притворившись доктором. На полицию надежды мало — разве что случайно нападет на след похитителя шубы.

— Какая отвратительная история! — воскликнул Давид Иероним, слушавший Маликульмулька, приоткрыв рот. — Его сиятельству только такой неприятности недоставало…

— Да, это может оказаться интригой против Голицына, — согласился Паррот. — Но уж больно мудрено. Давайте вообразим вашу беду в виде веревки. На одном конце — итальянец, лишившийся скрипки. Смею напомнить, что обокрали все же не князя, а скрипача. А на другом — некто, желавший любой ценой получить скрипку работы Гварнери дель Джезу. Давид Иероним, как вы полагаете, играли ль когда в Доме Черноголовых на столь дорогом инструменте?

— Понятия не имею. Тут не меня нужно спрашивать. Если хочешь, я зайду в Дом Черноголовых — там наверняка кто-то есть.

— Нет, в Дом Черноголовых зайду я с мальчиками. Разбойники, вам хочется узнать про украденную скрипку?

Они дружно закивали.

— Ну вот, сами и будете спрашивать. По дороге придумаем вопросы… Вилли, что в науке главное?

— Правильно поставить вопрос!

Паррот кинул взгляд на Маликульмулька, но что это был за взгляд! Никакая философия не нашла бы аргумента против отцовской гордости — и Маликульмульк снова подумал, что жизнь не заладилась именно с того дня, когда он грубо ответил на письмо родителей Анюты. Были бы сыновья — он удержался бы от карточной игры… впрочем, теперь это все уже не имеет никакого значения…

— Ты, Давид Иероним, загляни-ка к фрау фон Витте. Она дама светская, сообразит, у кого спрашивать о скрипках. Кроме того, она знает наперечет и лифляндских, и курляндских меломанов… Не удивляйтесь, Крылов, ради того, чтобы послушать дивное дитя, любители могли приехать и из Вольмара, и из Либавы, о Митаве уж молчу. Путешествовать в такую погоду — одно удовольствие. Значит, договорились?

— А я? — жалобно спросил Маликульмульк.

— А вы — в «Лавровый венок», заказывать обед. Для моих разбойников пусть приготовят жареную зайчатину. Мне — тарелку «винеров» с тушеной капустой.

— Мне — «франкфуртеров», — добавил Гриндель. — На месте разберетесь, какое блюдо лучше всего удалось, и его тоже закажете. И по кружке глинтвейна.

— И две миски горячего пивного супа, — сказав это, Паррот строго посмотрел на мальчиков. Они запечалились — как, наверно, все на свете ребятишки, Вильгельм Фридрих и Иоганн Фридрих не любили похлебок.

— И свиных ребрышек, — сжалившись, добавил Паррот. — Карл Готлиб! Позови Теодора Пауля, пусть останется пока за прилавком.

Гринделя нисколько не смутило, что друг распоряжается вместо него в аптеке. Все пятеро вышли — и разом глубоко вдохнули: морозный воздух и легкая метелица были прекрасны.

На Ратушной площади еще стояли киоски, маленький Иоганн Фридрих устремился туда, где толпились дети, Паррот пошел следом, и пока Маликульмульк провожал его взглядом, куда-то подевался Гриндель. Маликульмульк завертел головой — и встретил взгляд.

Господин в черном стоял у ратуши и глядел на него.

С этим нужно было что-то делать. Философу, допустим, начхать, что за ним бродит по крепости некое привидение с постной рожей. Но начальник генерал-губернаторской канцелярии должен разобраться, что это значит. В городе, где замок — едва ль не на осадном положении и магистрат ждет от князя Голицына промашек, на которые можно многословно жаловаться в столицу, волей-неволей приходится осторожничать.

