Николай Свечин - Варшавские тайны Страница 15

— Как убитым? — воскликнул тот, что повыше и позадиристей, поручик Шеховцов.

— Убитым или мертвым? — уточнил, побледнев, второй офицер, поручик Мартынов.

— Живот распорот от диафрагмы до паха. Внутренности, естественно, вывалились. Штабс-капитан пробовал запихнуть их обратно руками… Это была очень мучительная смерть.

Все офицеры, не сговариваясь, перекрестились на икону в углу.

— Когда и где вы вчера расстались?

— Тотчас после… ну, той сцены во дворе, — ответил Мартынов и покосился на полкового командира. Тот немедленно показал ему кулак, и поручик воспрянул духом. Видимо, характер у князя был отходчивый.

— Куда направился штабс-капитан?

— Он вчера был при деньгах, — заявил Шеховцов. — Впрочем, Сергеев-третий всегда при деньгах. Откуда только берет? Мы с Мартыновым поняли, что… перегнули палку. И решили вернуться в полк. А он сказал: нет, я еще не набесился! Звал и нас. Сказал, что пойдет к Ванде.

— Кто эта Ванда?

— Понятия не имею.

— А вы, Мартынов?

— Тоже. Мы только второй раз так загуляли с Сергеевым. Он… недалекий. И неприятный. Особенно как выпьет.

— Зачем же вы водились с таким человеком?

Поручики промолчали.

— Деньги, всё деньги… — сокрушенно пробормотал батальонер. — Жалование поручика со столовыми и квартирными — пятьдесят три рубля! За вычетами остается вообще тридцать пять. Как хочешь, так и живи… А погулять охота, пока молодой. Я хоть и полковник, иной раз тянет целковому голову свернуть.

Неожиданно Иванов оторвался от протокола и сказал:

— На Иерусалимской аллее есть шикарный ресторан, назы вается «У Ванды».

— Действительно шикарный? — почему-то шепотом поинтересовался Шеховцов.

— Не знаю. Не был. У меня жалованье — двадцать пять рублей.

Повисла неловкая пауза, которую прервал вопросом Лыков:

— Что имеете сказать о круге знакомых покойного?

— Спросите об этом в Александровской бригаде, — с вызовом ответил Шеховцов. Алексей вспомнил, что и в подворотне он вел себя более развязно.

— Ваш характер, поручик, я уяснил еще вчера. Вы были достойным напарником вздорного скандалиста Сергеева.

— Я не позволю…

— Молчать! — рявкнул командир полка.

— Тут решается, оставаться ли вам в офицерах, — продолжил Лыков, — а вы интересуетесь репутацией ресторана «У Ванды».

— А что мы такого сделали? — возмутился поручик. — Ну, поставили на место полячишек! Пусть знают! А то совсем распустились, не хотели обслужить.

— Еще вызвали на дуэль русского, что решился прекратить ваше хамство. А когда тот пригрозил, что отделает всех на кулачки, хотя бы вас и трое, — что тогда случилось?

В кабинете наступила тишина, зловещая и тягостная. Моло дые офицеры, красные от стыда, переминались с ноги на ногу. На Мартынова вообще жалко было смотреть… Наконец Вадбольский скомандовал:

— Выйдите за дверь и ждите, когда вас позовут.

Поручики удалились в коридор. Князь смотрел на Лыкова, в глазах его смешались злость и сожаление.

— Что делать, Алексей Николаевич? Знал я, что Шеховцов беспокойный, но чтобы такое… Бурбон! Прогнать бы его из полка, да Мартынова жалко! Скромный и порядочный, готовится к поступлению в Академию Генерального штаба. И в полуроте у него ажур. Но нельзя за один и тот же проступок первого выгнать, а второго оставить!

— Нельзя, — согласился Лыков. — Но это, князь, в вашей власти. Я обещал, что не буду давать хода вопросу об их поведении, и обещание свое выполню. А вы возьмите бурбона на заметку. Если он сейчас ничего не понял, то и не поймет никогда. И снова по характеру вляпается. Тогда уж гоните без жалости.

— Спасибо вам, Алексей Николаевич. За понимание и что честь полка бережете, хотя мы вам никто. Эх, молодежь-холостежь… Андрюша, позови этих!

Поручики вернулись, тревожно глядя на князя.

— Господин Лыков обещал нам с полковником Первухиным не подавать рапорта о вашем проступке. Ему некогда заниматься кляузами, он убийц ловит… И еще он просил за вас перед нами. Выставил ту сцену в подворотне, когда вы драпанули, как зайцы, в приличном свете. Защищает.

Офицеры молча покосились на сыщика.

— Кстати, чтоб вы знали, на кого замахнулись, — продолжил князь. — Господин Лыков — георгиевский кавалер за турецкую войну!

— Еще у него Анна второй степени с мечами, — неожиданно дополнил полковника Иванов.

