Клод Изнер - Дракон из Трокадеро Страница 26

– Настоящего мастера неудача никогда не обескуражит, правда, Таша? К тому же вкус у коллекционеров просто отвратительный.

В разговор вмешался Морис Ломье:

– Жить в лачуге и создавать шедевры для профанов, которым до них нет никакого дела, – вот каков удел бездарных пачкунов. Мы, владельцы галерей, подвергаем огромному риску свои накопления, пытаясь вытащить живописцев из нищеты и возвысить до уровня Вильяма Бугро[69] и Эдуарда Детайля[70], вовсю пользующихся благосклонностью рантье. Виктор, задам тебе один вопрос: как думаешь, твой неприкрытый зад прельстит публику, которая без ума от «Психеи и Амура»[71] и «Почетной капитуляции гарнизона Ханинга»[72], не говоря уже об «Убийстве императора Геты» Жоржа-Антуана Рошгросса[73] и «Леди Годивы» Жюля Лефевра[74]?

В этот момент перед полотном Таша остановились две дамы почтенного возраста и стали разглядывать его в свои лорнеты.

– Какой скандал, – заявила первая, – мне претит видеть среди всей этой утонченности такую похабщину. Нужно будет пожаловаться сенатору Беранже.

– Вы совершенно правы, Фредегонда, – подлила масла в огонь ее подруга, – это то же самое, что втиснуть страницу Золя в «Письма» мадам де Севинье[75]. Мысль о том, что подобную пошлость может увидеть какой-нибудь ребенок, бросает меня в дрожь.

Виктор покраснел и отвернулся.

– Успокойся, со спины они тебя ни за что не узнают, – шепнула ему Таша.

– Ну что, мадам, вдохновила вас эта мужская нагота? – поинтересовался Морис Ломье.

Оскорбленные дамы спаслись бегством, громко кудахтая.

Робер Туретт, не сводивший с Виктора глаз, решил, что для «случайной» встречи наступил самый подходящий момент. Он слегка задел книготорговца, приподнял шляпу и застыл как вкопанный.

– Какое совпадение! Сударь, вы здесь? Вы меня не узнаете?

– Это вы вечером заходили к нам в лавку?

– Совершенно верно. Меня зовут Робер Туретт. Даже не думал, что повстречаю вас. Для меня это счастливая случайность, а то я позабыл оставить вам свой адрес – на тот случай, если у вас появится то, что я ищу.

С этими словами он протянул Виктору визитку, на которой было написано:

«Палас-отель», 103–113,

авеню Елисейские Поля

– Мы пришли полюбоваться обнаженной натурой, которую представила здесь мадам Легри. С опозданием, затянувшимся на пару недель, – объяснил Морис Ломье.

– Как? – воскликнул Туретт. – Это полотно вашей супруги? Какой талант!

Опасаясь, как бы этот чужак не проник в его тайну, Виктор бросился представлять ему присутствующих.

– Господин Туретт, вам нравится современное изобразительное искусство? – спросил его Морис Ломье.

– Говоря по правде, меня больше влечет к прошлым векам, мне больше по душе социальная критика в духе Уильяма Хогарта[76]. Кроме того, я высоко ценю живопись Чарльза Бёрда Кинга[77], особенно его картины, живописующие вождей североамериканских индейцев. Но когда в окружении гротескных сцен моим глазам предстает вставленный в оправу самородок, я не могу устоять! Я, господин Ломье, всего лишь скромный художник-анималист, специализирующийся на птицах, и не стоит пытаться увидеть во мне нечто большее.

– Великолепно! – воскликнул Ломье. – Присоединяйтесь к нам, я приглашаю всех в ресторан, поговорим об изящных искусствах. И как знать, может ваши птички меня и заинтересуют!..

Фредерик Даглан, стоявший неподалеку от них перед картиной Шарля Котте «Траур по моряку», посмотрел на часы. Второе отделение выступления Сады Якко начнется только через сорок пять минут, поэтому времени, чтобы вернуться на свой наблюдательный пост, у него более чем достаточно.

Наконец, они собрались уходить.

Чопорный торговец картинами говорил что-то то ли о фуршете, то ли об ужине в «Ресторане Конгрессов», и Фредерик Даглан, не сводя глаз с гибкого силуэта Таша, решил последовать за ними.

