Николай Свечин - Ночные всадники (сборник) Страница 21

Все это Алексею рассказал новый старший продавец главного входа Орешкин. После бегства шайки администрация назначила над билетерами другого начальника. И ввела за ними усиленный контроль. Теперь коллежский советник Савич лично ходил по турникетам, записывал показания счетчиков, пересчитывал билеты… В Экспедиции заготовления государственных бумаг заказали марки – то, что надо было сделать с самого начала. Скоро их должны были привезти, и тогда махинации с билетами станут невозможны.

– Что же вы терпели этих жуликов так долго? – упрекнул Орешкина Лыков.

Тот ответил:

– А кому было жаловаться? Савичу? Так он своему однокашнику разве что в рот не смотрел. И доверял безгранично. Петруха Иванов намекнул его высокоблагородию, что в кассе нечисто. Так выгнали Петруху! Лугвенев сжил его вмиг. После этого все помалкивали.

Еще Орешкин рассказал, как обнаглели прежние билетеры. Особенно старший! Каждый вечер он проводил в дорогих ресторанах. Свою полюбовницу завалил подарками. Имел собственного лихача! А начальство странным образом ничего не замечало.

Обороты шайки оценить было трудно. Выставка открылась 28 мая и первое время не пользовалась вниманием публики. Специально, чтобы привлечь туда посетителей, одновременно открыли и ярмарку. На два месяца раньше срока! Но купцы не стали менять привычный для них график, и до июля торговые ряды пустовали. Первые дни входной билет стоил рубль, а потом цену снизили до тридцати копеек. В воскресенья и праздники впускали за двугривенный. Сейчас рубль надо было отдать только по понедельникам, потому что тогда на выставке проходила уборка и количество посетителей старались уменьшить. Завели абонементные книжки: в 10 билетов со скидкой 10 %, в 20–20 % и в 30–30 %. Книжки мошенники подделывать не стали, но продавали их неохотно, старались вручить липовые билеты. Видимо, в день таких фальшивок сбывалось несколько тысяч. Ежедневный доход мошенников, таким образом, составлял сотни рублей! Неплохо на четверых. Но весьма вероятно, что там был и пятый: купец Голяшкин. Спросить о нем пока было некого: мошенники ударились в бега.

Сыщик отправился к Тимирязеву и стал задавать тому неудобные вопросы. Почему билеты изначально были без марок? В цирке Никитина они есть, а на Всероссийской промышленной и художественной выставке нет! Почему за билетерами отсутствовал надзор? Как мог главный из них кутить на глазах администрации два месяца? И никто не задался вопросом, на какие шиши вся эта пьянка, если жалование у человека сорок шесть рублей?

Василий Иванович только кряхтел, слушая такие вопросы. Что он мог на них ответить? Министерство финансов не в курсе, как зарабатываются деньги «на земле». И какие ловкие мошенники есть в империи. Людям больших теоретических знаний в кои-то веки поручили практическую задачу. И не дали сведущих помощников. Тимирязев до назначения на должность генерального комиссара выставки был агентом Министерства финансов в Берлине. Про работу Берлинской биржи он знал все! А что билеты надо обандероливать, не додумался… То же и другие.

После комиссара Алексей побеседовал с его помощником действительным статским советником Добронизским. Член горного ученого комитета; очки, седая борода лопатой, задумчивый взгляд – все как полагается. А спроси его, сколько стоит помыться в торговых банях, – не ответит.

Последним Лыков заглянул к Савичу. И до того нервный и чем-то всегда удрученный, Илья Никитич стал теперь совсем горюном.

– Вот, Алексей Николаевич, верно говорят: не делай добра людям – и не получишь в ответ зла.

Коллежский советник говорил о своем бывшем протеже без ненависти, только с горечью. Чувствовалось, что он уже переболел, прожил трудную для себя ситуацию. Стал еще большим мизантропом, может быть. Но винил главным образом себя.

– Я сообщил Василию Ивановичу, что тот час после окончания выставки подаю прошение. Ухожу со службы.

– И что Тимирязев?

– Пытался меня отговорить, но без особой настойчивости.

– А надо ли так, Илья Никитич? Куда вы пойдете? На частной службе не медом намазано. Я вот побыл партикулярным человеком и не смог. И это еще ладно я! Есть средства, есть имение. А вы?

Савич промолчал. Вместо ответа он опять вернулся к больной для него теме аферы:

– А я-то думал: почему так мало посетителей? Вроде бы и люди ходят. В уборные даже очередь! А по отчетам тысячи, но не десятки тысяч. Весь извелся, ночей не сплю. Ведь я же обещал Витте с Тимирязевым миллион людей! Подлец, подлец Лугвенев! Скажите мне, как сыщик: когда его поймают? Я хочу посмотреть ему в глаза!

