Валерия Вербинина - Золотая всадница Страница 15

– Новакович – человек честолюбивый, – задумчиво произносит председатель. – Очень честолюбивый.

– И что же? – с любопытством спрашивает пиковый валет.

– Я думаю, – отвечает председатель, – что если мы пообещаем Новаковичу диктатуру, он легко примет нашу сторону. Мой уважаемый коллега прав: остальные генералы нам не подходят. Значит, остается только этот.

– Да ведь Новакович болван! – взрывается пылкий трефовый валет. – Вы соображаете, что делаете? Вы собираетесь отдать Иллирию – ему! И речь шла о республике, а вовсе не о диктатуре!

– А лично я, – неожиданно говорит бубновый толстяк, – одобряю ваш план. Мне кажется, я понимаю, куда вы клоните.

– Главное – чтобы Новакович сделал все дело, – объясняет председатель. – И когда мы избавимся от королевской семьи и их прихвостней, Новаковичу придется последовать за ними.

– Браво! – говорит кто-то.

– А если он не захочет? – сомневается пиковый валет.

– У него не будет выбора, – отвечает председатель спокойно.

– Вы говорите о генералах, – начинает практичный червовый валет, – а забываете о человеке, который имеет неменьший вес, чем они. Я говорю о полковнике Войкевиче.

– О, – морщится пиковый валет, – оставьте, прошу вас! Это все равно что пытаться задобрить цепного пса. Все почему-то уверены, что Войкевич за деньги продаст кого угодно, но на самом деле он никогда не делает ничего, что может повредить королю. Он воспитан в семье Владислава и предан Стефану до мозга костей.

– Всякая преданность имеет свои пределы, – замечает бубновый толстяк. – Его двоюродный брат недавно стал королевским секретарем и кажется куда более сговорчивым малым. Может быть, попытаться через него повлиять на Войкевича? Если бы полковник согласился нам помочь, это бы многое упростило.

– Полковник только и делает, что увеличивает королевскую охрану, – усмехается председатель. – И ему совершенно невыгодно, чтобы со Стефаном что-нибудь произошло. Уверен, если Войкевич узнает о наших планах, он немедленно даст знать куда следует, и нас всех прихлопнут.

– Но если осторожно попытаться… – возражает бубновый толстяк. – Или через женщину… Войкевич от них без ума!

– Друзья, – с неудовольствием промолвил председатель, – кажется, вы не понимаете. Нас вполне устроит участие Новаковича, и ни к чему приплетать сюда этого сомнительного адъютанта. Пока надо заручиться помощью генерала и ждать удобного момента, чтобы свергнуть короля. Само собой, надо продолжать агитацию в народе, но помните: когда доходит до дела, безоружные толпы мало что решают. Нам они нужны скорее как выразитель недовольства монархией, который призван оправдать наши действия в глазах мирового сообщества.

– Только смотрите, не промахнитесь с Новаковичем, – посоветовал пылкий трефовый валет. – Не то он устроит в Иллирии такую республику, что все начнут добрым словом поминать Стефана и его придворную шайку лизоблюдов.

– Я уже сказал: Новакович не успеет стать диктатором, – промолвил председатель с ангельской улыбкой. – А теперь, друзья мои, обсудим, как продвигается привлечение сторонников в провинции.

Глава 9

Разговор начистоту

На следующее утро Амалия против обыкновения проснулась рано и, едва встав с постели, принялась изучать план королевского замка, который Петр Петрович вчера набросал по ее просьбе. Затем она позавтракала, переоделась в строгий костюм в английском стиле и, сев в экипаж, который ей также предоставил российский резидент, велела везти себя к королевской резиденции.

Ночью шел дождь, но утро выдалось солнечным и теплым, и на поверхности реки, мимо которой они ехали, танцевали золотые блики. Амалия смотрела на них, рассеянно щурясь, и размышляла. Удастся ли ее план? Не подведет ли она людей, которые послали ее сюда? Или, может быть, пока не поздно, придумать что-нибудь еще?

На выезде с моста стояли полицейские, вид у бравых служак был растерянный. Недалеко от них доктор осматривал чье-то неподвижное тело, и Амалия, проезжая мимо, заметила, что у неизвестного утопленника была совершенно лысая голова и темный плащ простого покроя.

Экипаж стал подниматься на холм, и Амалия увидела впереди замок, над которым развевался иллирийский флаг с золотым львом на синем фоне. Вблизи королевская резиденция не производила особенного впечатления, и у Амалии мелькнуло в голове, что здание смахивает скорее на казармы, чем на дворец царствующего монарха. Сходство с казармами подчеркивалось караулами, которые были выставлены на каждом шагу.

