Тихая гавань - Андрей Бармин Страница 14

на площадь вечером?- Нет. Я вчера весь день проспала почти — отходила после ночи. Мне хватило мертвых ночью.- Я тоже не пошла, мне , признаться, даже немного жаль этих бедолаг. Зайберт расстрелял их по-необходимости, но они вряд ли несли серьезную угрозу Рейху.- льза, вы бы поостереглись с такими заявлениями, - грустно улыбнулась Татьяна.- Ну, ты же не побежишь в гестапо докладывать о моей неблагонадежности. И потом я же не отрицаю необходимости сделанного, а просто жалею расстрелянных. Некоторых я знала лично.- Как и все мы в этом городе. Даже я за четыре года знаю больше половины жителей в лицо.

-Это с одной стороны и проблема, а с другой и благословение небольших городков, - Эльза улыбнулась, - все все про всех знают. Но плюсов больше, чем минусов. Мы с Отто некоторое время пробыли в Дрездене, не сказать, что там плохо, но жизнь совершенно иная. Я бы, конечно, привыкла, но здесь роднее.- Да, вот мне тоже пришлось адаптироваться к местным условиям, - Эльза знала о причинах появления Татьяны в своем городе: ее отец был достаточно богатым польским землевладельцам и крайне неприязненно отнесся к переходу под власть коммунистов. Те тоже не мирились с классовыми противниками, и отца Эльзы сначала арестовали, а потом он пропал. Лишившись родителя и его денег, Татьяне было трудно в родном месте, так как недоброжелателей хватало, поэтому она, распродав, что можно из остатков вещей, решила поменять местожительства. А здесь на тот момент требовался переводчик с немецкого на польский в местном госпитале.

Потом городок оказался под властью немцев, и Татьяна лишилась работы, так как госпиталь сталь военным,и германское командование решило задействовать своих переводчиков но тут Эльза вернула свое право собственности, и ей понадобилась помощница. Они друг другу понравились, и вот уже два года сотрудничали. Подругами не стали, но могли общаться не только по рабочим темам.

- Вы давно не были в офицерском клубе? - внезапно спросила Татьяна.

- Очень давно, мой друг готовится к переводу, а одна я туда не хочу идти, и так надоели эти сплетни. А к чему вопрос?

- Ну, - Татьяна смущенно кашлянула, - со мной на прошлой неделе познакомился один немецкий капитан, вроде танкист, с тросточкой был. Из госпиталя. Хотела бы узнать, посещает ли он клуб и как часто.

- Хочешь знать, насколько он низко пал в моральном плане, - догадалась Эльза, так как в клуб десятками слетались местные блудницы, готовые переспать с офицерами за небольшое вознаграждение. Именно поэтому Эльза старалась, как можно реже там появляться даже в чьем-то сопровождении. Кроме пересудов ей было просто неприятно смотреть на этих алчных шлюх, хотя она понимала, что для них это просто способ выжить. Не у всех была работа или собственность. Но в глазах Эльзы это было объяснением их поведения, но не оправданием. Причем эти девки попали в их городок в основном из окрестных сел. Некоторые же вообще откровенно торговали своим телом прямо возле солдатских казарм. Но таких в клуб не пускали. И при этом, другого более интересного места для общения и знакомств в городке не было

.- Фамилию его знаешь?

- Нет, только имя — Вальтер.

- Танкист из выздоравливающих, с тросточкой. Хорошо, постараюсь разузнать подробности.

Эльза не стала говорить своей помощнице, что этот капитан скорее всего женат, ищет развлечений, да и расовая политика не позволяла Татьяне надеяться на что-то серьезное, она — полька. Даже по отношению к себе Эльза иногда чувствовала холодок со стороны сограждан из сердца Рейха. Открыто никто не высказывался по поводу сомнений в ее расовой чистоте, но мысли такие мелькали у многих. Это было еще одной причиной для нее жить в родном городе. Эльза надеялась, что когда их округ официально включат в состав Рейха, то отношение, пусть и не сразу, но изменится, но это произойдет не очень быстро.

- Я могу идти? - спросила Татьяна.

- Да, конечно, - помощница вышла, а Эльза встала и прошлась по кабинету, разминая ноги. Ей еще нужно поработать с корреспонденцией и документами, а потом решить, где она проведет вечер. Дома с книгой, в гостях у родителей или выйдет на прогулку со своим другом.

В дверь кабинета постучали, Эльза ответила, что можно войти. На пороге появилась Марина, мастер швейного цеха: женщина пятидесяти лет с добродушным лицом и постоянно прищуренными глазами:

- Добрый день, пани .

- Здравствуй, Марина. Что-то случилось?

- В некотором смысле. Сегодня у нас повышенный расход материала. Было много брака.

- Это плохо, - Эльза нахмурилась, -В чем причина?

- У раскройщицы Брадельской вчера расстреляли родного брата, и она работала не очень внимательно....

- А почему она вообще вышла на работу? Я же не зверь какой-то. Хоть он и государственный преступник, но все же кровные связи, я бы позволила ей побыть дома некоторое время.

- Я ей говорила тоже самое утром перед сменой, но она ответила, что кроме брата у нее никого не осталось, так что на работе ей будет легче, и я, дура такая, согласилась пустить ее в цех. Моя вина, фрау Эльза.

- Надеюсь, сейчас вы отправили ее домой?

- Да, конечно, это полностью моя вина. Я попыталась войти в ее положение. ...Девочки из цеха готовы компенсировать перерасход со своего жалованья...

- Это и не обсуждается, - голос Эльзы стал ледяным, - прибыль моей фабрики не должна страдать, иначе все окажутся на улице, не только я потеряю деньги. Или сюда пригонят украинок и русских, которые будут работать за четвертинку хлеба в сутки.

- Я все понимаю, фрау Эльза, поэтому сразу пришла доложить вам. Еще раз приношу извинения.

- Достаточно. Я все поняла. Раскройщицу не допускать до работы неделю, за это время присмотрите ей замену, на всякий случай. К работе допустить только под надзором. Сумму убытков сообщить в письменном отчете. Все понятно?

- Да, фрау Эльза. Спасибо вам за справедливость.

- Можете идти, - Эльза махнула рукой, и дверь кабинета закрылась. Ее переполнял гнев: дурацкая ситуация, которую можно было предусмотреть. Но тут она вспомнила себя, когда умер Отто, безумно любимый и уважаемый муж, с которым было прожито много счастливых лет. Она плакала ровно пять минут, закрывшись в спальне, где обнаружила его. Никто не видел ее слез. Похороны она организовывала сама, параллельно вступая в наследство и перекраивая работу фабрики только под себя. И ей не нужна была