Дочь палача и черный монах - Пётч Оливер Страница 16

Наконец палач добрался до герцогского замка, примыкавшего к западной городской стене. Вид у строения был запущенный, у одной из башен провалилась крыша, и снег засыпал обугленные стропила. На мосту, ведущем через заросший крепостной ров во внутренний двор, обвалились перила.

Только Куизль хотел перейти мост, как во внутреннем дворе заржал конь и послышался стук копыт. Прямо на палача бешеным галопом вылетел черный жеребец. Сам всадник кутался в черный плащ с капюшоном, полностью скрывавшим лицо. Наездник, казалось, даже не заметил Куизля и несся прямо на него, так что в последний момент палачу пришлось отскочить в сторону. Подол плаща задел его лицо, Якоб уловил экзотический запах дорогих духов, после чего всадник скрылся за поворотом. Палач сочно выругался вслед незнакомцу, прошел через мост и вошел в замок.

Поднявшись на второй этаж, он постучался в кабинет секретаря, но тяжелая дверь оказалась незапертой. Она со скрипом отворилась внутрь, и взору Куизля при свете свечи предстал Иоганн Лехнер, вооруженный пером и чернильницей. Он склонился над какими-то бумагами, и перо в его правой руке резкими и размашистыми штрихами скользило по пергаменту. Долгое время секретарь словно не замечал вошедшего.

– Присаживайся, Куизль, – сказал он наконец, не поднимая головы.

На нем была бархатная темного цвета шапочка и простой, тоже темный, сюртук. Лицом Лехнер был бледен, словно вылепленный из воска, а черная бородка лишь усиливала контраст. Через некоторое время он оторвался от записей и поднял на Куизля черные глаза, которые, казалось, не останавливались ни на мгновение. За стеклами пенсне они казались непропорционально большими для его худого лица.

– Присаживайся, – повторил секретарь и указал на скамеечку перед дубовым столом, занимавшим почти все пространство кабинета. – У меня есть для тебя задание.

– Поймали наконец кого-нибудь из грабителей? – проворчал палач, усаживаясь на скамейку. Она затрещала под тяжестью его тела, но выдержала.

– Ну не совсем так, – ответил секретарь и повертел в руке гусиное перо. – За этим я тебя и позвал. – Он откинулся на стуле. – Как ты, наверное, знаешь, мы собрали отряд из горожан, который выследит и изловит разбойников. Я бы хотел, чтобы этот отряд возглавил ты.

– Я? – Куизль чуть не поперхнулся. – Но…

– Знаю-знаю, ты палач позорный и люди не станут слушать твои приказы, – перебил его Лехнер. – Но, с другой стороны, они тебя боятся и уважают. Неплохие качества для командира. Кроме того, ты единственный, кому я соглашусь доверить что-нибудь подобное. И разве не ты в прошлом году прикончил того здорового волка? И потом еще эти солдаты весной… Ты силен, ты хитер, умеешь драться и знаешь этот сброд лучше всех нас, вместе взятых.

– А что, кого-нибудь из советников нельзя было выбрать? – насмешливо спросил Куизль. – Они ведь тоже умеют командовать.

Лехнер рассмеялся:

– Земера? Или старика Харденберга? С тем же успехом я мог бы свою маму туда отправить. Жирные, изнеженные торгаши! Шведы их даже в заложники брать не стали… Нет, Куизль, это я поручаю тебе. Ты не раз уже доказал, что умеешь не только вешать. А что насчет командования… – Секретарь усмехнулся. – Не беспокойся, уж я потолкую с высокими господами, чтобы те прогулялись разок под твоим началом. Им только на пользу. У тебя еще сохранилось какое-нибудь оружие с войны? Ты ведь был на войне, так?

Куизль кивнул. Перед глазами, словно галлюцинации, всплыли образы прошлого. Ты и представить себе не можешь, сколько у меня всего сохранилось, подумал он.

– Хорошо, – сказал Лехнер. – Приступаем послезавтра в восемь утра. Надо еще людей оповестить. В назначенный час жду тебя на рыночной площади. В день ты получаешь половину гульдена и еще по гульдену за каждого пойманного грабителя. – Лехнер снова склонился над документами. – Можешь идти.

