Виталий Гладкий - Золотой капкан Страница 21

– Граф… Точно, он… – выдавил из себя Гришка. Он съежился и спрятал руки под стол, как нашкодивший школяр. Только китаец Ли промолчал. Но свою неизменную слащавую улыбку он спрятал в уголках тонких губ, да глаза прищурил так, что они и вовсе превратились в длинные узкие щелки.

Первым пришел в себя Делибаш.

– Хи-хи-хи… – деланно рассмеялся он, глядя на Гришку. – Чего испугались-то? Радоваться, это, надо. На ловца и зверь бежит. Слышь-ко, а где этот оборванец? Он завертел головой.

– Гришка, куда подевался наш карась!? – насел Делибаш на приятеля. – Ты чего зенки вылупил? Где!? Но Христони и след простыл.

Глава 18

Карамба, высокий угловатый субъект с длинными светлыми волосами, собранными сзади в косичку, церемонно раскланялся с сопровождавшим его милиционером и, небрежным жестом смахнув с куртки джинсового костюма воображаемую пылинку, подошел к столу Володина.

– Здравия желаю, гражданин начальник! Арестованный по собственному скудоумию Карамба явился в ваше распоряжение.

– Пикулин, являются только черти, – улыбнулся Володин. – А тебя доставили, надеюсь, с комфортом. Садись.

– Ах, гражданин начальник, где вы увидели комфорт? В камере яблоку негде упасть, «воронок» давно пора в утиль, а конвоиры – очень невоспитанные люди. Вы заметили, мой сопровождающий даже не поблагодарил меня за приличную компанию?

– Ничего, думаю, в следующий раз он исправит свою оплошность.

– Если к тому времени не уйдет на пенсию.

– Почему так мрачно, Пикулин?

– Моя бедная мама имела несчастье родить меня с выдающимися математическими способностями. Так вот, если взять все статьи глубокочтимого мною Уголовного кодекса, по которым у меня были «ходки», и сложить их совместно с последней (заметьте, часть вторая!), которая мне светит, как раз и получается, что при следующей нашей встрече мне придется поздравлять вас с чином подполковника, а тот невоспитанный милиционер будет пожинать плоды своего неустанного труда на ниве сохранения законности где-нибудь в Подмосковье на собственной «фазенде». Как видите, все просто. И отнюдь не мрачно – солнце светит и в местах не столь отдаленных.

– Логично, Пикулин. Даже очень. Но поскольку вступительную речь ты уже изобразил – талантливо и, главное, к месту – давай приступим сразу к делу, без раскачки.

– Согласен. Каюсь, виновен, пишите протокол, за подписью не постою.

– Ну что же, тогда все по порядку… Квартира под номером сорок три на проспекте Мира, дом номер сто пять – твоих рук дело?

– Э-э, нет, гражданин начальник, мы так не договаривались. Вы меня зашухерили на Коломенском? Да, признаю. Поднимаю руки, сдаюсь. Но чужие обноски мне перешивать не нужно.

– Надеюсь, Пикулин, ты со своими «выдающимися» математическими способностями науку уважаешь?

– Высокообразованный специалист моей квалификации просто обязан уважать.

– Тогда ознакомься с заключением экспертов.

Карамба неторопливо прочитал заключение и, изобразив на своей, довольно симпатичной, физиономии величайшее почтение, возвратил его Володину.

– Что ни говори, а век электроники и компьютерной техники для людей моей «профессии» явление весьма неприятное… Карамба тяжело вздохнул и элегантным жестом поправил прическу.

– Моя работа, гражданин начальник, куда денешься… – сказал он уныло. –

Сгорел, как дешевый фраер. А ведь как чисто было сделано, а? Уверен был, что не наследил. Но поди ж ты…

– Так и запишем… Поехали дальше… Ленинградский проспект, дом восемьдесят три, квартира шесть.

– Что, вы и здесь меня подозреваете!?

– Да или нет, Пикулин?

– Извините, а как насчет науки? Она-то, что говорит?

– Пикулин, ты интеллигентный человек, а о правилах хорошего тона забываешь. Здесь вопросы я задаю. Ну, это так, к слову… Итак, я слушаю.

– Гражданин начальник, что я забыл на этом Ленинградском?

– Значит, опять темнишь?

– Упаси Бог! Я весь, как на ладони.

– Тогда прочитай вот эту бумагу.

– Нет-нет, зачем! Я вам верю. Вспомнил. Было. Знаете, в последнее время что-то с памятью… моей стало. Видите ли, работа у меня вредная, профсоюз мы еще не организовали, путевку на курорт выписать некому…

– Выпишем, Пикулин, обязательно.

