Кен Фоллетт - Опасное наследство Страница 24

Южная Африка

14 июля 1873 года

Дорогой Хью!

Как я рад получить от тебя весточку! Здесь довольно одиноко и скучно. Ты не представляешь, какое это удовольствие – получить длительное, обстоятельное письмо из дома. Миссис Кэммел, бывшей до замужества Амелией Клэпхем, особенно понравился твой рассказ про Львицу…

Я понимаю, что сейчас уже поздно упоминать об этом, но смерть твоего отца меня сильно потрясла. Школьники не пишут друг другу писем соболезнования. К тому же твою трагедию затмила еще более ужасная трагедия, произошедшая в тот же день. Но поверь мне, многие из нас думали о тебе и говорили о тебе, после того как ты так неожиданно покинул школу…

Я рад, что ты спросил меня о Питере. С того самого дня я чувствовал себя виноватым. Я не видел непосредственно, как утонул этот бедняга, но видел достаточно, чтобы прийти к кое-каким выводам.

Твой кузен Эдвард, как ты однажды очень удачно образно выразился, действительно «был гнилее дохлой кошки». Ты быстро подобрал свою одежду из пруда и с земли, но Питер с Тонио задержались.

Я купался на другой стороне пруда, и я не думаю, что Эдвард с Мики меня заметили. А если и заметили, то скорее всего не узнали меня. В любом случае они со мной ни разу не заводили речь об этом инциденте.

Как бы то ни было, но, когда ты убежал, Эдвард стал еще сильнее окунать Питера с головой. Когда тот выныривал и пытался найти свою одежду, Эдвард плескал ему в лицо воду и снова набрасывался на него.

Я видел, что дело неладно, но, боюсь, тогда я был совершенным трусом. Мне следовало прийти на помощь Питеру, но я не отличался силой и уж точно не был ровней Эдварду и Мики Миранде; я не хотел, чтобы и мою одежду выкинули в пруд. Помнишь, какое было наказание за самовольную прогулку? Двенадцать ударов Хлестуном, и, признаюсь, такое наказание пугало меня тогда больше всего на свете. Поэтому я быстро вылез из воды, схватил свою одежду и постарался скрыться, не привлекая к себе внимания.

Я оглянулся только один раз, уже на краю карьера. Не знаю, что случилось за это время, но Тонио поднимался по крутому берегу раздетый, сжимая в руках комок мокрой одежды, а Эдвард плыл через пруд за ним, оставив Питера барахтаться посередине.

Я решил, что Питеру ничего больше не грозит, но, очевидно, ошибался. Должно быть, он держался уже на пределе сил. Пока Эдвард гнался за Тонио, а Мики наблюдал за ними, никто не заметил, как Питер утонул.

Об этом я, конечно же, узнал уже позже. А тогда я вернулся в школу и незаметно проскользнул к себе. Когда нас допрашивали учителя, я поклялся, что весь день сидел в своей комнате. Потом, когда узнали об этой трагедии, у меня так и недостало храбрости признаться в том, что я тоже был очевидцем.

Да, Хью, гордиться мне, разумеется, нечем. Но хотя бы мне стало немного легче от того, что я рассказал правду…

Хью отложил письмо Альберта Кэммела и посмотрел в окно своей спальни. Письмо многое объясняло, но вместе с тем оставляло еще больше неизвестного, о чем, по всей видимости, Кэммел не догадывался.

Оно объясняло, каким образом Мики Миранда сблизился с семейством Пиластеров до такой степени, что проводил с Эдвардом все каникулы и что родители Эдварда оплачивали все его расходы. Вне всяких сомнений, Мики рассказал Августе о том, что Эдвард практически убил Питера. Но в суде он заявил, что Эдвард бросился на помощь утопающему товарищу. Солгав под присягой, Мики спас Пиластеров от публичного позора. Августа скорее всего испытывала по отношению к нему не только благодарность, но и страх – страх, что он когда-нибудь расскажет правду. От этих мыслей у Хью похолодело в животе. Альберт Кэммел, сам того не ведая, раскрыл истинную причину взаимоотношений Августы и Мики – темных, мрачных и преступных.

Но оставалась еще одна загадка. Хью знал о Питере Миддлтоне еще кое-что, что не знали другие. Устав от того, что все дразнят его слабаком и «дохляком», Питер решил тренироваться, и основой его тренировок было плавание. Он плавал вдоль и поперек этого пруда по несколько часов подряд, надеясь развить тем самым свои мышцы. Его затея не сработала: тощий тринадцатилетний мальчишка не может превратиться в широкоплечего великана, кроме как став мужчиной, а этот естественный процесс нельзя ускорить.

