Александр Арсаньев - Казна Наполеона Страница 25

— А как же карта? Вы не хотите попробовать отыскать то, что осталось от сокровищ?! — изумился Кинрю.

— Я больше чем уверен, что их уже нет на месте. Радевич, подстрелив меня, выиграл время. Пока я здесь валялся больной, он их или забрал, или, по крайней мере, перепрятал, — объяснил я свое спокойствие на этот счет. — Но если желаешь, — я пожал плечами, снова скривившись от боли, — можем рискнуть.

Я, наконец, обратил внимание на стену, куда указывал Кинрю. Над камином красовался огромный портрет хозяина, на котором Радевич предстал во всем своем великолепии. Это был отлично сложенный, широкоплечий, довольно высокий светловолосый человек лет тридцати с приятным добродушным лицом, почти правильные черты которого прекрасно гармонировали между собою. Он улыбался тонкими, почти женскими губами и смотрел с портрета в тяжелой бронзовой раме мечтательным легким взглядом прозрачных светло-карих глаз.

— Красавец! — усмехнулся Кинрю.

— Да уж, — ответил я. — И богат к тому же. По всей вероятности, если мы ему не помешаем, вскорости станет первым светским львом в северной столице!

— И то! — снова усмехнулся Кинрю. — Особняк-то в Петербурге он уже приобрел. Вот только обстановку в нем мы немного попортили!

Я тоже заулыбался, как только вспомнил, что сталось с фарфоровым грифоном Радевича.

— Кто распорядился портрет повесить?! — от грозного голоса за своей спиной я едва не вздрогнул. — Извините, господа, но вы здесь уже, как у себя дома, командуете, -возмущался Демьян Ермолаевич, нахохлившись, словно взъерошенная курица.

— А мы не распоряжались, — развел руками Кинрю. Демьян Ермолаевич отступил на шаг, помрачнел. Кажется, и сам догадался, что глупость сморозил. Откуда нам вообще знать про портрет? Только вот Вареньку жалко. Понятно, что ее рук дело, больше некому!

— Я должен вас уведомить, — сухо произнес Демьян Ермолаевич, — что ваше присутствие в имении на данный момент нежелательно и, — управляющий запнулся, — я бы даже сказал, неуместно.

— Неужели? — У Кинрю брови полезли вверх от удивления.

— Да, господа. Мне кажется, что вы злоупотребляете нашим гостеприимством. Всякие бредни выдумываете, по ночам шастаете… Впрочем, мне бы не хотелось показаться невежливым, но это распоряжение господина Радевича, — добавил он.

— Вы виделись с Родионом Михайловичем? — заинтересовался я.

— Нет, — сказал управляющий. — Господин Радевич известил меня письменно. — Он не желает, чтобы в его отсутствие в имении находились какие-либо гости.

— Должен вас успокоить, — ответил я, переглянувшись с Кинрю. — Думаю, завтра мы уже будем вынуждены откланяться.

Демьян Ермолаевич кивнул и вышел, очевидно, удовлетворенный моим ответом.

Я вернулся к себе, попросил у горничной ножницы и, как только она ушла, вспорол подкладку у сюртука, подойдя поближе к окну.

— Что это вы делаете? — удивился Кинрю, наблюдая за мною пристальными глазами.

Я открыл было рот, чтобы ответить, но промолчал и судорожно начал ощупывать край суконной материи, отложив маленькие ножнички на край полированного стола.

— Черт возьми! — не удержался я. Пусть я был масон, знакомый с каббалистикой, однако не мог при помощи молитв и ритуалов вмешиваться в божественно-космические процессы. А теперь вот пришлось допустить это умение за кем-то еще. Хотя до настоящего момента я и не предполагал, что такой человек мог находиться в имении Радевича.

— Что-то случилось?

— Карта! — воскликнул я. — Ее похитили!

— Демьян Ермолаевич времени даром не теряет, — задумчиво заметил Кинрю. — Как это могло произойти? — заинтересовался он.

Я хотел уже было посвятить его в таинства «Книги Сияния», переведенной с арамейского одним из наших ученых братьев и знакомой мне как теоретику этой мистической науки, но неожиданно вспомнил о горьковатом вкусе вина, отведанного мною за ужином накануне вкупе с телятиной, которая показалась мне безвкусной, и плутоватые глаза лакея с подносом. Всю ночь я проспал как убитый, несмотря на раненое плечо.

— По-моему, обошлось без каббалы, — заметил я вслух.

— А нельзя ли попонятнее? — попросил Кинрю.

— Кажется, прошлой ночью меня пытались отравить и, воспользовавшись моим бессознательным состоянием, обыскали мою одежду, — я закашлялся, простуда не проходила. -По-моему, что-то подмешали в вино.

— То-то у Демьяна глаза были удивленные, когда он вас увидел почти что в полном здравии, да еще и возле хозяйского портрета. Вот он и начал возмущаться, — ухмыльнулся японец, ему было хорошо известно, что некоторые яды на меня совершенно не действовали, так как я употреблял их постоянно в мельчайших дозах, и мой организм к ним привык. Однако на некоторое время я все-таки заснул непробудным сном.

