Антон Кротков - Загадка о русском экспрессе Страница 22

На бледных щеках девушки появился легкий румянец. Она окинула приятеля придирчивым взглядом и, кажется, осталась довольна увиденным.

— Слава Богу, фигура у тебя осталась прежней.

После этого она схватила мужчину за руку и, ничего более не объясняя, потащила куда-то за собой.

— Быстрее, у нас мало времени!

Они остановились возле женской уборной. Соня попросила его подождать, а сама скрылась за дверью. Через пару секунд она выглянула и жестом позвала Сергея за собой. Сапогов смущенно оглянулся по сторонам, однако все же вошел в дамскую комнату. Они заперлись в одной из кабинок. Соня поставила свой небольшой походный чемоданчик на унитаз и извлекла из него второй комплект выходной формы сестры милосердия.

— Одевайся. Живо!

Сергей наконец смог оценить гениальный расчет приятельницы:

— Ты умница!

— Потом, потом! — отмахнулась она от преждевременных комплиментов. — Мы должны спешить, до отхода поезда осталось совсем немного времени.

Сапогов без труда влез в достаточно узкое платье, надел передник, а на голову повязал белоснежную косынку с вышитым красным крестиком на лбу.

Сонечка наряжала его очень умело, а чтобы Сергей не слишком смущался, посоветовала:

— Представь, что ты на костюмированном балу.

Она сама отнеслась к этой своей затее, как к забавной детской шалости, невинной шутке, игре.

Но в итоге придуманный Соней фокус сработал просто блестяще. Когда две барышни в форме сестер милосердия, минуя длинную очередь, направились к шлагбауму контрольно-пропускного пункта, никто не попытался их остановить. При виде девушек строгое усталое лицо коменданта расплылось в улыбке, и он принялся напропалую флиртовать с красавицей, чьи светло-голубые глаза его сразу покорили. Ее подружка — бледненькая и худенькая, казавшаяся прозрачной, явно недавняя институточка, пылкого восточного мужчину не слишком интересовала. Наговорив понравившейся красотке кучу комплиментов, комендант едва взглянул в документы «сестричек» и сразу пропустил их на перрон. Но перед этим сообщил:

— Можете не спешить. Поезд, на который вы идете, задерживается.

Затем, указывая взглядом на гитару за спиной понравившейся ему барышни, комендант многозначительно подмигнул ей:

— Мадемуазель, если позволите, я приду проводить вас.

Соня ответила за приятеля, поблагодарив галантного военного, и чуть ли не силой заставила Сергея сунуть пылкому южанину руку для поцелуя.

Когда КПП осталось за спиной, забывшая на время о своей болезни и даже порозовевшая лицом Соня весело ткнула свою «спутницу» локотком в бок.

— Поздравляю, подружка. Ты пользуешься бешеной популярностью у мужчин.

В это время Сергей изо всех сил старался изображать женственную походку, что было самой настоящей пыткой с его больными ногами в тесных женских башмачках, да еще и на каблучках. Но надо было терпеть, ибо он чувствовал спиной внимательный взгляд коменданта. Чертыхаясь, Сергей сердито ответил Соне:

— По-моему, этот абрек недавно спустился с гор, и ему хоть наряженную в платье козу покажи, он начнет объясняться ей в любви.

Некоторое время они шли вдоль пассажирского поезда, состоящего из вагонов 1–4-го классов. В состав были включены даже двухцветные вагоны «микс», одна половинка которых была выкрашена в синий цвет и предназначалась для пассажиров дорогого первого класса, а другая — в зеленый или желтый — для менее богатой и привередливой публики, вполне довольствующейся 2-м или 3-м классом. Правда, на войне все вагоны обычно перекрашивали в зеленый цвет, но эти, видимо, еще не успели подровнять под общий безликий стандарт.

Война вообще многое изменила, в том числе и на «чугунке». Пассажирские поезда стали большой редкостью, и ходили они не по расписанию, а по особым графикам, которые составляли военную тайну, покидая перрон без предупреждающего сигнала станционного колокола.

Вскоре молодые люди подошли к отливающему зеркальным блеском салон-вагону красивого темно-синего цвета. Вагон источал аромат изысканной кухни и был длинный и тяжелый. Он был прицеплен в самый хвост состава. Это было сделано намеренно, чтобы его высокопоставленные пассажиры имели возможность обозревать местность из большого торцевого окна. Кроме того, дым из паровозной трубы достигал последнего вагона заметно поредевшим. И в конце состава не так сильно болтало, как вблизи локомотива.

