А. Веста - Алмазная скрижаль Страница 15

   Мужик испуганно заморгал.

   – Не сейчас, а вообще… – успокоил его Костобоков.

   – Да я на стройке в две смены заколачиваю.

   – Так вот, по такой программе живем до лета. Потихоньку изучаем карту России, со всеми древними городами, монастырями и просто живописными красотами. Летом детей не на три месяца в деревню отправляешь, а только на два. Месяц возишь по Золотому кольцу, опять же все показываешь и рассказываешь. А захочется ей с природой слиться – тут ты опять рядом, но уже как инструктор по туризму: костерок, шашлычок, пала-точка… Купи машину, чтобы семью возить. Ты пойми ее тоску. Душа ее, как птица в клетке, томится. Пищи просит и полета. Да еще чтобы, прости, брат, лица твоего опухшего не видеть. Ну что, готов?

   Довольный собой, Вадим Андреевич пошел к церковным воротам. За спиной постанывал снежок под торопливыми шагами. У ограды неизвестный догнал следователя.

   – Я слышал, как вы рассказывали местному алкашу о Пифагоре, и, знаете ли, заинтересовался вашей концепцией…

   Вадим Андреевич не был тщеславен, но с невольным вниманием всмотрелся в своего случайного собеседника. Черный угловатый силуэт выглядел зловеще. Кожаная куртка и такие же штаны облегали хорошо тренированное тело. Из мрака выступило бледное лицо с каким-то малайским разрезом печальных глаз. Высокий лоб незнакомца заваливался назад, вероятно, для равновесия природа выдвинула вперед и утяжелила его нижнюю челюсть. Крупный, грубой архитектуры нос был переломан и сросся не совсем удачно. Рот незнакомца едва заметно кривился, как от внутренней боли или мрачной усмешки. В ухе болталось серебряное колечко. Черные, без блеска волосы стянуты в конский хвост грязноватой тряпицей.

   – Прогуляемся, – незнакомец показал рукой в длинной перчатке, похожей на мотоциклетную крагу, в сторону старинного кладбища.

   Следователь поднял воротник и глубже нахлобучил кепку.

   Стеклянное, зеленоватое небо предвещало ночной мороз. Над кладбищенскими тополями ворожили первые звезды.

   – Посмотрите на это небо, на блистающие наготой тела звезд. Это огонь, что горит в сердце каждого человека и каждой звезды…

   Вадим вздрогнул от внезапного озноба. Этот голос вызывал у него ощутимую кожную реакцию, как скрип железа по стеклу.

   – Не скрою, слушать вас было очень интересно, – глухо продолжил черный незнакомец, – но вы ошиблись адресом: быдло не способно любить и чувствовать. Когда за ним приходит всемогущая Смерть, оно даже испугаться не успевает, как червяк под подошвой. Рабы, рабы во всем…

   Вадим незаметно для себя задышал чаще, видимо, сам собой включился оборонительный рефлекс. Ядовитый собеседник, несомненно, в раннем отрочестве повесил несколько кошек из брутального любопытства. Видимо, страсть к психологическим экзерсисам не оставила его и поныне.

   – Им дали Бога, подарили письменность, сделали революцию. Странный народ: он ухитряется пребывать в вечной спячке, слегка почесываясь от точечных укусов терактов. Он не умеет гордиться собой, своей историей, языком. Даже само слово «русский» – обычное прилагательное в отличие от имен других наций. А еще эти азиатские наслоения в психике: тяга к большому отцу, к крепкой руке, дикий бунт или тупая покорность судьбе. Народ с «подрезанным корнем» питается чужими плодами и годится лишь как подъяремный скот.

   Вадим Андреевич чувствовал, что барахтается в липкой каверзной паутине. Этот тихий, душный голос теперь будет волочиться за ним, пятнать сгустками тления и проказы.

   – Ну и зачем вы все это мне рассказываете?

   – О, если Сила спрашивает «зачем», значит, она слабость! Будь проклято «зачем» и вся его родня. По лицу заметно, вам было крайне неприятно меня слушать, но вы терпели, и будете терпеть… Терпимость – главный порок русских, конечно, после пьянства. Ваш народ прошел генетический отбор на терпимость.

   Вадим злился, чувствуя поднимающуюся в нем враждебность чисто биологической природы. Неотвратимую неприязнь, замешанную на какой-то древней вражде, вписанную в багровые лабиринты генетического кода, до дна усвоенную каждой его клеткой. Как же он сразу не догадался… «Лев с птичьей фамилией», он же Филиппинец.

   – Вас, случайно, не Лева зовут? – мельком спросил Костобоков. – Давайте знакомиться. С кем из праздных счастливцев имею честь беседовать о вещах, столь отвлеченных от презренной пользы?

