Борис Акунин - Планета Вода (сборник) Страница 15

Эраст Петрович любил сдавать экзамены – что в гимназии, что в Технологическом институте. Всякое испытание собранности, знаний и находчивости освежает мозг. Но, глядя на своих простецких попутчиков, Фандорин был не склонен относиться к предстоящему собеседованию серьезно.

И здорово ошибся.

Начать с того, что его сразу же отделили от остальных. Их усадили на длинную деревянную скамью, выдав по сосиске и бутылке пива, инженера же провели в светлую комнату, обставленную довольно необычным образом. Посередине стоял табурет на вертящейся ножке – вроде тех, какими пользуются пианисты; спереди, справа и слева, каждый за своим столом, сидели трое мужчин.

На приветствие улыбчиво ответил только тот, что справа; левый сухо кивнул; центральный не пошевелился.

«Интересно, это разница темпераментов или намеренное распределение психологических ролей: мягкий, нейтральный и жесткий?» – подумал Фандорин, разглядывая троицу.

А они, мельком посмотрев на вошедшего, погрузились в чтение. Должно быть, то была анкета, которую Эраст Петрович заполнил в тенерифской конторе под копирку.

Вот и хорошо, есть время изучить сей синедрион получше.

Председателем несомненно был Центральный. Типичный пруссак: военная выправка, седой ежик, монокль, нафабренные усы а-ля его величество кайзер. Не очень-то немцы озабочены конспирацией. С тем же успехом можно было нарядить этого господина в военный мундир с Железным крестом на груди.

Правый (приветливый) намного моложе. В отличие от остальных, без воротничков и галстука, в расстегнутой на крепкой шее рубашке. Сильно загорелое, чисто выбритое лицо – открытое, улыбчивое.

Наиболее интересен, пожалуй, Левый. И сам по себе (мефистофельская черная эспаньолка, брови зигзагом, острый взгляд, бриллиантовая заколка в шелковом галстуке), и, в еще большей степени, из-за непонятного аппарата с проводами, который, помигивая лампочками, стоял на столе. Фандорину такого устройства видеть еще не доводилось. Любопытно.

– Ясно, – сказал Центральный, закрывая картонную папку. – Приступим, джентльмены?

Говорил он по-английски (концерн-то ведь якобы международный), но с сильным немецким акцентом: «тшентльмены».

Правый (Фандорин окрестил его «Принц-Шарман») улыбнулся и кивнул. Левый («Мефистофель») пожал плечами:

– Начинайте, генерал.

Впрочем, означает ли слово general воинское звание или что-то иное, Фандорин не знал.

– Служили в армии или военном флоте? Приходилось воевать? – спросил Генерал, глядя на экзаменуемого скучным взглядом.

Чтобы не противоречить анкетным данным Пита Булля, Эраст Петрович ответил отрицательно, и Генерал совсем утратил к нему интерес.

– Теперь вы, доктор.

Мефистофель, оказавшийся доктором (медицины или каких-нибудь наук?), сказал:

– Я буду задавать вам вопросы, мистер Булль, а вы отвечайте быстро и не задумываясь. Учтите: малейшая ложь – и вы работы не получите.

«Как же, спрашивается, ты определишь, лгу я или нет», – подумал Фандорин, повернувшись на табурете.

– Разденьтесь до пояса, – неожиданно велел Мефистофель, который, стало быть, являлся именно доктором в медицинском смысле. – Сядьте сюда. Я подсоединю к вашей груди и локтевым сгибам вот эти проводки. Аппарат, который вы видите, называется Truthreader. Он реагирует на малейшую неискренность. Не верите? – Ловкие руки быстро прицепили к телу Эраста Петровича липкие датчики. – Если вы скажете неправду, зажжется вот эта лампочка. Вас ведь зовут Питер? Давайте я спрошу ваше имя, а вы попробуйте назваться как-нибудь иначе. Итак. Мистер Булль, как ваше имя?

Пожав плечами, Фандорин сказал:

– Ну допустим «Эраст».

Лампочка не загорелась.

Доктор недовольно хмыкнул.

– Я же объяснил: отвечать быстро, безо всяких «ну» и «допустим». Еще раз: как ваше имя?

– Эраст, – увереннее повторил Фандорин.

Нахмурившись, Мефистофель стал крутить какие-то рычажки.

– Черт, опять барахлит, – пробормотал он.

Эраст Петрович с любопытством разглядывал устройство. Он читал, что существуют опытные образцы аппаратов, способных улавливать микронарушения пульса, давления и потовыделения, происходящие при напряжении, которого требует от человека ложь, но никогда еще не видел «машину правды» наяву.

– Вы не могли бы придумать какое-нибудь более правдоподобное имя? – с раздражением спросил доктор.

– Джон.

