Эллис Питерс - Страсти по мощам Страница 24

— Я уверен, — великодушно промолвил приор Роберт, — что гвитеринцы никогда не хотели нам, зла, а ныне приняли мудрое и правильное решение. Я. от всей души рад за них и за наше аббатство, ибо теперь мы сможем завершить свою миссию и расстаться с вами в добром согласии. И все мы благодарны тебе, отец Хью, за то, что ты способствовал достижению успеха. Ты хорошо порадел для блага своего прихода и своей паствы.

— Я обязан сказать вам, — честно признался отец Хью, — далеко не все рады тому, что приход лишится своей святой. Но препятствовать вам никто не станет. Если хотите, можно сегодня же отправиться к ее могиле.

— Мы направимся туда подобающей процессией, после следующей службы, — отвечал приор. Невольное воодушевление осветило его обычно строгое лицо: он добился своего и знал, что делать дальше. — И покуда мы не преклоним колени перед алтарем святой Уинифред и не возблагодарим ее, пусть никто не прикасается к пище.

Взгляд приора упал на брата Колумбануса, который по-прежнему стоял на коленях в ожидании наказания, не сводя с приора преданных глаз. Некоторое время Роберт смотрел на него с недоумением, а затем промолвил:

— Поднимись, брат, и воспрянь сердцем, ибо всепрощение витает в воздухе. Мы посетим благословенную деву и воздадим ей хвалу — никто не лишит тебя права разделить с нами эту радость.

— Но как же моя епитимья? — не унимался непреклонный в своем покаянии грешник.

Право же, кротость брата Колумбануса бывала порой крепче железа.

— Епитимьей тебе послужит то, что ты возьмешь на себя обязанности брата Джона и, пока мы не вернемся в обитель, будешь выполнять черную работу и присматривать за лошадьми. Но и тебя не минует слава этого дня, ибо ты будешь среди тех, кто понесет раку, в которой упокоются мощи святой. Мы внесем ее в часовню и установим перед алтарем — пусть все воочию убедятся в том, что святая направляет каждый наш шаг.

— Ты намерен раскопать могилу сегодня? — нетерпеливо спросил отец Хью. Вне всякого сомнения, священник хотел, чтобы вся эта история поскорее закончилась и забылась, незваные гости уехали домой, а Гвитерин снова зажил так, как повелось испокон веков, хоть здесь теперь и стало одним хорошим человеком меньше.

— Нет, — поразмыслив, ответил приор. — Я хочу, чтобы каждый понял, — все содеянное нами вдохновлено свыше, и мы лишь исполняем волю призвавшей нас святой Уинифред. А потому объявляю, что прежде, чем прикоснуться к могиле, мы проведем три дня и три ночи в часовне перед алтарем в молитве и бдении, дабы не оставалось сомнений, что благословение небес пребывает с нами. Отец Хью, если ты присоединишься к нам, нас будет шестеро. Тогда мы сможем каждую ночь оставаться в часовне по двое, чтобы возносить мольбы о верном наставлении.

Монахи подняли инкрустированную серебром раку, изготовленную вдохновленными верой мастерами из Шрусбери, и чинной процессией двинулись через лес вверх по склону, мимо усадьбы Кэдваллона, по тропе, проходившей правее того места, где встретил свою смерть Ризиарт. Тропа вывела их на полянку, которую с трех сторон обступали кусты боярышника, осыпанные по весенней поре белоснежными цветами. Там стояла маленькая, потемневшая от времени деревянная часовенка. Внутри ее царил полумрак. Крохотная покосившаяся колоколенка, на которой и колокола-то не было, притулилась рядом. За часовней лежало заброшенное старое кладбище, поросшее травой и ежевикой. К тому времени, когда процессия добралась до часовни, к ней по дороге прибилось немало любопытствующих, молчаливых и настороженных гвитеринцев, и число их беспрестанно росло. По их невозмутимому виду никак нельзя было догадаться, по-прежнему ли они чувствуют себя обиженными — в их непроницаемых глазах читалось лишь твердое намерение все примечать и ничего не упустить.

Подойдя к скособоченной деревянной калитке, у которой заканчивалась тропа, приор остановился и размашисто осенил себя крестным знамением.

— Постой! — сказал он отцу Хью, когда тот собрался провести его по кладбищу. — Посмотрим, сможет ли молитва указать мне верный путь, ибо я молился об этом. Не надо показывать мне могилу святой — если она мне поможет, я сам найду ее и покажу вам.

Все повиновались и остались на месте, глядя, как приор уверенным шагом, без колебаний, направился к маленькому, заросшему холмику восточнее часовни, и, подойдя к нему, пал на колени и возгласил:

— Святая Уинифред здесь.