Единственным следствием таких тренировок стало то, что Питер научился держаться в воде, как рыба. Он мог донырнуть до дна, задерживать дыхание на несколько минут, плавать под водой с открытыми глазами и спокойно лежать на спине. Эдвард Пиластер не мог так просто утопить его.

Так как же он погиб?

Альберт Кэммел рассказал правду о том, что видел сам, в этом Хью ему верил. Но должно быть что-то еще. Что-то, что на самом деле произошло в Епископской роще тем жарким днем. Плохой пловец мог погибнуть в результате хулиганской выходки Эдварда Пиластера, но Питер никак не мог утонуть из-за какой-то потасовки между подростками. Если он погиб не случайно, то его убили намеренно.

И, получается, это было предумышленное убийство.

Хью содрогнулся.

Там оставались только три ученика: Эдвард, Мики и Питер. Питера должен был убить Эдвард или Мики.

Или оба.

V

Японский интерьер гостиной уже успел разочаровать Августу. Восточные ширмы, угловатая мебель на извивающихся ножках, цветастые веера и вазы в лакированных шкафах – все это стоило очень дорого, но в лавках Оксфорд-стрит быстро появились бесчисленные дешевые подделки, и убранство комнат теперь не выглядело таким уж исключительным, достойным только самых лучших домов. К сожалению, Джозеф и слышать не хотел о переделке и новом оформлении через такое небольшое время, поэтому Августе предстояло на несколько лет смириться с мебелью, постепенно становившейся все более обыденной и заурядной.

Именно в гостиной Августа устраивала ежедневные семейные чаепития. Первыми приходили Мадлен с Беатрис и Клементина. Затем, после пяти вечера, из банка подтягивались Джозеф, Старый Сет, муж Мадлен Джордж Хартсхорн, а иногда и Сэмюэл. Если их не отвлекали дела, приходили и «мальчики»: Эдвард, Хью и Молодой Уильям. Единственным регулярным посетителем таких чаепитий, не принадлежавшим к семейству Пиластеров, был Мики Миранда, но время от времени на них приходил какой-нибудь священник-методист, вроде миссионера, искавший средства на обращение язычников Полинезии, Малайского архипелага или только что открывшейся перед иностранцами Японии.

Августа усердно поддерживала эту традицию. Все Пиластеры любили сладкое, и она старалась предлагать им самые свежие булочки с пирожными и лучший чай из Ассама и Цейлона. Во время чаепитий обсуждались планы больших мероприятий, таких как дни рождения и бракосочетания, поэтому любой, кто пропускал их, вскоре понимал, что отстает от ритма жизни своей большой семьи.

Но, несмотря на это, кем-нибудь то и дело овладевало стремление к независимости. В последний раз это случилось примерно год назад с женой Молодого Уильяма, Беатрис, после того как Августа довольно настойчиво объяснила ей, что она выбрала неподходящую ткань для платья. В таких случаях Августа обычно оставляла людей на некоторое время в покое, а потом привлекала к себе каким-нибудь необыкновенно щедрым жестом. В случае с Беатрис она устроила очень дорогостоящее торжество в честь дня престарелой матери Беатрис, находившейся на грани старческого слабоумия и потому не появлявшейся на публике. Беатрис была так благодарна, что позабыла о платье, как Августа и задумывала.

На этих посиделках Августа узнавала не только о том, что происходит в семействе, но и как идут дела в банке. В настоящее время ее беспокоил Старый Сет. Она с таким упорством подготавливала всех к мысли, что Сэмюэл не может стать старшим партнером, но между тем Сет, несмотря на ухудшавшееся здоровье, казалось, и не думал подавать в отставку. Она едва не поддавалась отчаянию, думая о том, что все ее прекрасно разработанные планы разбиваются об упрямое упорство этого старика.

В конце июля в Лондоне становилось тихо. В это время года, как обычно, аристократы разъезжались по своим поместьям, прогуливались по морю на яхтах в Коузе или охотились на лис и оленей в своих шотландских «охотничьих домиках». Эти их загородные развлечения продолжались до Рождества. С февраля по Пасху они стекались обратно, а в мае «лондонский сезон» был в разгаре.

Семейство Пиластеров не следовало этому распорядку. Пусть они и были богаче многих аристократов, но думали прежде всего о делах и даже не могли представить себе, как можно целых полгода праздно преследовать животных в сельской местности. Правда, партнерам обычно удавалось отдохнуть большую часть августа, если в банковском мире в это время не было никаких особых событий.

В этом же году планы на отдых казались сомнительными, потому что в финансовых столицах континентальной Европы бушевал настоящий шторм, угрожавший и Англии. С другой стороны, самое худшее уже миновало, процентная ставка снизилась на три процента, и Августа арендовала небольшой замок в Шотландии. Они с Мадлен планировали поехать туда через неделю и подготовиться к последующему приезду мужчин.