Валерио Манфреди - Оракул мертвых Страница 14

Ари оправился от изумления, почти парализовавшего его:

— Да… да, она там, позади, вон там, возле тех деревьев.

Клаудио положили в старый «пежо», тот самый, что всего два дня назад вез в Афины Периклиса Арватиса, там он свернулся клубком, словно собака. У него не осталось сил даже на разговоры.

— Но что я должен делать? — спросил Ари. — Как мне найти вас, если понадобится ваша помощь?

— Отвезите его подальше, туда, где его никто не узнает.

— А миссия, которую доверил мне профессор Арватис… Я не знаю, что делать…

По кронам деревьев пробежал холодный ветерок, усыпая землю мертвыми листьями. Человек тяжко вздохнул и оглянулся на улицу, по которой в этот момент медленно ехал старый автобус, подпрыгивая на каждой яме и скрипя так, словно вот-вот развалится на куски.

— Этот… сосуд, — проговорил незнакомец, снова посмотрев ему в глаза, — этот предмет по-прежнему находится в подвале?

— Да.

— И вы никому ничего не говорили?

— Никому, — ответил Ари.

— Заберите его с собой, сегодня же ночью, и спрячьте. Я приду к вам, когда настанет время. А теперь уезжайте.

— Но, пожалуйста… Скажите мне по крайней мере…

— Поезжайте, говорю вам.

— Но как вы меня найдете… Я и сам не знаю, куда поеду.

— Я найду вас, будьте уверены. От меня непросто сбежать.

Ари повернулся к нему спиной и пошел к своей машине. Завел ее и двинулся в путь.

— Куда вы меня везете? — раздался с заднего сиденья голос Клаудио.

— Туда, где никто тебя не найдет. А теперь ложись и спи, если можешь, сынок.

— Дайте мне умереть… Вы и представить себе не можете, что я видел… что я выстрадал.

— Ты смиришься и будешь жить… чтобы наказать виновных. Сейчас — еще не твое время, мальчик: ведь тебя живым вернули из жерла ада. — Он сбавил скорость перед поворотом и направился по дороге в Пирей.

— Подождите, — сказал Клаудио. — Остановите на минутку, пожалуйста.

Ари подъехал к тротуару, и Клаудио с трудом выпрямился, сел, опустил стекло и посмотрел назад. Синий автомобиль адмирала Богданоса исчез. На краю мостовой стоял человек в шляпе, надвинутой на глаза, закутанный в темное пальто: он вытянул руку, голосуя. Старый автобус остановился, постанывая и треща, человек забрался внутрь. Автобус поехал дальше, выплюнув из выхлопной трубы большое облако черного дыма, который вскоре рассеял ветер, теперь дувший все сильнее и сильнее. Клаудио закрыл окно и увидел, что Ари тоже обернулся.

— Кто тот человек, что привез меня сюда? Почему он это сделал?

— Я не знаю, — сказал Ари, поворачивая ключ в замке и снова трогаясь в путь. — Клянусь тебе, я не знаю, но уверен, мы еще увидим его. А теперь ложись, нам нужно ехать.

Клаудио свернулся клубком на сиденье, упершись коленями в сведенный спазмами живот, закрыв лицо руками, сдерживая плач отчаяния и ярости, безутешной боли и бесконечного одиночества.

Прошел час или два, а быть может, всего несколько минут — он не мог определить, — машина остановилась, и Ари открыл перед ним дверь, чтобы помочь выйти.

— Мы приехали, сынок, пошли, обопрись на меня.

Телефонный звонок прервал мрачные мысли капитана Караманлиса; он сидел в своем кабинете, перед ним лежал едва надкусанный бутерброд и стоял стакан минеральной воды. Он поднял трубку:

— Главное управление полиции, слушаю.

— Это доктор Псаррос из муниципальной больницы Кифиссии, я хочу заявить о подозрительном случае.

— Говорите, это капитан Караманлис.

— В субботу вечером к нам привезли умирающего. Из его документов следовало, что это профессор Периклис Арватис, инспектор Департамента античных ценностей. Несмотря на все наши усилия, нам не удалось спасти его: он скончался через час после того, как поступил сюда. Человек, доставивший его в больницу, через некоторое время вернулся и попросил разрешения увидеть труп, но он странно вел себя, и я дал знать окружному комиссару, а когда явился агент, чтобы проверить обстановку, тот человек пропал, не оставив никаких следов. Мы не можем понять, какие обстоятельства привели пациента в столь безнадежное состояние.

— Как звали того человека?

— В приемной он сказал, будто его зовут Аристотелис Малидис, но, быть может, это ненастоящее имя.

— Вам удалось установить причину смерти?

— Остановка сердца. Мы просили разрешения на вскрытие, но, учитывая обстановку… Судебный врач пока не может заняться нашим делом.

