Евгений Сухов - Ограбить Императора Страница 17

От сигары, что держал Эдвард Одье толстыми волосатыми пальцами, ровной струйкой поднимался дымок. Рассеиваясь, он щекотал своим ароматом ноздри. Сигары были дорогими, какие может позволить себе только настоящий буржуа. Стоимость коробки потянет на годовое жалованье.

Посол погладил толстой ладонью колонну, и его губы разошлись еще шире:

– Мне здесь нравится. И потом, у господина Фаберже великолепная кухня! Уверяю вас, господа, такого печеного осетра мне не доводилось пробовать даже в Париже!

Толкаться дальше у дверей было незачем.

– Все понятно, – хмуро ответил Большаков, стараясь запрятать горечь как можно глубже. – Приносим вам свои извинения за причиненное беспокойство, но к нам поступил сигнал, что «Товарищество Фаберже» грабят налетчики. Вот мы и решили проверить.

– О да! Я прекрасно себя чувствую под вашей защитой! Уверен, что мне ничего не угрожает.

– Если вас будет кто-то беспокоить или наведаются налетчики, звоните! – на прощание сказал Большаков. – Мы прибудем незамедлительно, а теперь позвольте откланяться.

Лихо козырнув, Василий резко развернулся и заторопился к припаркованной машине, увлекая за собой бойцов.

– Непременно! – крикнул посол и вернулся в здание.

Откинув занавеску, Карл Фаберже вместе с Евгением наблюдали за разговором посла с чекистом. В какой-то момент ему показалось, что Большаков сейчас вырвет из ладони посла чадящую сигару, швырнет ее на асфальт и устремится в здание.

Худшего не случилось, господин Одье продолжал покуривать сигару, едва не пуская едкий дым в лицо собеседнику. Вскоре, обменявшись любезными улыбками, они разошлись подобру-поздорову. Чекист вернулся в кабину грузовика, громко и зло хлопнув дверцей, а господин посол, еще с минуту покурив и поглазев на проходящих прохожих, вернулся в здание, зябко поеживаясь от порывов промозглого ветра.

Карл Густавович отошел от окна и проговорил с явным облегчением:

– На этот раз миновало, вот только не знаю, надолго ли? Они обязательно вернутся, не в правилах большевиков упускать такой большой куш!

– Что же мы будем делать? – спросил Евгений, посмотрев на отца.

– Я соберу самые дорогие изделия и попытаюсь переправить их через границу, в Лондон! Попробуем обосноваться там. В России заниматься ювелирным делом большевики нам не дадут. Как только я уеду, ты завершишь здесь все оставшиеся дела и тоже постараешься переправить все наше золото и изделия за границу.

– Сделать это будет непросто, на границе сейчас проверяют особенно тщательно, все ценности отнимают на таможне.

– Я в курсе! Нужно что-то придумать. Некоторые ценности попробуем оставить здесь. Запрячем в какие-нибудь тайники, распределим по знакомым, по проверенным людям. Может, власть большевиков не задержится надолго, и когда мы вернемся, заберем драгоценности обратно. Составим список, кому и сколько мы передали. Зашифруешь все тайники, где спрятали наше добро, у кого… Оно не должно пропасть! И сделать это нужно будет в самые кратчайшие сроки.

– Хорошо, папа, я понял.

Подняв со стула свой любимый дорожный саквояж, Карл Густавович продолжил:

– Самое ценное сложу в саквояж.

– Может, все-таки тебе взять чемодан?

– Не нужно, большая поклажа может вызвать подозрение. В таком саквояже могут быть только дорожные вещи.

Карл Густавович уверенным шагом вышел из кабинета и, помахивая саквояжем, спустился в подвал, где размещался сейф-лифт. Подле сейфа стоял охранник. Увидев спустившегося по лестнице Карла Фаберже, он предусмотрительно отошел в сторону.

Карл Густавович набрал цифровой код – день рождения своей матушки, – затем повернул диск кодового замка против часовой стрелки до самого упора, после чего вжал его в бронированную глубину двери и, когда он принял устойчивое положение, повернул в противоположную сторону, отсчитав четыре щелчка. Вытащив из кармана большой ключ, сунул его в замочную скважину и трижды повернул. Дверь отворилась с мелодичным звонком, потревожив тишину подвала.

– Вот что, Герасим, – сказал Карл Фаберже, – ты далеко не отходи, я скоро выйду.

– Куда же я денусь, Карл Густавович, – отозвался охранник обиженным голосом, – ведь это же мое рабочее место.

– Ладно, это я так сказал, – улыбнулся старик.