– О-о! В этом я не сомневаюсь. Грязевые ванны на этапе, закалка организма морозом на лесоразработках, диетическое питание без мяса и прочих плохо усваиваемых продуктов…

– Не наша вина в этом, Пикулин. Что посеешь, то и пожнешь. Так гласит народная мудрость. Поэтому, оставь эмоции при себе, и продолжим…

Савин внимательно наблюдал за допросом, в душе восхищаясь высоким профессиональным мастерством Володина, окончательно загнавшего в угол неглупого и весьма изворотливого вора-рецидивиста Карамбу. Тот нервничал, путался, хотя и пытался не подавать виду, что все вопросы капитана точно бьют в цель. Карамба по-прежнему пытался балагурить и хохмить, стараясь смешочками и шутками прикрыть свою растерянность, но было видно, что он чувствует себя непривычно скованно. Володин поддерживал этот тон, что еще больше сбивало с толку Карамбу. В конце концов вору стало казаться, что капитану все известно, и допрос ведется только ради проформы. Это, конечно же, было далеко не так. Карамба действительно был крепким орешком, одним из самых ловких и опытных воров-домушников Москвы. Но грамотно построенный план допроса позволил капитану создать определенный запас прочности перед, пожалуй, главным вопросом, который предстояло прояснить: каким образом Карамба вышел на Христофорова с его золотым запасом?

– …Так что же, все-таки, случилось в ресторане двадцать второго декабря? Вспомни, Пикулин, будь добр. Ты был тогда таким элегантным…

– Ну что ты скажешь! От вас ничего не скроешь, гражданин начальник. Это точно, люблю красивую одежду и хорошее общество.

– Особенно женское… Так кому ты сплавил шубку прелестной француженки?

– Как, она и впрямь оттуда? Из-за кордона? А я-то думаю, что за клевая телка – фигура, ножки, походка…

– И шубка… Она ведь норковая, дорогая. На двадцать штук «зеленью» тянет.

– Что вы говорите!? Ай-яй-яй… Вот беда-то какая. А я думал, что это дешевая подделка. Какой-нибудь стриженый и окрашенный кролик. У них там за бугром техника на грани фантастики. М-да… Карамба сокрушенно покрутил головой.

– Нечаянно получилось, гражданин начальник, – сказал он проникновенно. – Сдуру. Пьяный был. Слово даю, век свободы не видать! Да если бы мне кто–нибудь намекнул, что эта шмара из Парижа!.. Чтоб у меня руки отсохли!

– Конечно, конечно, ты ведь джентльмен, Пикулин. Кстати, чтобы не забыть, скажи-ка мне адресок, куда ты отправил заграничный товар.

– Это можно, чего теперь скрывать. Да вы, похоже, в курсе…

– Знаешь, Пикулин, формальности. Мы ведь чуточку бюрократы. Начальник требует. Закон. Так я весь внимание.

– Калинка пригребла.

– То есть, Панкратова.

– Ну… За копейки, можно сказать. А я-то, лох ушастый, думаю, чего это Калинка в эту пальтоху так вцепилась? Унюхала фирменный товар. Вот зараза…

– Опыт – большое дело, Пикулин. Панкратова в заграничных шмотках знает толк. Не говоря уже о мехах. Послушай, а кто тебе подсказал провернуть дельце на Лосиноостровской?

Карамба от неожиданности поперхнулся сигаретным дымом и закашлялся, наклонив голову. Когда он поднял глаза на Володина, лицо его заметно побледнело, а фигура как-то обмякла, потеряла угловатость.

– Батон… Стукач плюгавый, сука… Карамба заскрипел зубами.

– «Рыжевье» нашли? – спросил он с нотками безнадежности в голосе. – Я так и думал. Раз в жизни повезло, такую лафу поимел, завязать хотел… Надо же мне было с этим придурком связаться. Запишите – Калинка навела…

Глава 19

– Глафира, Глашка! Где ты там, ядрена корень! – звал кабатчик Авдюшка свою помощницу. Он суетливо бегал вокруг стола, где присел Граф – убрал одну скамейку (чтобы никто больше не сел за стол), смахнул со столешницы крошки, быстро собрал пустые кружки и миски.

На зов хозяина прибежала плечистая Глафира. Она сноровисто застелила стол чистой скатертью, поставила серебряную солонку, принесла пышный пшеничный каравай на расписном деревянном блюде.

– Ишь, как старается Авдюшка. Дорогой гостюшка пожаловал в шалман… – бормотал вполголоса Делибаш. Он с ненавистью всматривался в задумчивое лицо Воронцова-Вельяминова.

– Их благородие откушать изволили, – заводя себя, бубнил Делибаш. – Хлеб только что из печи, по запаху чую. А нам, за наши кровные… потом и мозолями заработанные… Авдюшка, это, черняшку сует черствую. Делибаш до хруста сжал худые кулаки.

– Погоди ужо… – сказал он с угрозой.

При этих словах Делибаша китаец Ли насмешливо хмыкнул, отрезал острым, как бритва, ножом кусок вареной оленины и не спеша принялся жевать.