Александр Арсаньев - Убийство на дуэли Страница 19

– Что, лошадь – это хорошо, – продолжал морщить лицо Мохов. – А вот как бы мне с нее не свалиться.

– Бог с тобой, Евгений Александрович, с чего бы тебе с нее сваливаться, – удивился хозяин дома.

– А с того. Вот был я в прошлом году на охоте у соседей своих. Лошадь мне дали хоть и спокойную, но уж больно пугливую. Скачу я на ней, впереди борзые несутся. Так получилось, что ото всех остальных я намного вырвался вперед. И тут из кустов морда волосатая длинная, пятак на ней так и вертится по сторонам. Кабан это был, уважаемые мои, – Мохов поправил на носу свое неизменное пенсне и с важным видом обвел всех присутствующих взглядом. – Все его совсем в другой стороне ищут, а он вот голубчик, перед самым моим носом выглядывает.

– А что же дальше? – глаза Софьи Федоровны стали как плошки.

– Сейчас расскажу, милая барышня. Лошадь моя так испугалась, что на дыбы встала, а я, естественно, самым неподобающим образом упал на землю, да так сильно, что чуть было не расшибся насмерть. С тех пор я стараюсь на охоте всегда быть осторожным и держаться поближе к своим друзьям, – закончил свою поучительную историю Евгений Александрович.

– Эх, друг ты мой, – Федор Степанович фамильярно похлопал Мохова по плечу. – Как говориться, волков бояться – в лес не ходить. Какая же это будет охота, ежели все гуськом друг за другом не спеша ехать будут?

– Папенька, – вмешалась Софья Федоровна. – Евгений Александрович правильно говорит. Опасно этак безо всех по лесу-то скакать.

– Благодарствую, милая барышня, за согласие со мною, – с поклоном произнес Евгений Александрович. – А вы, Федор Степанович, делайте, как вам сердце прикажет. На то ваша воля.

Долинский-старший только усмехнулся в ответ. Однако я заметила, что после этого разговора настроение Федора Степановича сильно поменялось. Он стал задумчив и молчалив.

Но вскоре к Долинскому-старшему вернулось его прежнее доброжелательное расположение духа, и он вновь обратил все свое внимание на гостей. За ужином царило полное веселье. В предвкушении ожидаемой охоты хозяин дома много смеялся, шутил и своим прекрасным настроением заражал всех вокруг себя. Даже княгиня Ланская не удержалась и улыбнулась несколько раз в ответ на остроумные реплики Федора Степановича.

Никто и подумать бы не смог, что все это хорошее настроение было не более чем фарсом и притворством. И я опять сумела выяснить все это совершенно случайно.

Да, уважаемый читатель, вы уже, наверное, успели заметить интересную особенность повествования моей любимой бабушки. А особенность эта заключается в следующем. Катенька Арсаньева сильно кривит душой, когда сообщает, что вся информация доставалась ей совершенно случайно. Но, позвольте, можно услышать что-то один или два раза совершенно внезапно, но не может такого быть, чтобы это повторялось постоянно!

Выходит, что моя тетушка частенько попросту шпионила за тем, кого подозревала в убийстве. Хотя писать об этом она не хотела, или из-за стеснения, или по какой-то другой причине. Но, тем не менее, другого объяснения я этому найти не могу. Поэтому читателю следует иметь в виду, что моя тетушка не всегда описывала свои действия правдиво, а иногда переиначивала их, чтобы избегать нравственного падения в глазах своих читателей.

После ужина и кофе уставшие с дороги гости начали расходиться по своим покоям. К зале оставались только я, Шурочка, Софья да мужчины Долинские. Правда, вскоре Софья удалилась, мы же с Шурочкой вышли подышать свежим воздухом на веранду. К слову сказать, во время нашего пребывания в Воскресенском веранда стала излюбленным нашим местом для долгих вечерних бесед.

Совершив вечерний моцион, Шурочка пожелала отправиться спать. Я же решила вернуться в гостевую. Спать мне не хотелось, поэтому я предпочла еще немного поболтать с хозяином дома.

Я быстро прошла вдоль коридора и распахнула дверь в гостевую. Именно в этот момент моему взору представилась возмутительная картина, которая поразила меня до глубины души. Когда я зашла в залу, Алексей Долинский в это время замахнулся на своего дядю, по всей видимости, намереваясь ударить его. Так как дверь я открыла бесшумно, то никто из участников этой сцены сначала не заметил моего появления.

– Только посмей, и я прокляну тебя навеки вечные, – прошипел Федор Степанович, глядя на племянника взглядом, преисполненным ненависти.

Я решила срочно разрядить обстановку, пока не случилось чего-то страшного. Я громко кашлянула. Алексей отпрянул от Долинского-старшего, словно неожиданный удар. Некоторое время они оба смотрели на меня, как на привидение. Затем Федор Степанович, наконец, пришел в себя, откашлялся и обратился ко мне.

