Александр Арсаньев - Продолжение путешествия Страница 17

И Ксения Георгиевна рассказала мне все, что ей стало известно от моего бесшабашного друга. Называя его так, я имею в виду не только его походы в злачные места Саратова за несколько дней до описываемых здесь событий. Мы с Петей остались в дружеских отношениях по сей день, и у меня за эти годы еще не раз были случаи убедиться в том, что он настоящий Сорви-голова, и если у меня хватит сил и здоровья воплотить в жизнь мои планы, то и вы, мой дорогой читатель, в этом сумеете удостовериться.

Ксения Георгиевна рассказала мне все, что ей было известно. И по этим деталям я восстановила остальное: Петр Анатольевич явился ко мне в дом, когда верная стражница Алена еще не совсем пришла в себя от испуга. И больше по ее виду, чем благодаря ее междометиям, понял, что произошло что-то очень серьезное, если не сказать хуже.

Едва выслушав ее невнятный лепет, он бросился в полицейское управление и попытался узнать там всю подноготную моего «дела». И в результате натолкнулся на такую глухую стену молчания и нежелания говорить на эту тему, что взволновался не на шутку.

Именно в это время я в свой камере поглощала страницу за страницей «Графа Монте-Кристо», и даже не помышляла, что кто-то пытается принять посильное участие в моей судьбе. Впрочем, я тогда еще не понимала, насколько серьезно мое положение, и судьба Эдмона Дантеса волновала меня едва ли не больше своей собственной. Покинув здание полицейского управления, Петр продолжил попытки разведать что-то внятное, но уже, так сказать, по неофициальным каналам. И неофициальный путь оказался, как это часто бывает на Руси, значительно продуктивнее.

Так, например, о моей отправке в неизвестном направлении, благодаря уличному мальчишке, оставленному им около здания тюрьмы, Петру стало известно в тот самый момент, когда перевозивший меня возок, вероятно, еще не покинул городской черты. И, надо отдать ему должное, он тут же, невзирая на поздний час, бросился нам вдогонку и наверняка бы догнал и перегнал еле плетущихся казенных лошадок, если бы хоть приблизительно знал, куда меня везут. Потому что передвигался с максимальной для середины девятнадцатого столетия скоростью, оседлав одного из самых дорогих и породистых жеребцов из конюшни своих родителей.

Но, благодаря отсутствию точных сведений, несколько часов кряду во весь опор скакал в почти противоположном нужному направлении и повернул назад лишь тогда, когда окончательно убедился в своей ошибке.

И, тем не менее, оказался в Елшанке ранним утром, то есть на полдня раньше меня. Если бы он задержался здесь подольше, то мы бы наверняка встретились. Но ему не терпелось разыскать мой возок, и он помчался дальше, едва успев выпить чашку чая с пирожком, и в двух словах сообщив последние новости хозяйке.

Едва ли большим преувеличением будет сказать, что все эти сведения вызвали у меня бурный поток слез благодарности. Я поняла, что на свете еще есть люди, на которых я вполне могу положиться. Один из них, вернее, одна – сидела в данный момент напротив меня, а второй – очертя голову прочесывал всю округу, дабы вызволить меня из рук недоброжелателей или не знаю, на что он там рассчитывал. Но поступок его явно был продиктован не столько разумом, сколько чувствами и отчасти был сродни Дон-Кихотовским подвигам. И именно благодаря этому вызывал у меня еще большее уважение. Как всякая женщина, я всегда умела ценить совершенные ради меня безрассудные поступки и тем более безумства.

Не успели слезы высохнуть на моих глазах, как мы услышали топот копыт у крыльца и хриплый мужской голос. Ксения Георгиевна на всякий случай отправила меня в дальние комнаты, но тут же за мной пришла, едва узнав, что за мужчина решился нарушить ее покой в такой час.

Вернувшись в гостиную, в валившемся с ног от усталости мужчине я узнала… кого бы вы думали? Ну, конечно, Петра, и слезы брызнули из моих глаз с новой силой. Не зная, как выразить ему свою признательность, я запечатлела на его челе сестринский поцелуй. Не привыкший к таким моим проявлениям Петр одарил меня настолько изумленным взглядом, что я не выдержала и рассмеялась. Тем более, что его хранившая следы недавнего избиения физиономия представляла собой и без того достаточно забавное зрелище. Она была трехцветная, как приносящая счастье кошка, о чем я и заявила Петру, окончательно его смутив.

