Эллис Питерс - Исповедь монаха Страница 18

— Нет, хотя вроде и так. Кто-то на ком-то когда-то и был женат. Мой отец — его вассал, ну и, кроме того, они всегда дружили. Я здесь по приказу отца.

— Но против своей воли, — договорил за него Кадфаэль, руководствуясь не столько словами, сколько тоном, каким юноша произнес последнюю фразу.

— Вот именно что против воли! — И Росселин сердито воззрился на свои сапоги.

— Все же мне кажется, — мягко заметил Кадфаэль, — тебе грех роптать. Даже более того, я думаю, тебе повезло, ведь этот лорд не в пример лучше многих.

— Да я и не спорю с этим, — великодушно согласился Росселин. — На него я не жалуюсь. Мне только до смерти обидно, что отец специально выдумал такой способ отделаться от меня и отослать из дома.

— И с чего бы это ему вдруг понадобилось отсылать такого сына? — сгорая от любопытства подивился вслух Кадфаэль, который, однако не хотел смущать юношу прямыми бестактными вопросами.

И впрямь, тут было над чем задуматься, ибо перед ним находился поистине самый что ни на есть безупречный с виду сын, которым по праву мог бы гордиться любой отец: прекрасно воспитанный, хорошо сложенный, высокий, с гордой прямой осанкой. Особую привлекательность ему придавали открытый, приветливый взгляд, шевелюра светлых волос и свежее миловидное лицо. Его не портили даже насупленные брови и хмурый вид, с которым он, помолчав немного, ответил Кадфаэлю:

— У него были причины. И ты правильно думаешь, что это были веские причины. Но не такой уж я непокорный сын, чтобы не повиноваться воле отца. И я буду оставаться здесь, пока отец не отменит своего повеления, а лорд Одемар не позволит мне удалиться. И не такой уж я беспросветный дурак, чтобы не понимать, как мне повезло, что я попал именно сюда, а не в какое-нибудь другое место. А коль скоро я все равно должен тут торчать, постараюсь провести время с пользой.

Судя по всему, течение мыслей юноши невольно направилось в грустную сторону. Некоторое время он сидел, молча раздумывая о чем-то, затем поднял голову. Взгляд его задержался на черном облачении и тонзуре Кадфаэля.

— Ты знаешь, брат, я иногда всерьез помышляю о монашеской жизни, — со свойственной ему искренностью заговорил Росселин. — Согласись, ведь многие принимают обет, когда осознают, что самые их заветные мечты все равно никогда не исполнятся. Не могут исполниться! Мне кажется, монастырь очень подходит для таких людей. Скажи, я прав?

— Да, ты абсолютно прав, — основываясь на своем опыте ответил ему засыпающий, но пока еще не заснувший Хэлвин.

— Я бы не советовал тебе становиться монахом единственно из-за того, что у тебя нет ничего лучшего на примете, — решительно возразил Кадфаэль, тоже думая о поступке Хэлвина почти двадцатилетней давности.

— Такое решение дается дорогой ценой, и может утечь немало воды, прежде чем в конце концов не поймешь, что именно служение господу и является твоим истинным призванием, — с безграничной уверенностью в своей правоте проговорил Хэлвин, лег поудобнее, отвернулся от Кадфаэля и Росселина и закрыл глаза.

Они так напряженно внимали словам Хэлвина, что не услышали, как кто-то подошел к двери, и вздрогнули от неожиданности, когда она внезапно распахнулась. На пороге стоял Лотэр, держа в руках корзинку со снедью и бутылку эля. При виде удобно расположившегося на лавке Росселина, который в компании Кадфаэля и Хэлвина явно чувствовал себя как дома, на лице Лотэра промелькнуло раздражение, а глаза гневно блеснули.

— Чего это ты тут расселся? — с грубоватой простотой старшего по возрасту, но как равный к равному, обратился он к Росселину. — Господин Роджер тебя уже обыскался, а милорд желает, чтобы ты был готов к его услугам, как только он кончит завтракать. Давай-ка, поторапливайся.

Нельзя сказать, чтобы строгая отповедь Лотэра повергла Росселина в трепет или же он был оскорблен ее формой. Чувствовалось, что юноша слишком уважает себя, чтобы обращать внимание на подобные мелочи, скорее, они забавляют его. Тем не менее, он сразу поднялся и, вежливо поклонившись Кадфаэлю, не спеша вышел. Лотэр, стоя в открытых дверях, следил за ним, пока Росселин не начал подниматься по ступенькам хозяйского дома. «Наш цепной пес как всегда на страже, — подумал Кадфаэль, — только видать Лотэру и в голову не приходит, что следовало бы опасаться любознательности Росселина и особо за ним присматривать. Совершенно непонятно, почему Лотэр так разозлился и вроде бы даже чего-то испугался при виде этого мальчишки? Кто бы мог подумать, что потомок норманнов способен распалиться гневом?..»

