Мэтью Перл - Тень Эдгара По Страница 2

С кладбища я пошел на почту, но она успела закрыться. Я не мог узнать, было для меня письмо или нет, вернулся в контору и занялся самоуспокоением. «Скоро, очень скоро я получу от него весточку», — говорил я себе.

В тот же вечер, на приеме, я прогуливался с Хэтти Блум среди грядок клубники. Конечно, на клубнику был не сезон, но над грядками витали тени воспоминаний о летних вечеринках с ярко-красными душистыми ягодами и шампанским. Я заговорил свободно, как всегда в присутствии Хэтти.

— Временами наша работа крайне интересна, — сказал я, — однако хотелось бы больше свободы при выборе подзащитных. Как известно, в Древнем Риме адвокат приносил клятву — не браться защищать человека, не удостоверившись в его невиновности. Мы же в первую очередь спешим удостовериться в платежеспособности подзащитного.

— Что мешает вам, Квентин, перейти в другую адвокатскую контору, если от этого зависит ваше честное имя и ваши личные пристрастия? Выберите коллег по своему вкусу, не пытайтесь загнать себя в заданные рамки.

— Вы думаете, это будет правильно, мисс Хэтти?

Смеркалось, Хэтти вдруг погрустнела и притихла. Это было ей совсем несвойственно. Испугавшись, что в такое состояние Хэтти ввергла моя несносная разговорчивость, я всмотрелся в ее лицо, но не нашел даже намека на причину охлаждения.

— Вы смеялись для меня, — сказала Хэтти так, словно я не мог ее слышать.

— Мисс Хэтти?

Она подняла взгляд:

— Я лишь вспоминала детские годы. Известно ли вам, что поначалу я считала вас глупым?

— И были недалеки от истины, — с усмешкой заметил я.

— Когда мама хворала, папа увозил ее на курорты. Я оставалась под присмотром тети, а вы приходили поиграть со мной. Вы один умели развеселить меня, когда родителей не было рядом, и знаете почему? Потому что смеялись по самым неожиданным поводам! — Хэтти произнесла это со страстной тоской и приподняла юбки — мы как раз пересекали лужицу.

Позднее, когда мы, слегка озябшие, вернулись в дом, Хэтти тихим голосом заговорила со своей тетей. Выражение лица миссис Блум с нашей утренней встречи изрядно прибавило в суровости. Тетя Блум спросила, как Хэтти намерена отмечать свой день рождения.

— Да, времени действительно мало, — произнесла Хэтти. — Обычно я не думаю заранее об этом событии, но в этом году… — Она невесело усмехнулась.

За ужином Хэтти почти не ела. Мне это было не по душе. Я ощущал себя одиннадцатилетним мальчиком, ответственным за хорошее настроение юной соседки. Хэтти всегда была в моей жизни — была частью моей жизни, — поэтому любое ее беспокойство или недовольство безмерно огорчало меня. Возможно, я попытался развеселить Хэтти исключительно из эгоистических соображений; впрочем, я неизменно желал ей добра и счастья.

Другие гости, в том числе Питер, мой компаньон, также всячески старались развлечь Хэтти, а я бдительно наблюдал за всеми, полагая, что кто-нибудь из них да повинен в ее печали.

Самому мне в тот вечер не удалось развеять дурного настроения Хэтти Блум, и причиной неудачи были злосчастные похороны. Не могу объяснить, почему печальное событие, свидетелем которого я стал, совершенно выбило меня из колеи. Я принялся вспоминать похороны во всех подробностях. Провожали покойника всего четыре человека. Один, ростом выше остальных, держался поодаль. Взгляд его блуждал, словно параллельно происходило нечто куда более волнующее, чем заупокойная служба. Затем, когда церемония закончилась, я отметил крайнее недовольство на всех четырех лицах. Сами лица были мне не знакомы, но я их запомнил. Лишь один человек шел прочь от могилы как бы нехотя, словно услышал мои мысли. Казалось, только что похоронили великого человека, не воздав ему должных почестей. Иными словами, имела место Несправедливость.

Неудивительно, что, окутанный облаком рассеянности, я не только не сумел развеять печаль Хэтти, но сам не заметил, как бросил всякие попытки сделать это. Оставалось только вместе с другими гостями раскланяться и выразить беспомощные сожаления по поводу раннего отъезда Хэтти и миссис Блум. И с благодарностью принять предложение Питера не задерживаться на званом вечере.

— Ну-с, Квентин, и какая муха тебя нынче укусила? — не скрывая раздражения, вопросил Питер, когда мы уселись в наемный экипаж.

Я хотел было рассказать о злосчастных похоронах, но Питер все равно не понял бы, почему мне дались эти похороны. По его позе я догадался, что отнюдь не моя рассеянность сама по себе вызвала недовольство.

— Питер, что ты имеешь в виду?