– Что это вы, Катерина Алексеевна, спать не идете?

– Шурочка ушла, а я решила еще немного посидеть в гостевой. Что-то не спится мне, – откликнулась я как можно безразличнее, делая вид, что не заметила произошедшей перед моими глазами неприятной сцены.

– Сожалею, Катерина Алексеевна, – услышала я со стороны вкрадчивый голос Алексея Долинского, – но мы тоже собирались отправляться по своим комнатам, время уже позднее.

Проговорив это, Долинский-младший жеманно поклонился мне и крадучись вышел из комнаты. Наступило неловкое молчание. Я не знала, признаться ли мне, что я видела ссору между племянником и дядей, или промолчать. Именно поэтому я сначала замялась в нерешительности. Федор Степанович тоже молчал. Мало-помалу проснувшееся во мне любопытство оказалось сильнее вежливости и воспитания, которые подсказывали, что не стоит лезть в чужие семейные дела.

– Федор Степанович, что здесь произошло? – тихо спросила я, в упор посмотрев на Долинского.

– Что вы имеете в виду? – Федор Степанович сделал непонимающие глаза.

– Перестаньте, я все видела и слышала. Почему вы все время ссоритесь с Алексеем?

Долинский поднялся и нервно начал мерить шагами комнату. Наконец, он остановился и повернулся ко мне.

– Я мог бы сказать, что все это не ваше дело. Но знаю, вы женщина умная и настойчивая. Однако вам все равно этого не понять, Катенька, – произнес он, и голос его погрустнел. – Даже если бы я захотел вам рассказать, то все равно не смог. Нет, не потому, что не хочу. Я просто не имею права.

– Почему? – я все больше и больше удивлялась, слушая совершенно непонятные мне фразы.

– Не спрашивайте. Это может привести к беде, – он помрачнел и снова уселся в кресло.

– Алексей имеет к этому какое-то отношение? – не унималась я.

– Нет, нет, – моментально откликнулся Долинский. – Алексей здесь совершенно ни при чем. Не надо его трогать, он мой племянник. Плох он или хорош, не нам судить.

Меня совершенно не устроил подобный ответ. Наоборот, все больше и больше складывалось впечатление, что Федор Степанович в чем-то покрывает Алексея, или может быть, просто боится его. Я стояла и ждала продолжения разговора. Однако Долинский молчал.

– Если вы не хотите разговаривать, то не буду вас утруждать, – медленно проговорила я, все еще надеясь в душе, что Федор Степанович надумает мне хоть что-нибудь рассказать.

Но, к сожалению, мои слова просто повисли в воздухе. Я еще раз посмотрела на хозяина дома, но тот даже не поднял головы. Тогда я развернулась и направилась к двери.

– Катерина Алексеевна, – услышала я за спиной голос, пропитанный такой трогательной грустью, что я остановилась, как вкопанная.

– Что, Федор Степанович?

– Катенька, пообещайте мне, что больше не будете лезть в это дело. Подобные казусы не должны занимать голову молодой воспитанной дамы, поверьте, – это была даже не просьба, а скорее мольба.

– Хорошо, это ваша личная жизнь, и я не имею права в нее вмешиваться, – промолвила я, стараясь, чтобы тон мой был как можно белее бесстрастным.

– И еще одно, – задумчиво продолжал говорить Долинский. – Если со мной когда-нибудь что-нибудь случится, не бросайте Сонюшку хотя бы в первые дни, помогите ей пережить это.

– Бог с вами, Федор Степанович, что вы такое говорите? Что может с вами случиться? – я была крайне удивлена словами Долинского.

– Ну, знаете, человек я уже немолодой, старость не за горами. А Сонюшка все одна, – мужчина улыбнулся, но улыбка получилась вымученной.

– Позвольте, но ведь у Софьи есть жених, – вспомнила я про Бушкова.

После этих слов Долинский резко вскочил и, не глядя на меня, подошел к окну. Я заметила, как затряслись у него руки.

– Уйдите, Катерина Алексеевна, я вас очень об этом прошу, – не оборачиваясь, попросил Федор Степанович.

Я опешила от таких слов. Никто на протяжении всей моей жизни не позволял себе так бесцеремонно выгонять меня из комнаты, пусть даже из своей собственной. Чем больше я об этом думала, тем сильнее вскипала во мне волна ярости. Мне хотелось ответить что-нибудь резкое, но слова застревали в горле. И в этот момент Долинский обернулся, на глазах его блестели слезы.

– Катенька, ради бога, простите меня. Но мне нужно побыть одному, – хрипло произнес он и смахнул рукой непрошенную слезинку, которая потекла по морщинистой щеке.