Иван Любенко - Киевский лабиринт Страница 21

— Ты прав, Клим, — ответил статский генерал.

— А там что за монастырь? И костел какой-то…

— Михайловский монастырь и костел Святого Александра.

— Ах, как тут зелено! — воскликнула Вероника Альбертовна. — Прямо целое море деревьев.

— Да, теперь эти деревца уже подросли. Их высадили не так давно. Границы парка простираются до Трехсвятительной и Костельной улиц. Но я предлагаю пройтись вниз, к нижнему памятнику Святому Владимиру, к тому месту, где по преданию великий князь крестил сыновей.

Сначала пришлось пробираться вниз по Александровскому спуску по шпалам городской железной дороги до самой деревянной лестницы, которая начиналась шагах в пятидесяти от дома Купеческого собрания.

Вероника Альбертовна утомилась. Экскурсия стала ей надоедать, но она решила стоически добраться до места, а уж там и отдохнуть. Они шли еще минут десять, и наконец путешествие закончилось.

Оказалось, что памятник был построен в глубоком овраге, на дне которого стояла каменная часовня. В ней помещалась чаша, из которой струился крещатицкий источник. Сама же каменная колонна взметнулась ввысь аж на двадцать аршин. На ее вершине был установлен золотой шар с крестом. А внизу помещены две доски с надписями. На одной: «Святому Владимиру, просветителю России», на другой: «Усердием киевского гражданского общества за утверждение прав и привилегий, Императору Всероссийскому Александру I‑му».

— Ну что? Устали? — спросил Могилевский.

— А что еще вы можете предложить? Можем ли мы перейти к следующей части нашего познавательного дня? — весело прощебетала Вероника Альбертовна.

— Я приглашаю всех в Купеческий сад. Сегодня там играет оркестр оперного театра и выступает какой-то молодой певец по фамилии Вертинский. К тому же неподалеку есть одно чудесное местечко, где превосходная еврейская кухня. И я не отказался бы от фаршированной щуки или мясного кугеля.

— Хорошая идея, — согласилась Елена.

— Но только тогда не стоит идти в «Континенталь», — заметил Клим Пантелеевич. — Мой организм не выдержит такого обжорства.

— Ничего, выдержит, — улыбнулся Терентий Петрович. — Дом стоит надежно. Мы умрем, а он останется. К тому же будет лишний повод кутнуть.

Пройдя по аллее, компания вошла в Купеческий сад. Вход стоил двадцать копеек с человека. На фанерной тумбе висела яркая желтая афиша. Большими черными буквами пестрела надпись: «Крути, да не перекручивай» комедия в 4 актах. В главных ролях: П. Саксаганский, М. Заньковецкая, Л. Манько и другие.

— Первая украинская труппа, — пояснил Могилевский. — Театр деревянный, небольшой, но играют от души. Особенно хорош Саксаганский в роли прощелыги Голохвастого. Стоит ему только произнести свою коронную фразу: «Папаша, это свинство», как весь зал покатывается со смеху.

— Жаль, сегодня нет представления, — посетовал Ардашев, помогая дамам усесться за крайний столик.

Тотчас же возник официант и раздал всем меню.

На небольшой площадке играл оркестр. Солировал скрипач. Затем ведущий объявил:

— Наш печальный Пьеро. Он совсем недавно вернулся с фронта. Прошу любить и жаловать! Александр Вертинский!

Раздались аплодисменты, и появился высокий молодой человек в гриме печального клоуна. Он был высок, строен, театральная маска подчеркивала правильные черты лица. Пианист проиграл вступление, и полилась песня:

Я люблю Вас, моя сероглазочка…

Закончив петь, артист склонил голову, и к его ногам полетели цветы. Видимо, многие дамы пришли специально посмотреть выступление своего любимца.

Вдруг Ардашев услышал знакомый голос с характерным польским акцентом. Он незаметно посмотрел вправо и заметил, что за одним из столиков отдыхал тот самый молодой человек, которого он видел с покойной женой барона Красицкого в ювелирном магазине Гиршмана. Только на этот раз молодой человек был… с бароном. Они сидели и беседовали так, как будто были давно знакомы. Вновь явился официант и застыл в выжидательной позе.

— Мне кугель, пожалуйста, — сказал Терентий Петрович.

— А я возьму начиненную говяжью грудинку, — решила Елена.

— Думаю, стоит попробовать фаршированный говяжий язык, — вымолвила Вероника Альбертовна. — А ты, Клим, уже выбрал блюда?

— Пожалуй, я соглашусь на воловьи мозги с лимоном, — не сводя глаз с соседних столиков ответил статский советник.