Куизль приготовился уже возразить, однако по сосредоточенному виду секретаря понял, что это не имеет никакого смысла. Он направился к двери, как за спиной вдруг снова раздался голос Лехнера:

– И еще, палач! Подожди-ка! – Куизль развернулся, секретарь испытующе смотрел на него поверх пенсне. – Я слышал, пастор в Альтенштадте богу душу отдал. И ты побывал там сразу после его кончины. Ты не заметил там ничего… необычного?

Якоб выругался про себя. И как только Лехнер так скоро узнал о событиях в церкви? От секретаря, видимо, вообще ничего не скроешь. Куизль на секунду задумался. И решил говорить начистоту.

– Священника, по всей видимости, кто-то отравил.

– Отравил? – Лехнер почесал лоб. – Хм, весьма прискорбно. Но ты, конечно, уже догадываешься, кто мог бы такое сделать? Уж я-то тебя знаю.

Куизль покачал головой:

– Нет, господин, не догадываюсь.

– Тем лучше. В смерти священника пусть разбираются жители Альтенштадта, – секретарь снова почесал лоб. – А может, жирный пастор просто объелся?

– Нет, господин. Я думаю…

– Думать будешь над книгами, – перебил его Лехнер. – Я хочу, чтобы ты занимался исключительно грабителями в лесу. Исключительно, понимаешь? Это приказ. Городу нужны твои чутье и сила. Но не в Альтенштадте, а здесь, в Шонгау. Все остальное может подождать. Понял ты меня?

Куизль молчал.

– Я спрашиваю, понятно тебе?

Палач кивнул и без лишних слов вышел в темный коридор. За спиной его снова послышался скрип пера по пергаменту.

Лехнер поискал среди бумаг и осторожно достал письмо, которое спрятал там перед приходом палача. Еще раз бегло его просмотрел. Печать, похоже, подлинная. Да и человек, письмо доставивший, внушал доверие.

Секретарь поскреб кончиком пера по переносице. Глупец он будет, если пренебрежет просьбой столь могущественного человека, хотя о смысле полученного послания ему оставалось только догадываться. Вообще-то Лехнер собирался расспросить палача о смерти пастора Коппмейера. Но посланник недвусмысленно намекнул, что дальнейшие расспросы об этом случае нежелательны. Подкрепляя свое требование, он оставил весьма неплохую сумму денег. Лехнер сунул руку в ящик стола и перебрал монеты. Полновесные и прохладные. На них можно будет подремонтировать город, особенно герцогский замок, который был в ужасающем состоянии. И если палач не будет высовываться, то незнакомец в обозримом будущем обещал еще денег…

И все же Лехнера снедало любопытство. Что за интересы преследовал в Альтенштадте столь могущественный человек, если даже палач мог помешать ему своим любопытством? Что ж, Лехнер сам расследует это дело, а Куизля нужно пока занять чем-нибудь другим. Он усмехнулся. Мысль, что палач в скором времени будет гонять жирных советников, как ищеек, была просто восхитительной. Ради одного только этого стоило немножко приврать.

Бенедикта нетерпеливо дожидалась перед трактиром «У золотой звезды», расположенным возле городского амбара. Ее конь, гнедой лоснящийся жеребец, беспокойно взбрыкивал. Когда торговка увидела Симона, тонкие губы ее растянулись в улыбке.

– Может, вам все же лучше добираться пешком, чем на лошади, лекарь? – спросила она.

Симон на своей лошади и вправду являл собой довольно жалкое зрелище. За весь короткий путь от берега эта скотина его два раза чуть не сбросила. Пока ему удалось ее взнуздать, Валли несколько раз укусила юношу за руку. По лицу Симона струился пот, шляпа с кокетливыми перьями сидела теперь набекрень. Он даже один раз поскользнулся в сарае, так что на сюртуке теперь красовалось желто-коричневое пятно. Несмотря на это, лекарь попытался улыбнуться.

– Валли – лошадь с тяжелым нравом, – ответил он; строптивая скотина тем временем снова пыталась встать на дыбы и грызла уздечку. – А мне как раз нравятся своенравные девушки.

Бенедикта улыбнулась:

– Похвально. Но, быть может, лошадке просто недостает женского разговора.

Она соскочила с коня и стала медленно приближаться к фыркающей кобыле. Подойдя к ней вплотную, потрепала лошадь за гриву, притянула к себе ее голову и что-то прошептала на ухо. Животное сразу же успокоилось, прекратило всхрапывать и затихло.