Шесть лет назад Герасим служил в полицейском участке и приглянулся Карлу Густавовичу во время поездки из Петербурга в Москву, когда «Товарищество» перевозило крупную партию драгоценных камней и золота. Назначенный старшим, он сумел организовать работу таким образом, что не пропал ни один из камней. Позже Карлу Густавовичу стало известно, что за этой большой партией золота охотились боевики из организации социал-анархистов. Герасим Семенович пустил боевиков по ложному следу, а сам сумел доставить ценный груз в обычном пассажирском вагоне под видом простой поклажи. После того случая Карл Фаберже предложил возглавить ему охрану всей компании «Товарищества» и ни разу не пожалел о своем решении. Работа была поставлена столь успешно, что из многочисленных сотрудников «Товарищества» никто не знал, где в данный момент находятся крупные партии изделий.

Прикрыв за собой дверь, Карл Густавович вошел в бронированный сейф. На металлическом полу стояли семь кожаных чемоданов – основное добро петербургского филиала. Вытащив из кармана небольшой ключ, он открыл первый чемодан, стоявший у стены, и приподнял крышку. Сверху лежал платиновый папиросник, обрамленный крупными бриллиантами, а по углам четырьмя крупными александритами. Это была одна из любимых вещей Карла Фаберже, он вообще питал слабость к портсигарам. Полюбовавшись заполыхавшими александритами, он аккуратно положил папиросник в распахнутый зев саквояжа.

Далее был золотой крест, украшенный крупными изумрудами и сапфирами, – одна из последних работ талантливейшего Михаила Перхина. Монтировка и закрепка на камне была настолько искусно исполнена и органично вписывалась в поверхность, что платиновые касты практически терялись среди сверкающих камней, образующих ажурные узоры невероятного плетения и красоты. Невольно создавалось впечатление, что ограненные камни каким-то непостижимым образом переплетаются между собой. Столь же бережно Карл Густавович уложил крест рядом.

Вытащив припасенный список, он отыскал в чемодане коробочку под номером «297Г». Не удержавшись, нежно погладил пальцами красный бархат, почувствовав подушечками пальцев его трепетную ласку. Бережно приоткрыл. В коробочке на синей подушечке лежал букетик ландышей из жемчуга и бриллиантов в миниатюрной золотой оправе. Сердце невольно дрогнуло. Именно с этого букетика ландышей началась его карьера ювелира. Точную копию букета из жемчуга более сорока лет назад он подарил царице Марии Федоровне, матери Николая II. Нахлынувшие воспоминания на какое-то время заставили позабыть о времени.

Следующим было пасхальное яйцо, заказанное царем Александром III для своей жены как сюрприз (на эмали обнаружилась небольшая трещинка, и Фаберже оставил его себе, а самодержцу сделал точно такое же). Это было так называемое «Куриное яйцо», покрытое снаружи белой, имитирующей скорлупу, эмалью, внутри него, в самом желтке, изготовленном из матового золота, пряталась крохотная курочка, выполненная из разноцветного золота. А в курочке помещалась небольшая рубиновая корона. Полученный подарок вызвал у царицы восхищение, и с той поры для царского дома он сделал пятьдесят таких яиц, представлявших настоящие произведения искусства. Вот, правда, последнее пасхальное яйцо, в связи с отречением Николая II, передать так и не удалось.

Карл Фаберже аккуратно перечитывал опись, стараясь взять из чемоданов все наиболее ценное. А когда наконец саквояж был заполнен до самого верха, щелкнул замками.

Он вышел из сейфа-лифта (Герасим все так же стоял у дверей, бдительно посматривая), закрыл дверцу на ключ, а потом несколько раз повернул колесо против часовой стрелки, закрывая его на кодовый замок.

– Карл Густавович, может, вам помочь? – показал Герасим взглядом на саквояж, стоявший в ногах ювелира.

– Ничего, дружок, отдыхай, я уж как-нибудь сам справлюсь. Как говорится, своя ноша не тянет… Герасим, я у тебя вот что хотел спросить…

– Спрашивайте, Карл Густавович, – охотно подался вперед охранник.

– Ты знаешь такого, Валерьяна Ерощука? Кажется, я его рассчитал в свое время за воровство.

– Так оно и было, Карл Густавович. Это ведь я подсказал Евгению Карловичу, что он ворует. Скверный человечишка. Я ведь бывший полицейский, а у меня на таких людишек ой какой нюх хороший! А что, досадил? Так вы только скажите, ежели что, я из него всю душу вытрясу с большим удовольствием! – покачал он кулаком внушительного размера. – Он ведь на Литейном живет.

– Не надо, Герасим, – поумерил Фаберже пыл охранника. – Неприятности он мне пока не доставляет, а вот только почему-то ходит за мной по пятам, а какая у него в том надобность, я не знаю.