— Ты, значит, решил не делать предложения Хэтти Блум? — с нарочито шумным вздохом осведомился Питер.

— Я должен был сделать предложение?!

— Через несколько недель ей исполнится двадцать три. По понятиям балтиморского общества, Хэтти Блум — практически старая дева! Неужели ты нисколечко не любишь бедняжку?

— Разве можно не любить Хэтти Блум? Погоди, Питер! Почему ты решил, что помолвка должна состояться именно сегодня? Не припомню, чтобы я когда-либо называл конкретную дату.

— Почему я решил? А тебе разве неизвестно, что именно в этот день состоялась помолвка твоих родителей? Неужели ты за весь вечер ни разу об этом не вспомнил?

Я действительно напрочь забыл о годовщине помолвки родителей, но даже напоминание о ней не объяснило, почему Питер так ухватился за это совпадение. Питер же сообщил, что тетя Блум в мудрости своей рассудила, будто я непременно воспользуюсь званым ужином как возможностью сделать предложение, и даже вообразила, будто я нынче днем уже намекал на таковое, и не преминула проинформировать Питера и Хэтти, дабы они не слишком удивлялись.

Выходило, что главная причина загадочной печали Хэтти — это я, невнимательный и недалекий Квентин Кларк! О горе, горе мне; о, как я мог?!

— Более подходящего дня, чем сегодняшний, и представить нельзя, — продолжал между тем Питер. — Шутка ли — годовщина помолвки родителей жениха! Ну что молчишь? Это же ясно как день.

— Мне и в голову не пришло… — мямлил я.

— Неужели ты не видел, как она ждет решительных слов и действий? Неужели не понял, что именно нынче должно было начаться ваше с ней будущее? Вот твой дом. Вылезай, приехали. Сладких тебе снов. А бедная Хэтти сейчас наверняка рыдает в подушку!

— Я не желал ей таких огорчений. Жаль, что я не догадывался, чего от меня ждут.

Питер весьма неучтиво буркнул что-то вроде: «Наконец-то ты осознал свой непростительный промах».

Разумеется, я собирался сделать предложение Хэтти, разумеется, не сомневался, что мы с ней поженимся! Хэтти казалась мне талисманом удачи. Всякий раз, увидев эту девушку, я вспыхивал от радости; более того — в разлуке достаточно было подумать о ней, чтобы хандра отступила. А поскольку за все время знакомства ни чувства мои, ни ощущения практически не изменились, я не находил причин спешить с женитьбой.

Итак, я уже закрывал дверцу экипажа, когда буквально прочел на Питеровом лбу вопрос: «О чем ты все время думаешь?» Я снова открыл дверцу.

— Нынче я видел похороны, — сообщил я в надежде объяснить свое непростительное поведение. — Понимаешь, Питер, мимо меня проехала похоронная процессия. Наверное, это выбило меня из колеи, хотя не представляю почему… — Но нет, я не умел оправдать странное воздействие, что произвели на меня похороны.

— Похороны он видел, подумаешь! — вскричал Питер. — Ты ведь не знал покойного. Какое значение могли иметь для тебя чужие похороны?

Жизненно важное значение; впрочем, тогда я об этом не догадывался. На следующее утро, еще в халате, я открыл газету — и что же увидел? Будь я даже предупрежден, я бы не сумел представить масштаба своего возбуждения; возбуждения, которое заставило меня позабыть обо всем на свете. Я вновь и вновь перечитывал заголовок некролога, размещенного на одной из последних страниц: «Смерть Эдгара А. По».

Я отбросил газету, затем поднял, принялся листать, читать другие статьи, не понимая смысла; наконец вернулся к заголовку «Смерть Эдгара А. По». «Выдающийся американский поэт, ученый, литературный критик умер на тридцать восьмом году жизни».

Нет! На тридцать девятом году, а мудрость его была такова, будто он прожил в сто раз больше… «Уроженец Балтимора…» Снова ложь! (Сколько несоответствий — и еще до того, как я стал наводить справки.)

И тут я добрался до четырех ключевых слов: «Умер в нашем городе».

В нашем городе? И никто ничего не знал? Это случилось здесь, в Балтиморе. Смерть Эдгара По в нашем городе; смерть, а может, и похороны. Неужели вчера на углу Грин-стрит и Файетт-стрит я наблюдал похороны Эдгара По? Не может быть! Скромная процессия, равнодушные провожающие, скомканная заупокойная служба, узкая могила возле церкви?

Днем, в адвокатской конторе, Питер продолжал корить меня за Хэтти, но я почти не слушал и вовсе не оправдывался, совершенно заинтригованный известием. Для подтверждения информации я отправил посыльного к кладбищенскому сторожу. «Бедняга По», — только и смог сказать сторож. Итак, По умер. Я бросился на почту узнать насчет письма.