– Что это вы, матушка – то плачете, то смеетесь? И смех и слезы, по-другому не скажешь, – притворно заворчала Ксения Георгиевна, но по всему было видно, что и ее тронула такая беззаветная преданность молодого человека, и немного позже она призналась нам в этом.

Она даже всплакнула со мной за компанию, и прошло немало трогательных минут, прежде чем мы смогли заняться делом. А в нашем случае это означало обсудить все последние события и принять единственно правильное в этих обстоятельствах решение.

На это у нас ушла вся ночь без остатка, но разговор этот так важен что, пожалуй, ему следует уделить отдельную главу.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Хотел, ничего не меняя, поместить тут эту самую седьмую главу, но передумал, и вот почему. Дело в том, что Екатерина Арсаньева во времена написания данного романа была, несмотря на свой весьма почтенный возраст, автором начинающим. И как все начинающие авторы – находилась в состоянии поиска. В основном поиски эти касались не содержания, с ним Екатерина Алексеевна определилась раз и навсегда, взяв за основу своих литературных произведений свою же собственную жизнь. А вот что касается формы – тут она перепробовала все возможные стили и жанры, пока не остановилась на романе, став, таким образом, одной из основоположниц столь популярного ныне жанра криминального романа или детектива.

Но я бы не простил себе, если бы не познакомил читателя хотя бы с некоторыми из ее экспериментов. Тем более что и в них Екатерина Алексеевна, с моей точки зрения, выглядит более чем убедительно. Таковы ее психологические новеллы, поэмы и наброски романа в стихах. А ее пьесы наверняка могли бы существенно разнообразить репертуар наших театров. Но, к сожаления, ни одна из них не дошла до нас полностью, сохранились лишь отдельные отрывки и сцены. Но даже тот небольшой отрывок, который мне не терпится вынести на ваш суд, надеюсь, убедит вас в справедливости моих слов.

Я считаю, что роман в целом от этого не пострадает, поскольку ее содержание представляет собой начало той самой ночной беседы, о которой пишет автор в конце предыдущей главы. Но драматическая форма, лишенная в силу своей специфики описательности, сделала ее более динамичной и придала ей еще больший драматизм.

Посему милости прошу в Театр Екатерины Арсаньевой.

Сцена представляет собой гостиную. Посредине большой обеденный стол, в стороне кресла. Три больших окна задрапированы французскими портьерами.

Те же и Петр Анатольевич, молодой литератор, приятель Екатерины Алексеевны.

КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: Петечка, Бог ты мой, как вы нас напугали.

(В сторону) Катюша, можете вернуться, это ваш приятель.

ЕКАТЕРИНА (входя из дверей направо) Петр, как вы узнали, что я здесь?

ПЕТР: Катенька, вы здесь? Я не верю своим глазам… (Бросается к ней) Вас отпустили?

КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА (подойдя к окну и прислушиваясь): Я понимаю вашу радость, молодые люди, но лучше вести себя потише. Не дай Бог, кто услышит.

ПЕТР: Что я слышу? Вас все еще преследуют? Но как же вам удалось освободиться?

ЕКАТЕРИНА: Право, не знаю, радоваться или печалиться мне по этому поводу.

ПЕТР: Не понимаю.

КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: Катенька расскажите ему все, что с вами приключилось прошлой ночью, а я пока прикажу поставить самовар. (выходит)

ЕКАТЕРИНА (усаживаясь в кресла): Приготовьтесь выслушать самую невероятную историю, но, поверьте, я не собираюсь вас мистифицировать.

Далее я позволю себе небольшую купюру, поскольку Катя пересказывает своему приятелю события хорошо вам известные. И сразу перейду к началу «мозгового штурма», то есть тем самым поискам выхода из той непростой ситуации, в которой оказалась наша героиня. Ксения Георгиевна к тому времени уже вернулась в гостиную и принимает в разговоре самое активное участие.

ПЕТР (Обхватив голову руками): В голове не укладывается… Что же вы намерены предпринять?

ЕКАТЕРИНА: Пока я сама этого не знаю, и очень надеюсь на вашу помощь.

КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: И то дело. Одна голова хорошо, а три…

ЕКАТЕРИНА: Право же, Ксения Георгиевна, мне так неудобно, что вы оказались втянуты в эту историю…

КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: Катенька, если вы хотите меня обидеть…

ЕКАТЕРИНА: Да что вы, у меня и в мыслях этого не было…

КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА: Вот и прекрасно. В таком случае перейдем прямо к делу. Думаю, что лучше всего вам пока пожить у меня.