Лампочка зажглась.

– Вот видите! – с торжеством воскликнул доктор, обращаясь не к Фандорину, а к остальным членам комиссии.

Председатель рассматривал Эраста Петровича с вновь пробудившимся интересом.

– Это не тело инженера, – сказал он одобрительно. – Какие мышцы!

– Вы инженер? – спросил доктор.

– Да.

Лампочка бездействовала. Что ж, Фандорин действительно имел диплом Массачусетского технологического института.

– У вас шрамы, – продолжил Генерал, прижимая к глазнице монокль. – А говорите, что не воевали. Ну-ка, Ласт, потрясите его получше.

– Ваше имя Питер Булль?

– Да.

Лампочка вспыхнула, и Фандорин понял, что недооценивать чудо техники не следует. Нужно срочно задействовать «мертвое дерево», защитный блок «крадущихся»: превратить сердце в сухой ствол, нервы в безжизненные сучья. Умение застыть без движения, почти без дыхания – один из основных навыков всякого ниндзя.

Время замедлилось, руки и ноги отяжелели, по телу разлилось сонное оцепенение.

– Вы лжете! – вскричал доктор Ласт (вот как звали Мефистофеля на самом деле). – Как ваше настоящее имя?

Фандорин смущенно признался:

– Фима Соловейчик. Я русский еврей. Когда приехал в Америку, поменял имя…

Лампочка проглотила вранье, обманутая «мертвым деревом».

– Еврей со шрамами? – пророкотал Генерал. – Очень интересно! Эта нация не склонна к воинственным занятием, но уж если попадается боевитый еврей, он заткнет за пояс трех тевтонов. Так вы были на войне, мистер Булль?

– Нет. У меня хорошая м-мускулатура, потому что я давно занимаюсь водолазным делом. Шрамы тоже от подводных п-приключений. Вот этот, похожий на след от пули, на самом деле память о встрече с электрическим скатом. Заикание тоже. А эту з-зазубрину мне оставила акула…

Лампочка вела себя умницей, не выдавала.

– Думаю, это ваш человек, Нэп, – сказал доктор Ласт, выключая машину. – Инженер, к тому же опытный водолаз.

– Да, к сожалению, не мой, – вздохнул Генерал. – У меня вопросов больше нет.

– Обернитесь ко мне, мистер Булль, – попросил третий экзаменатор, и Фандорин снова повернулся на табуретке. – Скажите, чем лучше пользоваться для ориентации, когда лодка идет на глубине?

– Я предпочитаю компасы «Сперри».

Застегивая пуговицы на рубашке, Эраст Петрович стал объяснять, чем лучше гигроскопический компас именно этой модели. Принц-Шарман, он же Нэп, доброжелательно кивал.

– А как вы определяете, что ниже погружаться уже опасно?

– Очень п-просто. Если заклепки на стенках начинают «слезиться», значит, давление воды слишком велико. Нужно немного подняться.

– Раз мистер Булль вам не нужен, Генерал, я бы с удовольствием взял его в лабораторию. Доктор?

Нэп с улыбкой взглянул на остальных членов комиссии.

Генерал зевнул. Ласт развел руками:

– И это все ваши вопросы? Что ж, Нэп, вам виднее. Поздравляю, мистер Булль, вы приняты на работу. Вам остается ознакомиться с правилами, расписаться, и можете устраиваться. Вас проводят на квартиру, всё покажут и расскажут. Жалованье у вас будет…

– По первой категории, – подсказал благожелательный Нэп.

– Останетесь довольны, – закончил доктор. – Всё. Вам вон в ту дверь. Давайте следующего!

Так Фандорин и не понял, кто у них главный. Лучше бы собеседование длилось подольше, но не требовать же продолжения?

Прошла целая неделя.

Маса на Тенерифе наверняка извелся в ожидании условленного знака, а Эраст Петрович всё не мог сообразить, как подобрать ключик к ларцу под названием «Сен-Константен». Был озадачен, и недоумение с каждым днем возрастало.

Ключик подбирать было не к чему, потому что отсутствовала замочная скважина.

Сен-Константен был тем, за что себя выдавал. То есть «производственным и научным центром по утилизации морской биологии» (именно так остров именовался в официальной переписке концерна «Океания»).

Здесь собирали и выращивали водоросли; культивировали каких-то особенных моллюсков; экстрагировали разные эссенции для парфюмерного, косметического и фармакологического использования. Производство на обеих фабриках, медицинской и парфюмерно-косметической, было не маскировочное, а самое что ни на есть настоящее, превосходного технологического уровня. В большой лаборатории, куда определили «Питера Булля», работали отменные специалисты высочайшей квалификации: химики, биологи, конструкторы, инженеры. Всяк занимался своим направлением, никто друг другу не мешал.