Возвращаясь в усадьбу Ризиарта, Кадфаэль всю дорогу размышлял об этом событии. Приор Роберт всегда умел произвести впечатление, однако, сотворив это маленькое чудо, превзошел самого себя. Поначалу гвитеринцы от изумления лишились дара речи, а когда опомнились и загалдели, в их голосах слышались благоговение и трепет. Не приходилось сомневаться в том, что нынче по всему приходу, и на отдаленных лесных хуторах, и в лачугах вилланов, только об этом и судачат: «Вы слыхали, эти монахи из Шрусбери доказали-таки свою правоту. Подумать только — святая словно сама взяла за руку их приора и подвела к своей могиле. Нет, нет, он никогда не бывал там прежде, и могила ничем не помечена. И никто не приводил ее в порядок, даже ежевику не подрезали. Какой была, такой и осталась — неприметный холмик, и все-таки этот приор сразу же ее нашел».

Было бы бесполезно объяснять взбудораженным прихожанам, что если сам приор действительно до того не бывал в часовне, то брат Жером и брат Колумбанус, самые преданные его приспешники, побывали там не далее как вчера, и не исключено, что кто-то из них порасспросил провожавшего их мальчонку о могиле святой, из-за которой они и проделали весь этот путь.

И вот теперь приор, блистательно добившийся своей цели, отложил отъезд на три дня, очевидно, уповая на то, что за это время могут быть явлены и другие знамения, которые подкрепят его триумф. Это был смелый шаг, но ведь Роберт был смелым и изобретательным человеком и вполне мог рискнуть, рассчитывая на новые чудеса. Он хотел не просто покинуть Гвитерин с драгоценной добычей, но навсегда смирить гвитеринцев, пусть даже им трудно будет примириться с утратой. Ему ли поспешно убираться восвояси, прихватив вожделенные мощи, словно опасаясь, что кто-то может ему помешать!

«Но убить Ризиарта он не мог, — размышлял Кадфаэль — что-что, а это я точно знаю. Мог ли он зайти так далеко, чтобы кого-то на это подговорить?»… — Кадфаэль честно обдумал такую возможность и отверг ее. Приора он не любил, мирился с ним по необходимости, но все же по-своему им восхищался. Будь Кадфаэль в возрасте брата Джона, Роберт, наверное, вызывал бы у него отвращение, однако опыт прожитых лет научил монаха быть терпимым.

Кадфаэль подошел к сторожке у границ владений Ризиарта, плетеной хижине, притулившейся у палисада. Сторож помнил его со вчерашнего дня и пропустил, не задавая лишних вопросов. Навстречу монаху через двор, ухмыляясь, шел Кай. Ухмылка его была сдержанной и довольно кислой, но все же чувствовалось в ней затаенное озорство.

— Ты случаем не приятеля ли своего выручать заявился? — спросил пахарь. — Ой, не думаю, что он тебе за это спасибо скажет, — устроили его что надо, кормят как на убой, ну а о бейлифе пока ни слуху ни духу. Да и с чего бы — Сионед к нему не посылала, да и отец Хью торопиться не станет… Небось есть у нас в запасе пара деньков — если только ваш приор сам этим не займется, кроме него-то некому. А хоть бы и взялся — ребята наши всегда начеку: не успеет какой-нибудь верховой подъехать к воротам, как мы о нем прознаем. Так что брат Джон в надежных руках.

Это говорил человек, который бок о бок работал с Энгелардом и знал его как никто другой. Ничего не скажешь, брату Джону повезло со сторожем. Ясно, что свою задачу Кай видит не в том, чтобы держать узника под замком, а в том, чтобы вовремя предупредить его об опасности. И когда ключ от темницы потребуется для нужного дела, долго искать его не придется.

— Ты бы о себе подумал, — посоветовал Кадфаэль. — Вдруг ваш принц окажется въедливым законником, да и какой ему резон рушить добрые отношения с порубежными бенедиктинскими обителями? — Впрочем, монах не особо тревожился за Кая, полагая, что тот знает, что делает.

— Тут и думать нечего, — отмахнулся Кай, — сбежит узник, и ищи ветра в поле—с кого тут может быть спрос! Все, понятное дело, бросятся ловить, да только никто не поймает. Ты что, не знаешь разве, как это делается — все вроде из кожи вон лезут, а без толку.

— Ты бы лучше помолчал, — промолвил Кадфаэль, — а то мне придется уши заткнуть. А парню скажи, что я о нем и не спрашивал, — вижу, что нужды в этом нет.

— Ну гляди, а то поболтал бы с ним? — великодушно предложил Кай. — Он сидит вон в той маленькой конюшне. Лошадок там нет, навозу, само собой, тоже, а уж кормят его, будто принца, — это я точно тебе говорю.

— Ты мне лучше ничего не говори, — отозвался Кадфаэль, — тогда, коли меня спросят, врать не придется. Ничего не видел, ничего не слышал — вот и весь сказ. Ну ладно, я бы и рад с тобой потолковать, но сейчас мне нужна Сионед. Есть у нас с ней одно общее дельце.