Гроза утихла. Шагая по правому берегу Сены, они вышли на улицу Парис, сияющую и многолюдную, не почтив своим вниманием «Дом смеха», где давались комические представления. Театр живых картин, заявлявший на своих афишах различные спектакли, в том числе «Путешествие в страну звезд», их тоже не вдохновил. Вместо этого они остановились перед фургоном бродячих артистов, где Жозеф Пиньо залюбовался волнообразными движениями черкесских танцовщиц. Фредерик Даглан употребил эту задержку на то, чтобы стянуть бумажник. Чуть дальше, в Саду песни, традиционные популярные напевы соперничали с грустными куплетами Аристида Брюана и Жана Риктюса, чередовавшиеся с танцами. Они вновь гуськом двинулись в путь. Фредерик Даглан, шедший по пятам, с трудом сдерживался, чтобы не прикоснуться к затянутой в перчатку руке Таша. Процессия миновала «Гран-Гиньоль»[78], посвятивший себя французскому фарсу, и «Театр малышей Гийома» со входом, по бокам которого высились украшенные светящимися масками кариатиды. Там можно было посмотреть дефиле механических кукол высотой в полметра каждая. На помосте «Театра веселых авторов»[79] под открытым небом зазывалы с помощью большого барабана и тромбона пытались убедить зевак поприветствовать овацией комедию Жоржа Куртелина[80]. Здесь Фредерик Даглан, смешавшись с толпой, выудил самую драгоценную добычу вечера – платиновые часы.

Движимый диким желанием посмотреть, где работает Ихиро, Кэндзи воспользовался отсутствием Джины и навострил лыжи. Обеспечить себе по телефону алиби через доктора Рейно на тот случай, если жена спросит отчета, он сможет и позже. После легкого ужина в одном из экзотических ресторанов Выставки Мори слонялся по аттракционам в ожидании начала спектаклей. В данный момент он незаметно изучал подходы к театру Лои Фуллер. Ихиро Ватанабе, в большом парике, с искусственной седой бородой и лицом, загримированным белой краской с широкими коричневыми полосами, проверял билеты.

Кэндзи ухмыльнулся.

«Что я здесь забыл? Ну уж нет! Я никогда не соглашусь на подобный маскарад!»

Ему показалось, что у кассы стоит завсегдатай их лавки, чье имя напрочь вылетело из головы. Ему было лет тридцать, он носил роскошные усы, просторный льняной костюм и широкополую мягкую шляпу.

«Как же его зовут? Меня бесит, что я никак не могу вспомнить, хотя я совершенно уверен, что был у него на бульваре… на бульваре Распай. Ах да, это же писатель. Черт, его имя вертится у меня на языке. Вот оно, Андре Жид! Если он меня увидит, я пропал, он обязательно спросит, что я думаю о «Филоктете» Софокла, а я его даже не читал».

Кэндзи поспешно удалился и смешался с толпой прожигателей жизни.

Виктор несколько раз обернулся, заинтригованный мимолетным видением нефритового набалдашника в форме конской головы с инкрустированными хризолитом глазами.

«Трость Кэндзи? Это невозможно!»

Что это было – галлюцинация или он на самом деле видел в толпе приемного отца?

«Нет, это мне грезится, он лежит больной в постели».

Но сомнения не рассеивались.

«А если в самый последний момент ему в голову пришла блажь подменить Ихиро, никого не предупредив? Вот незадача!»

Он хотел было предупредить Жозефа, но отказался: Фредерик Даглан был на своем посту.

«Меня начинают одолевать навязчивые идеи».

Незадолго до этого он увидел небольшое здание с круглым входом, украшенным по бокам сильфидами, над которым возвышалась надпись «Лои Фуллер». Это и был театр-музей знаменитой американки, за которой в 1889 году бегали все знатные парижские кавалеры и которая теперь распахивала на публике свои разноцветные покрова, в перерывах между сеансами выводя на сцену японскую актрису Саду Якко в сопровождении токийской труппы «Каваками».

«Поди теперь узнай, кто этот тип, переодевшийся самураем и напяливший на ноги деревянные башмаки, который стоит на посту у кассы! Неужели Кэндзи уступил мольбам Ихиро?»

Сердце Виктора тревожно сжалось.

Он взял Джину под руку и повел ее к замку, вполне достойному места во вселенной Льюиса Кэрролла.

«Надо демонстрировать жизнерадостность».

– Вы знаете, что в этом Поместье, Перевернутом с Ног на Голову, все подвешено к потолку? Глядя в его окна, можно увидеть Выставку вверх тормашками. А на четвертом этаже есть тоннель, где все превращается в химеру. Пойдемте повеселимся!

Несмотря на протесты Мориса Ломье, настаивавшего побыстрее идти в ресторан, группка отправилась в Поместье.

Фредерик Даглан не стал повторять их маневр и затерялся в толпе любопытных. Предпринятые им меры предосторожности ни к чему не привели, потому как Кэндзи Мори, японский партнер Виктора, сумел раствориться в окрестном пейзаже, прибегнув к тактике мимикрии.