Аманда Скотт - Код Майя: 2012 Страница 18

Он слишком близко подошел к истине, и Оуэн покраснел. С ним это редко происходило и было зрелищем, на которое стоило посмотреть. Так и сейчас алая краска залила его шею и лицо.

— У меня нет любовницы и нет желания ее заводить, — сдержанно ответил он. — Я надеюсь, что в моей жизни наступит момент, когда я решу создать семью, но до этого еще далеко. А пока меня все устраивает. Возможно, это не популярно в Испании и, можете не сомневаться, совсем не характерно для Англии правления покойного короля Генриха, но я не имею ни малейшего желания вступать в интимные отношения с женщиной, если не намерен заключить с ней брак. Если это кажется вам смешным, я попрошу вас, пока мы находимся на корабле, держать свое мнение при себе. Врачу необходима определенная толика уважения его пациентов, иначе все, что он делает, не возымеет нужного результата. Вы, разумеется, являетесь исключением. От вас я не жду и не требую уважения.

«Что бы ты ни делал, не ввязывайся в дуэль, если только это не состязание ума. Старайся, чтобы твои оскорбления были достаточно завуалированы для тех, кого ты собираешься обидеть, это единственный способ, который позволит тебе остаться в живых». Так говорил его наставник по фехтованию. Оуэн мысленно перед ним извинился.

Он понял, что должен как можно скорее уйти. Его охватила такая ярость, что пальцы обрели какую-то противоестественную ловкость, он сумел развязать узел, который удерживал его в сидячем положении, и занялся последними петельками.

— Прошу меня простить за то, что оскорбил вас, — мирно проговорил де Агилар. — Вы исключительно редкое явление, аристократ и благородный человек в настоящем смысле этого слова. Мне приходила в голову такая мысль, но я не был до конца уверен. Поэтому сегодня вечером я не стану присылать к вам в каюту Доминика. Уверен, он будет очень рад.

— Вне всякого сомнения, как и тот, к кому он отправится вместо меня. Вы, возможно? Или это место отдано первому помощнику, чье плечо я вправлял вчера? Вам следует знать, что, как врач, я посоветовал Хуану-Крузу в течение полумесяца избегать тяжелой физической нагрузки. Приношу свои извинения, если это доставляет неудобства.

Если не считать мелкого происшествия с такелажем, выбившим ему плечо, Хуан-Круз был весьма умелым моряком. И самым уродливым человеком на борту корабля, и предположение, что его может связывать с капитаном нечто подобное, являлось оскорблением. Оуэн сожалел о своих словах во всех отношениях. Он стоял, глядя на де Агилара, и его отчаянно трясло, он не сомневался, что сейчас умрет, но так же твердо знал, что ничто на свете не заставит его взять назад свои слова.

Он так разозлился, что не сразу поднял голову и понял, что вместо ответа де Агилар громко расхохотался.

— Я сказал что-то смешное?

— Нет… да. Очевидно… Да.

Тыльной стороной ладони капитан вытер свои необыкновенно красивые серые глаза, потом достал из рукава льняной платок и высморкал изящный нос.

— Тяжелая физическая нагрузка? Господи, напомните мне, чтобы я никогда не пытался вас оскорбить. Уверен, что Хуан-Круз постарается избегать тяжелой физической нагрузки, если вы сказали ему, что это необходимо, а если нет, я буду совершенно в этом не виноват. А также ни я, ни он, ни кто-либо еще не обидит юного Доминика, если только в какой-нибудь не слишком удачный день его заикание не доведет кого-нибудь до исступления и его не вышвырнут за борт, чтобы немного полечить. Однако если вы им скажете, что это не поможет, я уверен, они вас послушают. Вас считают ангелом те, кто в них верит, и богом — все остальные, кто не верит ни во что.

— Я бы предпочел, чтобы они считали меня человеком, который старается делать все, что в его силах, и далек от идеала в изучении медицины.

Против воли его голос прозвучал холодно, и капитан пожал плечами.

— Слишком поздно. Полезно знать правду о положении, в котором ты оказался, и получать от этого удовольствие. А еще лучше быть уверенным в том, что тебе не угрожает нежеланное внимание. На моем корабле такое не делается. Я стал причиной ваших страхов и приношу свои извинения, но я считаю, что необходимо говорить о подобных вещах вслух. Если в конце нашего путешествия Доминик лишится невинности, это произойдет по его собственной воле или не произойдет вовсе. Мне хотелось бы, чтобы вы это понимали.

С этими словами де Агилар дружелюбно кивнул, отодвинулся от леера и пошел прочь.