   – Лев Дрозд, а вашу визитку с нарочным получили-с. Чем обязан интересу следственных органов к моей персоне?

   – Меня интересует, в каких взаимных отношениях вы были с пропавшим без вести Юрием Реченко?

   – С Барашком? – пожал плечами поскучневший Филиппинец. – Я не жалею, что он сгинул. Внушаемый дурак, каких большинство в этом копошащемся месиве.

   – Скажите, а вы знали, чем он увлекался, что искал?

   – Конечно, знал.

   – Он рассказывал вам о каком-нибудь камне?

   – Вы ошибаетесь, это я рассказал ему о камне Откровения, одну древнюю легенду о кристалле, выпавшем из короны Люцифера во время битвы Сил. Камень упал в неизмеримую бездну, сквозь планетарные кольца, пока не объявился здесь, на Земле. Это был сияющий сапфир, такой ясный и прозрачный, что насквозь были видны надписи на нем, начертанные перстом Божества. Поэтому истинно священные тексты читаются в обе стороны. Помнится, я сказал ему, что камень этот – Святой Грааль и обладающий им пожинает бессмертие.

   – А какая связь между камнем и Граалем? Ведь Грааль – это чаша, в которую была собрана священная кровь.

   – Как известно, библейские скрижали Завета были разбиты самим Моисеем. Из осколков алхимики страны Кемет выплавили чашу.

   – Значит, камня уже не существует?

   – Я этого не говорил.

   – Тогда почему поиски Священного Камня вы считаете глупостью? Насколько я понял, вы – прирожденный мистик и верите в легенды?

   – Есть двенадцать священных колен, – на этот раз неохотно пояснил Дрозд, – сыны Звезды и Змея, и лишь они имеют право приближаться к камню.

   «Юноша бледный со взором горящим» смерил Костобокова взглядом и, не простившись, исчез между кладбищенских сугробов.

   Вадим Андреевич торопливо достал припрятанное курево и воровато затянулся. Пальцы подрагивали от скопившейся злости. Почему-то вспомнился случай из деревенского детства, когда в колхозный хлев ворвался волк и перерезал без числа стельных коров и ярок.

   По горячему следу мужики завалили огромного зверя раза в полтора крупнее обычного волка. Шерсть его была совершенно черная, и огромные клыки не умещались в оскаленной пасти. На спине топорщился щетинистый гребень, а на ребрах проступало что-то вроде чешуи. Несколько дней чудище пролежало на морозе, у кемжинского сельсовета. Шерсть оборотня густо заиндевела, раскоряченные задние лапы торчали, как оглобли. Старухи испуганно крестились и припускали, как молодые, когда по необходимости пробегали мимо. Мальчишки стайкой прятались за заборами, старшие заводилы уверяли, что если долго смотреть на зверя, то он зашевелится и вскочит на ноги. Несколько ночей вокруг села кружили волки. Перед рассветом их вой раздавался прямо на улицах Кемжи, а поутру под окнами находили волчьи следы. Сельчане боязливо передавали друг другу слух, что в лесу завалили не иначе как «волчьего царя». Охотовед, вызванный для освидетельствования зверя, сказал, что это «выжлец», волко-пес. Эти помеси не дают потомства, но крайняя злобность и отсутствие звериного кодекса чести делает их отстрел совершенно необходимым. Шкуру «оборотня» забрали для краеведческого музея, а ободранное тулово сельчане на всякий случай сожгли.

   Вадим Андреевич посмотрел на часы. Еще немного, и он опоздает в «ночное».

   Дежурный по Управлению позвонил за полночь. Убит мальчик в «Академиках». Способ убийства тот же – на сто восемьдесят градусов свернута шея, позвонки перемолоты. Цель убийства – маниакальная. Убийца ужом прополз через форточку на третьем этаже и неслышно проник в комнату, где мальчик играл за компьютером.

   Через час Вадим был на месте. Ночной свет резал по нервам. В комнате – вспышки фотокамер, шелест шагов. Вадим присел на корточки над убитым мальчишкой.

   – Мгновенная асфиксия. Он даже не успел испугаться, – сочувственно прошептал эксперт.

   Вадим осмотрел комнату. На зависшем экране монитора дергались разноцветные шнуры. Стены детской комнаты закрывали полки компьютерных игр со зловещими названиями. Множились «Миры стратегий», виртуальные войны, ряды «Коммандос». Вадим машинально потрогал плоские коробочки; «Quake», «Fallout», «Turok». На крышках дисков – мерзейшие морды. Рядом с компьютером кактус опунция выбросил ярко-алый хищный бутон.