Решение Маликульмульк принял быстро: хватит притворяться, будто нет никакого преследователя, а нужно просто подойти и спросить, что ему надобно. Если же господин в черном не сумеет дать внятных объяснений — за шиворот свести его в часть! (Во время странствий Маликульмульку как-то пришлось выставлять из комнаты проигравшегося и вздумавшего лезть на всех с кулаками дуралея, и он знал про себя, что как следует ударить — вряд ли сможет, сидит в нем странный и порой обременительный запрет на удары, а куда-то отволочь, пустив в ход не злость, а всего лишь природную силищу, — вполне!)

Он медленно пошел к господину в черном. Тот ждал, не двигаясь с места. И когда Маликульмульк приблизился, губы дернулись, приоткрылись — родилась явно непривычная этому лицу улыбка.

— Чем я привлек ваше внимание, сударь? — сердито спросил Маликульмульк, отчего-то по-русски. — Отчего вы ходите за мной следом? Чего вы от меня хотите?

— Теперь я вижу, что не ошибся и это действительно вы, господин Крылов. Простите великодушно — я не мог поверить, что вы явились в Ригу в столь значительном чине. Я собрал сведения, убедился, что это точно вы. Я искренне рад за вас. Вы мне всегда были симпатичны.

— Но кто вы? — Маликульмульк был удивлен до крайности и словами, и русской речью. — Мы, кажется, встречались в столице у Брейткопфа, но это было, это было…

— Именно так — и было даже недавно, сие слово не подходит. Коли вы занимались переводами, то должны помнить, как трудно порой из полудюжины слов найти истинное, не так ли?

Маликульмульк немного смутился. Ему показалось, что господин в черном намекает на куски из книги известного либертина, маркиза д’Аржана, которые он старательно перевел и вставил в свою «Почту духов».

— Да, пожалуй, — отвечал он. — Коли недавно, то когда же?

— Вы еще не догадались? Я полагал, что вы, испытав то же, что и я, ощутили это чувство, сопровождающее миг… Или вы не столь остро воспринимаете события? Да, есть счастливцы, которые умирают в бессознательном состоянии и не ощущают мук, которые испытывает тело, когда душа прорывается сквозь плоть ввысь…

— Вы говорите странные вещи, — уже начиная беспокоиться, произнес Маликульмульк.

— Нет, ничуть. Я вижу в вас друга, товарища по былым несчастьям и сподвижника в жизни нынешней. Еще немного — и вы все поймете.

— Да кто же вы, сударь?

— Вы не можете вспомнить мое прозвание — значит, невелика ему цена. Допустим, я Иванов. Но я помогу вам — мы не у Брейткопфа встречались, а у Рахманинова в типографии, когда вы, господин Крылов, затевали с ним издавать «Почту духов». Теперь начинаете припоминать?

Маликульмульк не ответил. Воспоминание действительно возникло, очень яркое, и тут же стало таять, да и не таять — а распадаться на кусочки, и несколько сердцевинных, вылетев первыми, сделали мгновенную картинку неразборчивой и бессмысленной. Нужно было снова собрать их вместе — вернуться к озарению через усилие ума, пронизывающего память в поисках кусочков-беглецов.

— Ничего, мы еще встретимся и обо всем потолкуем, — пообещал господин в черном. — Мне, честно вам скажу, не слишком приятно будет вспоминать минувшую жизнь. Но ради друга чего не сделаешь… ради друга, который прошел тем же путем… Мы просто обречены сделаться друзьями.

Во взгляде были печаль и нежность.

— Кто вы и откуда? — не на шутку встревожившись, спросил Маликульмульк.

— Я ж ясно толкую — с того света…

Глава 3. Нежданный помощник

В «Лавровом венке» собралось немало народа, и Маликульмульк, не зная, как уберечь места за столом, снял шубу и уложил ее на скамью и стул. Да и от шубы приходилось отгонять нахалов. Молодые рижские бюргеры и айнвонеры на досуге были очень шумливы и даже дерзки. Кельнер, выслушав его, сгинул, и Маликульмульк чувствовал себя неловко: Паррот подумает, что генерал-губернаторскому секретарю нельзя доверить даже заказ тушеной капусты.