Неожиданно Красицкий и его собеседник встали и пошли по аллее. А за ними — вот те на! — поднялся еще один человек, читавший недавно газету.

«Так-так, интересный сюжет заворачивается, — подумал Клим Пантелеевич. — За бароном, видимо, следят филеры. Придется мне стать еще одним вагоном этого поезда-слежки».

— Простите, — извинился Ардашев, беря со стола шляпу. — Я оставлю вас на некоторое время. Возможно, скоро вернусь. А если нет, увидимся дома.

Выбрасывая вперед трость, статский советник зашагал за филером. Идти пришлось недолго. Уже на Александровской барон и незнакомец остановились и о чем-то довольно нервно беседовали. Затем они прошли два десятка шагов, барон сел в свой автомобиль и уехал, а незнакомец, заметив за собой слежку, прыгнул в проходящий мимо пустой фаэтон и скрылся. Другого экипажа поблизости не оказалось, и агенту ничего не оставалось, как разочарованно созерцать удалявшийся экипаж. Клим Пантелеевич постоял немного у витрины и зашагал обратно.

…Уже дома Клим Пантелеевич достал визитную карточку Красицкого и попросил телефонистку соединить с его номером.

— Да, — раздалось на том конце провода.

— Добрый вечер, Александр Модестович. Вас беспокоит Ардашев.

— Слушаю вас, Клим Пантелеевич.

— Я видел сегодня весьма странную картину в Купеческом саду. Вы сидели за столиком с каким-то неизвестным господином, а затем ушли в сторону Александровской улицы. Все это время за вами следовал полицейский «хвост». Правда, он безнадежно от вас отстал. Скажите, насколько хорошо вы знаете человека, с которым встречались?

— Я иногда провожу с ним время за ломберным столом. Но постойте, выходит, и вы там были, и тоже за мной следили?

— Меня интересовал именно ваш знакомый…

— Это связано с обстоятельствами смерти моей жены?

— Да.

— Господи! Значит, он тогда лгал мне?

— Кто? О чем вы?

— Видите ли, я продолжил перебирать вещи моей покойной супруги — простите, но мне кажется, что теперь я имею право это делать, — и нашел визитную карточку этого прохиндея, Жоржика, где он именует себя графом Непорецким. Как-то раз такая карточка попалась мне в клубе, я спросил у него, зачем он вводит в заблуждение людей? Жоржик рассмеялся и объяснил, что они предназначаются для глупых барышень из благородных семейств, которые «клюют» на невинный обман и быстрее оказываются в постели. Этот ответ тогда меня вполне устроил. Моя жена, как вы понимаете, не относилась к упомянутой категории женщин. Но тем не менее такую карточку я у нее нашел. Естественно, сегодня я не преминул отыскать его и спросить, каким образом карточка могла оказаться у нее. Жоржик пожал плечами, сказал, что даже не представляет этого и посоветовал справиться об этом непосредственно у нее. Оказалось, что он ничего не слышал о смерти моей жены. После того как я сообщил ему подробности, он искренне выразил соболезнование. Однако, как я понимаю, вам известно несколько больше о связи Жоржика и Марии, так?

— Да. Но давайте завтра в полдень встретимся у меня. Не исключено, что могут появиться дополнительные вопросы.

— Но вы так и не сказали, какое отношение к смерти Марии имеет Жоржик?

— Завтра я все вам расскажу. И уже после этого мы решим, что делать. Договорились?

— Хорошо. Боюсь, правда, что до утра я так и не засну.

— Советую выпить коньяка и расслабиться. Только, пожалуйста, не предпринимайте никаких самостоятельных шагов и не вздумайте вновь встречаться с этим… Жоржиком. Это очень опасно. Заприте дверь. К вам в любой момент могут наведаться нежданные гости. До встречи со мной никуда не ходите.

— Хорошо…

— Тогда спокойной ночи! — Ардашев положил трубку, открыл коробочку монпансье и отправил в рот синенькую конфетку.

Напольные английские часы с надрывом пробили девять раз.

19. Господин Инкогнито

В ресторане «Метрополь» вечер был в самом разгаре. Посетители, будто чувствуя надвигающийся конец привычного жизненного уклада, стремились испить удовольствия полными бокалами.

Публика собралась пестрая: кутилы-купцы, офицеры, отбывающие на фронт, тихие и неприметные днем, но разгульные до неприличности ночью чиновники Присутствия, вдовушки, потерявшие своих доблестных мужей, адвокаты, врачи, оставшиеся в тылу, оценщики ссудных касс, словом, все те, кто желал хоть на время забыться, отгородиться и спрятаться от гнетущей действительности, от войны, бедности и неминуемой для всех смерти.