Глава шестая

После обедни Кадфаэль с Хэлвином удостоились милостивого визита самой леди Аделаис, которая заботливо расспрашивала Хэлвина о его здоровье. Возможно, Лотэр доложил ей, что цельность возведенных вокруг монахов укреплений была возмутительным образом нарушена молодым Росселином. Аделаис, отослав служанку, с молитвенником в руках одна появилась на пороге их маленького дома. Когда она пришла, Хэлвин не спал и, увидев ее, схватился за лежащие рядом с ним костыли для того, чтобы встать, но Аделаис жестом приказала ему не двигаться.

— Нет-нет, не утруждай себя, пожалуйста! Какие между нами могут быть церемонии? Скажи мне лучше, как ты чувствуешь себя теперь… теперь, когда ты исполнил свой обет? Надеюсь, мир снизошел на твою душу и ты можешь со спокойной совестью отправляться назад в монастырь. От всего сердца желаю тебе легкого приятного путешествия.

«А больше всего желаю, чтобы вы побыстрее убрались отсюда, — мысленно добавил Кадфаэль. — Впрочем, не могу ее винить. Я и сам хочу того же, и того же хочет Хэлвин. Пусть сия давняя история будет на этом тихо и мирно похоронена, безо всяких лишних осложнений и огорчений».

— До Шрусбери далеко, а ты вымотан, — продолжила Аделаис. — Я, конечно, прикажу приготовить для вас еды в дорогу, но думаю, что обратно вам следовало бы ехать на лошадях, а не идти пешком. Я уже говорила об этом с братом Кадфаэлем. Мой сын охотно даст вам их, а я, вернувшись в Гэльс, пошлю за ними. Будь благоразумен, не упрямься.

— Мы безмерно благодарны тебе за доброту, — отозвался Хэлвин, — но принять твое предложение не можем. Я поклялся проделать весь путь туда и обратно на своих собственных ногах и не могу нарушить слово. Благодарение богу, я в состоянии выполнить свою священную клятву и я ее выполню.

Аделаис, видя непоколебимость Хэлвина, только покачала головой.

— Твой друг предупреждал меня, что ты не согласишься, но я все же надеюсь на твой здравый смысл. Насколько я помню, ты говорил о том, что должен как можно скорее вернуться в монастырь, когда исполнишь свой обет. Но подумай сам, пешком это займет много времени, а, кроме того, после бессонной ночи на каменных плитах, ты сможешь тронуться в путь не раньше завтрашнего утра.

Любезные речи леди Аделаис Хэлвин без сомнения расценил как искреннюю заботу о его здоровье, но Кадфаэль усмотрел в ее словах тайную цель: она очень ловко подвела Хэлвина к единственно возможному теперь для него решению и настаивать больше не будет.

— Я с самого начала знал, что придется нелегко, — сказал Хэлвин. — Но ведь это справедливо. Искупление грехов и должно даваться трудно, иначе в покаянии нет никакого смысла. Я могу дойти до монастыря сам, и я дойду. Но ты абсолютно права, следует поторопиться с возвращением, моя работа ждет меня, аббат и братья рассчитывают на меня. Осталось еще несколько часов светлого времени и нельзя тратить их понапрасну. Мы выйдем сейчас же.

Аделаис была явно ошеломлена таким быстрым осуществлением своего самого заветного желания. Для видимости она повторила доводы о том, как важно Хэлвину отдохнуть перед дальней дорогой, но тот, как и следовало ожидать, проявил твердость. Теперь, когда Аделаис добилась своего, она могла позволить себе краткую вспышку непритворного участия.

— Пусть будет как ты хочешь, — проговорила она. — Я прикажу Люку принести вам поесть перед уходом и приготовить в дорогу суму с провизией. Да охранит вас господь, братья. Помни, Хэлвин, я не таю на тебя зла, и в будущем желаю тебе только добра.

Когда она ушла, Хэлвин сидел некоторое время неподвижно, находясь под впечатлением только что прозвучавших слов. Он добился своего, но прощание с Аделаис заново всколыхнуло его душу.

— Опять я решил за нас двоих, — прервал молчание Хэлвин. — Ведь и ты провел ночь без сна, а я заставляю тебя отправляться в путь, не отдохнув и не выспавшись. Но мне кажется, так лучше для всех. Ей тяжело выносить мое присутствие, а о себе я уж и не говорю.

— Ты поступил совершенно правильно, — ответил Кадфаэль. — Но незачем стараться пройти сегодня как можно больше. Главное — поскорее уйти отсюда.

День уже клонился к вечеру, когда Хэлвин и Кадфаэль вышли за ворота манора Одемара де Клари и повернули к западу: им предстояло пройти через весь Элфорд. Серые тяжелые облака низко нависали над землей, дул холодный порывистый ветер. Все было кончено. Начиная с этого момента каждый шаг приближал их к дому, к размеренной и тихой монастырской жизни с ее благословенным устоявшимся укладом — работа, богослужения в церкви, молитвы.