Караманлис записал все в своем блокноте.

— Вы сказали, «Малидис». Я постараюсь узнать о нем что-нибудь. Перезвоню вам, если мне понадобится дополнительная информация. А комиссар Кифиссии?

— Думаю, он не может заниматься этим делом: комиссар находится под следствием, скорее всего из-за своей позиции в отношении операции по зачистке Политехнического. Поэтому я позвонил вам.

— Вы правильно поступили, доктор. Благодарю вас. Спокойной ночи.

— И вам спокойной ночи, капитан.

Караманлис тут же вызвал коммутатор:

— Разыщи мне генерального директора Департамента античных ценностей. Это на Клеоменис Иконому.

— Но, капитан, все учреждения уже давно закрыты.

— Черт возьми, так найди его дома. Говори от имени Министерства образования. Может, мне еще и сморкаться вас учить?

— Но там тоже ответят только швейцары и охрана.

— Вытащи из постели какого-нибудь генерального директора, проклятие! Пусть подтвердит тебе, что у них есть инспектор по имени Арватис… да, Периклис Арватис. И некий Аристотелис Малидис… Нет, я не знаю, в какой он должности. Ну вот, молодец. Позвони мне, как только что-нибудь узнаешь.

Караманлис схватил свой бутерброд и принялся неохотно жевать его, время от времени запивая глотком минеральной воды. У него словно бы возникло предчувствие, что это странное происшествие может каким-то образом вывести его из затруднительного положения, в котором он находился. Проклятый проныра этот Богданос, и опасный к тому же. Караманлис собирался навести справки на его счет, как только будет возможно. У него как-никак есть друзья в Министерстве обороны. Телефон снова зазвонил.

— Итак, ты что-нибудь узнал?

— Нет еще, капитан. Я звоню вам подругой причине. Здесь молодой человек, иностранец, и он непременно хочет поговорить с начальником управления. Он говорит, это срочно и крайне важно.

— Ты знаешь, кто он?

— Говорит, его зовут Норман Шилдс.

— Ты сказал: Шилдс? Ш-И-Л-Д-С?

— Именно так.

— Пропусти его. Я немедленно его приму.

— Проходите, господин Шилдс, господин Нортон ждет вас в своем кабинете. — С этими словами чиновник двинулся по пустынным коридорам посольства Соединенных Штатов, потом остановился перед дверью с надписью «Атташе по культуре» и постучал.

— Войдите! — донесся голос изнутри.

— К вам господин Джеймс Генри Шилдс, мистер Нортон.

— Проходите, Шилдс, располагайтесь, я ждал вас с нетерпением. Как продвигаются дела?

— Проклятие, полковник, условия оказались совсем не такими! Из-за вас я попал в ужасное положение. Я в этом не участвую. Всему есть предел, есть принципы, которые следует соблюдать, проклятие. Мы — не преступники. Что это вам взбрело в голову работать с этой свиньей Караманлисом?!

Сердечное выражение, с каким полковник принял своего гостя, внезапно исчезло:

— Эй, Шилдс, осторожней выбирайте выражения, иначе я велю своим людям вышвырнуть вас отсюда без особых церемоний. Ваше учреждение поручило вам сотрудничать с нами, а нам нужна определенная информация. Если она у вас есть, сообщите мне все, что знаете, а потом проваливайте. Я сыт по горло вашими выходками и капризами. Если это ремесло не для вас, запишитесь в бойскауты и больше не морочьте мне голову, черт возьми!

Шилдс пришел в себя, сдерживаясь.

— Ладно, полковник, значит, вы действительно хотите знать, как идет дело? Отлично: так знайте, Караманлису ничегошеньки не удалось добиться, и он знает столько же, сколько и раньше, зато он учинил такую чудовищную жестокость, что, если она всплывет, то все мы пропали, мы с вами в том числе. А теперь, надеюсь, у вас крепкий желудок и вы сможете выслушать то, что я собираюсь вам рассказать, потому что меня стошнило перед тем, как я пришел сюда с отчетом.

Нортон опустил глаза в замешательстве: ему трудно было представить, что могло до такой степени смутить человека вроде Джеймса Генри Шилдса, бывшего офицера САС, выдающегося агента британской разведки, работавшего в Греции во время гражданской войны и партизанской войны, а потом во Вьетнаме и Камбодже в самые трудные годы конфликтов.

— Я капитан Караманлис, пожалуйста, садитесь. Что я могу для вас сделать?

У Нормана Шилдса были круги под глазами, веки опухли, словно он несколько дней не спал. Манжет и воротник рубашки испачкались, брюки выглядели потертыми, мешковатыми на коленях. Он все никак не мог ответить, как будто подбирал правильные слова, чтобы начать.