Я прислонился к стене, лицо у меня покрылся испариной, и голова закружилась. Кинрю дотронулся ладонью до моего лба и изрек с видом опытного эскулапа:

— Яков Андреевич, да у вас жар! Пожалуй, наши поиски клада придется отложить!

— О чем ты говоришь? — мне показалось, что горячка у Кинрю, а не у меня. — Карта же теперь у Радевича.

— Вы меня недооцениваете, Яков Андреевич. Я давно уже сделал копию с плана, — сообщил Кинрю.

— Тебе и опаивать меня не пришлось? — изумился я.

— Вы же не сразу карту за подкладку зашили, — сверкнул он белозубой улыбкой. — Помните, когда я вашу тетрадку читал?

— А ты, однако, шустрый малый! — заметил я.

— На сообразительность не жалуюсь, — снова заулыбался Кинрю. Видя мое состояние — я присел в глубокое малиновое кресло, едва сдерживая стоны — японец принес мне луневскую тинктуру. Я выпил лекарство и почувствовал некоторое облегчение.

— Пора идти, — сказал я Кинрю.

— Конечно, как скажете, Яков Андреевич, но моя бы воля… — японец махнул рукой. — Я буду за кучера, — добавил он. — Нет у меня желания втягивать в это дело Григория.

— И то верно, — согласился я. — Чем меньше глаз, тем лучше.

Спустя час мы уже выехали из имения по главной парковой аллее и добрались до места довольно быстро, расстояние-то -всего несколько верст.

Я спросил у какого-то местного мужика в рваной рубахе, с серпом в руках, где здесь брод через реку. Он почесал в затылке, помолчал немного, подумал, словно запамятовал, но тем не менее ответил и даже показал узловатым пальцем в нужную сторону.

Мы подъехали к переправе, Кинрю протянул мне копию плана, я сверил ее с местностью и остался доволен. Мне показалось, что это и есть именно то место, что на карте дворянина Радевича крестиком обозначено.

— Приехали, — сказал я Кинрю, и пошли мы с ним на левом берегу ивовые кусты обшаривать после того, как я принял новую порцию своего лекарства. Комары, почуяв новые жертвы, устремились к нам целым роем. Что с того, что сентябрь? Пора упущенное время наверстывать. Знай успевай отмахиваться!

Кинрю прихватил с собой из экипажа топор, о такой экипировке он еще в имении позаботился, чтобы быть, так сказать, во всеоружии. Иву он всю, несчастную, повырубил, душа самурайская. И сердце у него не дрогнуло! Однако никаких сокровищ мы в этом месте так и не нашли. И реку вброд, где было можно, несколько раз пролазили, но так ничего и не отыскали! Пришлось в усадьбу возвращаться не солоно хлебавши! Останавливались несколько раз в дороге, когда мне совсем худо делалось, и Кинрю перевязывал мне рану.

— Перепрятал Радевич сокровища! — сокрушался я, постанывая. — Не успели!

Японец меня утешал:

— Мы еще, Яков Андреевич, с вами свое возьмем!

Одна из лошадей захромала, и Кинрю заехал к кузнецу ее подковать, там бедную животину и оставив, так что до новой усадьбы нам пришлось добираться пешком по парковой центральной аллее. Я еле тащился на ослабевших ногах, поддерживаемый Кинрю. Приступы кашля настигали меня все чаще и чаще, видимо, из-за нашей безрассудной попытки найти сокровища. Я ведь заранее был уверен в неудаче этого предприятия, но ввязался в эту рискованную авантюру. И все-таки я никак не мог смириться с тем, что Радевич меня опередил, успокаивая себя тем, что я просто дал фору Радиону Михайловичу, и спуску ему в любом случае не будет.

Из беседки, увитой зеленью, раздавались громкие голоса, один женский, другой мужской. Они показались мне знакомыми. Я прислушался. Предчувствие подсказывало мне, что Варвара Николаевна в опасности. Говоря откровенно, за время своего пребывания в имении Радевича я успел привязаться к этой искренней доброй женщине, которая помимо своих прочих достоинств была еще и удивительно красива глубокой спокойной красотой. Надеюсь, что Мирины глаза никогда не увидят эти строки, или же мне несдобровать.

— Вы слишком много на себя берете! — вопил управляющий.

— Вы чудовище, — взволнованно отвечала Варя дрожащим голосом.

— Я заставлю вас замолчать! — рыкнул Демьян Ермолаевич, и мое ухо явственно различило звук звонкой пощечины. Кинрю подался вперед, но я его удержал, полагая, что эта сцена придаст Варваре Николаевне решимости и ускорит ход событий. Я заметил, что Варенька очаровала даже моего неприступного японца, считающего своей силой невозмутимость. Смутила-таки его провинциальная красавица.