Администрация выставки обратилась в полицию с требованием разыскать бежавших билетеров, и в первую очередь их атамана.

– Сам хочу, – ответил Лыков. – Любовницу вашего однокашника нашли задушенной.

Савича передернуло:

– Виктор убил человека?!

– Скорее всего, что не он. Сначала Лугвенев сбежал. Через день от своей бендерши скрылась и его пассия Угодникова.

– Так он шлюху содержал на ворованные деньги? О боже…

– И платил ее хозяйке ежедневно пятнадцать рублей, чтобы та могла не работать. А сидеть с ним в ресторанах.

Савич отвернулся, его трясло. Наконец он успокоился.

– Простите. Вы сказали, что женщину нашли задушенной…

– Да. Раздели догола и бросили на ивовой плантации. Мертвую. Полиция открыла дознание по убийству, я им помогаю.

– Вот кстати, Алексей Николаевич. – Коллежский советник обрадовался возможности сменить тему. – А почему вы все еще здесь? Сами мне говорили, что после отъезда государя вам следует отпуск.

– Человек предполагает, а начальство располагает. Убили городового, в первый день, как приехали Их Величества…

– Боже! Но это не у нас на выставке. Я бы знал.

– Да, преступление случилось на Верхнем базаре. Баранов не уверен в своих сыщиках, и я его понимаю. Короче говоря, губернатор обратился к министру с просьбой оставить тут опытного человека помочь местным силам. Так я вместо деревни застрял в Нижнем.

– И очень хорошо! – с энтузиазмом заявил Илья Никитич. – То есть я понимаю, что вам это не по вкусу. Но для дела хорошо! А то здешние лекоки совсем безмозглые. Ко мне сунулся какой-то Пузыревский…

– Он помощник Прозорова, начальника сыскного отделения.

– И Прозоров приходил. Они два сапога пара! И оба на одну ногу! Задавали мне идиотские вопросы…

– Илья Никитич, я тоже хочу задать вам идиотский вопрос. Как вышло, что вы так долго не замечали махинаций Лугвенева? Ведь человек два месяца жил не по средствам.

Савич подавленно вздохнул:

– Знаю свою вину. Первого октября все закончится, и я искуплю ее.

– Ответьте на вопрос. Искупление вины меня, как сыщика, не интересует. А вот ваша непростительная близорукость… И еще вопрос: кто придумал продавать на выставку немаркированные билеты? Неужели не ясно было, что возникает возможность аферы?

Савич развел руками.

– Насчет марок к билетам и речи не было! Понадеялись на счетчики в турникетах. Причем ладно мы, финансисты. Устройством выставки, как вы знаете, занимался распорядительный комитет. В него входят весьма практические люди: Морозов, Бугров, Башкиров… Но даже они не сообразили про марки!

– А что с Лугвеневым?

– Почему я не замечал, что он живет не по средствам? Сам не пойму. По ресторанам я не хожу и встретить его там не мог… Видимо, виновата моя доверчивость. Знали бы вы, из какой грязи я вытащил Виктора! Он же ушел из земских начальников не по своей воле. А за злоупотребления по службе. Начал спиваться. Не по-человечески, не по-божески было бы с моей стороны отказать товарищу. Ведь в гимназии мы дружили не разлей вода. И тогда это был вдумчивый юноша, честный, порядочный. Такой образ я и помнил, когда взял Виктора в старшие билетеры. А оказалось вон что… Мог ли я вообразить такую неблагодарность от некогда близкого человека? От товарища детства?

Савич чуть не разрыдался, и Лыкову стало жаль его. Действительно, не делай людям добра! Тогда ответное неизбежное зло покажется не таким обидным. Надворный советник закончил свою неприятную миссию, простился и ушел. Беседы в выставочной администрации никак не приблизили его к разгадке смерти Угодниковой. Надо было искать тех, кто приблизит.

Глава 5

Потаенное Кунавино

Так или иначе, однако нити дознания сходились в Александровской слободе. Именуемой в народе Кунавино. Эта местность издавна привлекала всякий темный элемент. И все благодаря своей близости к ярмарке. А теперь с другой стороны к ней прилепили еще и выставочный городок, чем удвоили количество приезжих. То-то мутной воды поднялось! То-то раздолье для уголовных!

Лыков рассуждал вслух, а Прозоров слушал и комментировал.