— Это как же? — повернулся тот к Алексею. — Или вы были офицером?

— Нет, — пояснил Егор. — Орден с мечами вручен ему как чиновнику эмвэдэ в виде совершенного исключения. За участие в военной экспедиции в недоступные области Дагестана. Именным указом государя.

Князь посмотрел на Лыкова, тот молча кивнул.

— Так я продолжу. Вчерашний прискорбный инцидент должен был бы стоить вам обоим погон. И дело не в поляках-кельнерах. Вы легкомысленно поставили на карту честь полка. Славного Белозерского генерал-фельдмаршала князя Волконского полка! Ваши пьяные аллюры, исполни господин Лыков свою угрозу, кончились бы объяснением с генерал-адъютантом Гурко. Что бы вы ответили ему на вопрос, где ваши сабли? Что бы я ему ответил?

Полковой командир энергически прокашлялся, потом продолжил уже спокойным голосом:

— Благодаря заступничеству Алексея Николаевича ваше дело предается забвению. Вопрос о выходе из полка не стоит. В ближайшие дни я сообщу о форме дисциплинарного наказания, которому вас подвергну. Всем объяснять, что попались мне в городе под хмельком. Понятно?

— Так точно!

— В случае повторного нарушения обычаев офицерской чести — именно так я расцениваю ваш проступок — вылетите из полка. Поручик Шеховцов!

— Слушаю, ваше сиятельство!

— Ваше сегодняшнее поведение показывает, что вам особенно трудно служить. Вы меня понимаете?

Офицер хотел что-то возразить, но сделал над собой усилие и ответил:

— Так точно!

— Впредь каждый ваш шаг будет рассматриваться мною и старшими офицерами полка под лупой. Свободны!

Лыков расстался с полковниками по-дружески. На улице он спросил у своего помощника:

— Откуда узнал про Анну с мечами?

— Гриневецкий вчера зачитал составу отделения выдержки из вашего дела.

— Это для чего?

— Чтобы держали ухо востро. Еще Эрнест Феликсович добавил: «Лыков — человек боевой, смотрите и учитесь!» Я вижу теперь, что он не ошибся.

— Хм… Поглядим, как пойдет эта учеба. Ты извини, что я тебе тыкаю. На людях буду стараться на «вы» и по имени-отчеству. Ты тоже мне один на один говори «ты», ладно?

— Я не хочу вам тыкать.

— Почему? — нахмурился Алексей.

— Рано пока! Да я все равно всем выкаю, как не имеющий чина. И мне все в ответ тоже. Сторонятся. Дистанцию держат. А вы, Алексей Николаевич, мой выигрышный лотерейный билет, так и знайте!

— В каком смысле?

— Я служу в сыскном отделении два года. По закону как окончивший полный курс гимназии должен уже получить классный чин. Но меня обходят, потому что русский. Так по всей полиции. В других отраслях управления чаще не жалуют поляков.

— Ну и переходи туда! Невозможно жить на двадцать пять рублей!

— Нет. Я хочу быть именно сыщиком. И способности чувствую… только не смейтесь! Ну, наблюдательность тренирую, память, книги по криминалистике читаю. А жалованье — да, крохотное. Матушка получает пенсию за отца. Он был майор, служил помощником уездного начальника. Умер четыре года назад. Открылась рана, полученная от косиньеров…[22] Пенсия хорошая — сорок шесть рублей в месяц! Еще мы сдаем комнату под ученическую квартиру для реалистов, этим преимущественно и живем.

— У меня отец тоже косиньерами был изранен. Только он выше поручика не пошел — отставлен по состоянию здоровья. Десять лет как умер. Но я не понял про лотерейный билет.

— Ну как же! Вы убийцу Емельянова как пить дать найдете. Я ваш помощник в этом деле. Обер-полицмейстер, глядишь, и заметит мое усердие, выдвинет на классный чин. С моим образованием могу дослужиться до восьмого класса. Буду очень стараться, Алексей Николаевич! Понимаю, что из всех агентов отделения я самый неопытный. Зато русский!

— Ладно, поглядим. Твое знание города и польского характера мне сейчас нужно. Насчет классного чина — попробую что-нибудь сделать. И ты не зевай! А теперь поехали на Иерусалимскую аллею.

— Алексей Николаевич, а не лучше ли к судебному следователю? Ведь текущие дела до вас не относятся. Убийство Емельянова — ваше, а Сергеева-третьего — формально нет.

— Я подозреваю, что они связаны. Там прошло уже два месяца, улики сразу не нашли, и след потерян. А тут свежее все! Если действовать напористо — мы их поймаем. Поверь, землю рыть я умею!

— Но давайте хоть сначала заедем в отделение. Нарбутт мог за это время что-нибудь найти. Он большой знаток варшавского преступного мира. И фактически руководит сыскной полицией, с полного согласия Гриневецкого. Они друзья.