На первом посту Амалия сообщила, что прибыла по приглашению королевы-матери на заседание благотворительного комитета, которое должно было состояться в одном из флигелей замка. Вряд ли баронессе Корф можно было поставить в упрек, что она явилась за полчаса до назначенного времени; напротив, такое стремление не опаздывать должно было скорее вызвать расположение.

Сверху от замка открывался замечательный вид на Любляну, но в это мгновение Амалию меньше всего волновали местные красоты. Дворцовый лакей проводил ее во флигель, где должно было состояться заседание благотворительного комитета, но на полпути Амалия извинилась, шепотом задала какой-то вопрос и, получив ответ, исчезла в указанном направлении. Прежде чем удалиться, она успела сказать слуге, что теперь знает, куда идти, так что он может не утруждать себя и не ждать ее. Когда она, гм, вымоет руки, она сама найдет дорогу во флигель. А так как Амалия подкрепила свои слова полновесной серебряной монетой, у лакея не было никаких причин не поверить ей.

Однако баронесса Корф отправилась вовсе не в комнату уединенных раздумий, о местоположении которой спрашивала старого слугу. Целью ее, которой она вскоре достигла, был кабинет его величества, который именно в это время, закончив слушание докладов и подписание важных бумаг, имел обыкновение прохлаждаться там на диванчике в компании хорошей сигары. О распорядке дня иллирийского монарха Амалии также поведал накануне незаменимый Петр Петрович.

Его величество полулежал на софе под окном, куря изумительную гавану и находясь в том блаженном состоянии духа, которое овладевало им всякий раз, когда он развязывался с нудными или тяжелыми делами, к которым относились все без исключения вопросы государственного управления. Какая-то маленькая птичка села на карниз за окном, повиляла хвостиком, уморительно попрыгала на месте и улетела. Король проводил ее взглядом и невольно улыбнулся, а когда поднял голову, увидел напротив себя постороннее лицо, и у лица этого были загадочные золотистые глаза баронессы Корф.

От неожиданности Стефан уронил сигару, которая упала прямо на персидский ковер и прожгла в красивом орнаменте приличных размеров дыру.

– Добрый день, ваше величество, – сказала Амалия, лучась улыбкой. – Надеюсь, вы великодушно простите меня за то, что я взяла на себя смелость побеспокоить вас?

Король поспешно спустил ноги с дивана, подобрал сигару и сказал, что госпожа баронесса вольна чувствовать себя как дома. В тоне его, однако, слышался легкий сарказм.

– Вы очень любезны, сир, – промолвила Амалия, грациозно опускаясь в кресло, и устремила на монарха пристальный взор. – Если позволите, ваше величество, мне хотелось бы поговорить с вами начистоту.

Характер Стефана был таков, что менее всего на свете он любил разговоры начистоту. Впрочем, в этом отношении он мало чем отличался от большинства других мужчин, пусть даже некоронованных.

– И о чем же будет этот разговор? – спросил он, изо всех сил стараясь сохранить непринужденный вид.

– О, ваше величество, – вздохнула Амалия. – Вы ведь прекрасно осведомлены о том, какую миссию мне поручили в Петербурге. Когда я сказала, что вы, судя по всему, твердо намерены не предоставлять нам базу в Дубровнике, никто не стал меня слушать.

«Если она явилась соблазнить меня, к чему такой закрытый наряд? – думал тем временем Стефан. – Хотя он ей очень к лицу… Только бы Милорад не притащился раньше времени, с него станется все испортить!»

– Это ведь так, сир? – почтительно спросила Амалия. – Я правильно понимаю, что русскому флоту не видать Дубровника как своих ушей?

Король смешался и забормотал, что он уважает Российскую империю вообще и русского императора в частности, как он всей душой хотел бы оказаться им полезным… но увы, увы! Непреодолимые обстоятельства… противодействие соседей… нежелательные последствия… Он чрезвычайно сожалеет, но… но…

История государства – это его география, как сказал известный делатель истории мсье Бонапарт. А когда твоя география такова, что с одной стороны у тебя Австро-Венгрия, которая спит и видит, как бы присоединить твои земли к своим, а с другой – Сербия, которая тоже не желает тебе ничего хорошего, как-то не очень тянет оказывать услуги посторонним, пусть даже и самым уважаемым, потому что это может завести в места, в которые обыкновенно приводят вымощенные добрыми намерениями дороги.