Оуэн снова сел. Он еще долго оставался на палубе, наблюдая за тем, как тихо опускается солнце, целуя море, а потом поднялся и ушел в свою каюту.

Вечером он поел в одиночестве и плохо спал. На следующий день он расстался с чулками и крепкими ботинками и вышел на палубу босиком. Никто ничего ему не сказал, к полудню он обнаружил, что чувствует себя значительно увереннее, а когда спустились сумерки, понял, что может прогуливаться по кораблю с такой же легкостью, как по набережной реки Кем.

Седрик Оуэн разбил губу на ходящей вверх-вниз палубе к почувствовал привкус теплой крови, приправленной морской солью.

Ведро для отходов сорвалось с крючка, и вонь испражнений и мочи наполнила его каюту, а потом шторм ударил в корпус корабля, и все вокруг напиталось водой, холодом, запахом морских водорослей и резким, безжалостным воздухом.

Он проснулся, задыхаясь, и поднес руку ко рту, но не обнаружил крови и не почувствовал боли. «Аврора» мягко покачивалась на волнах, как и в тот момент, когда он уснул. Ночь была наполнена сладкими ароматами мирного океана, а вовсе не мерзкой вонью, которая ему приснилась. Голубой живой камень, деливший с ним постель, слегка откатился в сторону, когда корабль покачнулся, и снова вернулся к нему, замерев около его бока — теплое присутствие в теплую ночь. Оуэн ощущал его, точно спящую рядом любовницу, но камень хотел ему что-то сказать, что-то срочное, и потому нарушил его ночной сон.

«Этому камню нужна ваша смерть?»

Голос Нострадамуса зазвучал у него в ушах в тот момент, когда он вскочил и начал одеваться. Его пальцы в темноте нащупали пуговицы, заправили рубашку в панталоны, чтобы он мог выглядеть как настоящий джентльмен. Он давно перестал носить куртку, но оставил рубашку, хотя ткань стала жесткой от морской соли и натирала кожу под мышками и на запястьях.

Он зевнул, поморщился и вышел в бездонную черную ночь, озаренную светом звезд, имен которых он не знал, и круглолицей луной, проливавшей свое сияние на спокойное море.

За ними плыли три других торговых корабля такого же размера, что и «Аврора», а вдалеке по левому борту — боевой корабль, оснащенный пушками, установленными, чтобы защитить их от пиратов одним своим наличием. Еще дальше виднелся второй боевой корабль, хотя все знали, что пираты нападают на богатые суда, возвращающиеся из Новой Испании, а не на те, что плывут из Старой.

С самого начала Оуэн рассматривал боевые корабли как страховку, а не как необходимость. Голубой камень показал ему сейчас, что они являются ненужным балластом, от которого следует избавиться, причем как можно быстрее, только он не знал, почему и как это нужно сделать.

— Сэр?

Оуэн тихонько постучал в дверь капитанской каюты. Но все звуки заглушал шорох волн и скрип снастей. Он постучал сильнее.

— Дон Фернандес, вы здесь?

— Сэр Оуэн? Подождите… сейчас я выйду.

Фернандес де Агилар обладал поразительным качеством — одним из нескольких, — он с невероятной скоростью умудрялся натягивать на себя свои роскошные камзолы. Очевидно, он спал, не снимая золотых украшений, но не мог же он ложиться в камзолах и появляться на людях свежим, как сейчас, словно и не спал совсем.

Несколько недель назад, когда их путешествие только начиналось, Оуэн дал себе обещание посмотреть, как капитан одевается, чтобы понять, каким образом он это проделывает. Но не сегодня ночью и не в такое время. В этот момент появился де Агилар, бодрый, в темно-синем костюме и с украшениями в ухе, которых хватило бы, чтобы заплатить выкуп за члена королевской семьи.

— Прекрасная ночь. — Де Агилар положил руку на леер правого борта и внимательно посмотрел на англичанина. — Могу я спросить, что заставило вас покинуть каюту так поздно, а заодно и меня вместе с вами?

— Надвигается шторм. — Слова Оуэна прозвучали неубедительно, здесь, на палубе, под ослепительно сияющими звездами. — Гораздо более страшный, чем-то, что было с нами до сих пор. Он разбросает конвой, возможно, потопит нас. Нам нужно…

Оуэн пытался подыскать правильные слова. Его испанский был вполне приличным в начале путешествия, а через шесть недель стал таким же уверенным, как и у Доминика, но он не смог бы найти правильные слова на любом языке.

— Нам необходимо что-то сделать, но я не знаю что. Уверен только, что вы должны это сделать, чтобы мы остались в живых и в конце концов перестали быть частью конвоя.