Очень долго этот вагон служил квартирой и передвижным кабинетом энергичному командующему Юго-Западным фронтом. Вагон постоянно находился в движении: Брусилов работал, жил, спал и ел в нем. Неутомимый и горячий, генерал не любил где-то подолгу задерживаться, с одного места он переносился в другое, чтобы лично все проконтролировать, выслушать просьбы людей и зарядить их своим энтузиазмом. Из этого вагона Брусилов диктовал машинистке телеграммы, в нем он собирал совещания, прямо рядом с ним часто награждал отличившихся солдат и офицеров. Не раз вагон попадал под обстрел, не раз разорванные снарядами рельсы и разбитые семафоры преграждали ему путь, но тотчас же из соседних вагонов выскакивали военные железнодорожники — быстро все приводили в порядок, и мобильный штаб катился дальше.

Однако, даже сделанные из клепаных стальных листов, вагоны устают от такой жизни. Однажды вагон заболел, как болеют переутомившиеся на работе люди. Его загнали в депо для починки, а его пассажир пересел в новый вагон.

Правда, вскоре вагон отремонтировали. И он стал даже лучше прежнего: в нем сменили внутреннюю обивку, перетянули кожаные диваны и кресла, переменили гардины и занавески, навели блеск на все медные части, растянули новые ковры и ковровые дорожки. В зале для совещаний даже появился рояль, ибо окончивший пажеский корпус Брусилов любил хорошую музыку и иногда сам садился за рояль.

Одним словом, после ремонта спецвагон преобразился, став краше и удобней прежнего. Снаружи он ласкал взгляд новенькой полировкой, а внутри напоминал апартаменты богатого отеля с тропическими растениями в кадках и дорогой мебелью. Однако к этому времени прежний владелец успел привыкнуть к своему новому дому на колесах.

Отремонтированный вагон в качестве резервного загнали на запасные пути. Генерал вспомнил о нем, когда познакомился со знаменитой на всю Россию певицей. Брусилов предоставил свой запасной салон-вагон в ее полное распоряжение. На нем примадонна совершила несколько агитационных туров по частям фронта. И везде ее принимали восторженно. Князева была одновременно популярна и в среде чопорных офицеров-аристократов, и в солдатских землянках. В народе говорили, что она поднялась из самых низов, добившись всего талантом и удивительным трудолюбием. В газетах много раз описывали историю, которая поставила Князеву в один ряд героев войны вместе с пилотом штабс-капитаном Нестеровым, совершившим первый в мировой истории воздушный таран неприятельского самолета, телефонистом Алексеем Манухой, так же как и Нестеров, пожертвовавшим собственной жизнью во имя Родины, рядовым Василием Рябовым и героиней сестрой милосердия Риммой Ивановой, которая, увидев во время боя, что рота осталась без офицера, сумела поднять солдат в атаку… и первой ворвалась во вражескую траншею, где, будучи тяжело раненной, погибла славной смертью храбрых…

Подвиг, совершенный Князевой стал не менее знаменит. А случилось с ней вот что… В начале войны знаменитая певица на собственные средства сформировала госпиталь и выехала с ним на фронт. При разгроме 2-й русской армии генерала Самсонова в Восточной Пруссии госпиталь попал в окружение. Вместе с другими разбитыми частями немцы загнали его в болота. Однако именно благодаря мужеству и удивительному самообладанию Князевой, медицинскому обозу удалось в последний момент вырваться из мешка. Однако через некоторое время на их пути появился разъезд немецких улан. Их командир объявил военнопленными несколько раненых офицеров и главного врача госпиталя. Тогда Князева отважно вступилась за товарищей и даже дала пощечину, как писали в газетах, «рыжему и шершавому германскому лейтенанту». Этот мужественный поступок дорого ей обошелся. Хотя Князева считалась сестрой милосердия (и носила соответствующую форму), то есть не являлась военнослужащей и находилась под защитой Красного Креста, немцы обвинили ее в участии в боевых действиях наравне с фельдшерами и санитарами госпиталя, которые выносили раненых с поля боя и перевязывали их (они-то как раз считались военнослужащими), и на этом основании объявили военнопленной. Князева попала в лагерь для пленных офицеров, расположенный в районе Кёнигсберга. Но через месяц сумела сбежать из-под стражи.

Остальное газетчики записали со слов самой героини. «Затерянная в чужой стране, я много дней и недель пробиралась к своим. Шла только по ночам, а в светлое время суток пряталась в лесу. Надежда сменялась полным отчаянием. Идти можно было только по дорогам, ибо все поля были изрыты широкими канавами и огорожены каменными оградами и колючей проволочной изгородью. Несколько раз я чудом оставалась не замеченной местными жителями, которые, конечно, сразу бы сообщили о подозрительной оборванке в полицию или военным властям. В случае поимки меня ожидало суровое наказание. По немецким законам беглых преступников полагается сечь до полусмерти. Блуждая в незнакомой местности, иногда я теряла надежду, полагая, что двигаюсь по кругу…»