Оливер Пётч - Крепость королей. Проклятие Страница 27

– Отец так и не сказал, как поступит с Матисом. И навещать его тоже не разрешает.

Отец Тристан задумчиво склонил голову.

– Гесслер не позволит, чтобы с ним так обращались, – пробормотал он. – Закон на его стороне. Насколько я его знаю, он отправит посыльного ко двору курфюрста в Гейдельберге. Для твоего отца это может плохо кончиться.

– И еще хуже – для Матиса, – мрачно добавила девушка.

Отец Тристан кивнул и внимательно взглянул на Агнес:

– Кольцо, о котором ты говорила… Можно взглянуть на него?

– Конечно.

Агнес сняла с пальца кольцо, которое до сих пор надевала на ночь или когда никто не видел, и нерешительно протянула его монаху.

Отец Тристан повертел кольцо в мозолистых пальцах, поднес почти вплотную к глазам и рассмотрел гравюру. И резко втянул воздух.

– Вам что, знакомо это кольцо? – с надеждой в голосе спросила Агнес.

Старый монах немного помедлил. Казалось, он собрался что-то сказать, но потом лишь покачал головой.

– Нет, – ответил он кратко. – Но печать мне знакома. Все остальное – просто предположения.

– И что же это за печать?

– Ну, как ты наверняка заметила, тут изображен портрет бородатого мужчины, – начал отец Тристан и вернул кольцо Агнес. – Бородатых мужчин много. Но только один был могуществен настолько, что борода символизировала целую личность и служила печатью.

У Агнес замерло сердце.

– И кто же он?

– Барбаросса.

На какое-то время имя повисло в комнате. Агнес задумчиво откинулась на стуле. Император Барбаросса фигурировал во многих историях, которыми девушка зачитывалась в этой библиотеке. Он был первым из известных кайзеров династии Гогенштауфенов, которые около четырехсот лет назад правили Священной Римской империей на протяжении нескольких поколений. Барбаросса был высок и силен, а о его бороде ходили легенды. Во время Крестового похода он, будучи в преклонном возрасте, утонул в реке Селиф. Но, согласно красивой легенде, Фридрих по-прежнему спал под Трифельсом или под другой крепостью. Легенда эта зародилась, вероятно, по той причине, что с падением Гогенштауфенов трон какое-то время оставался без императора, а закон и порядок были пустыми словами.

– Так, значит, это кольцо самого Барбароссы? – изумленно спросила Агнес.

– Нет, конечно! – Отец Тристан рассмеялся и довольно прислонился к теплой печи. – Таких колец в то время было, знаешь ли, немало. Каждый из имперских министериалов, то есть доверенных кайзера, располагал таким кольцом, чтобы от имени Его императорского величества опечатывать важные документы. Но я понятия не имею, как оно оказалось на когте твоего сокола. Возможно…

Монах помедлил, и Агнес уставилась на него в ожидании.

– Возможно что?

Отец Тристан покачал головой:

– Ерунда. Я, наверное, старею и становлюсь чудным. – он улыбнулся. – Что ж, хоть в последнем мы с тобой схожи. Ты всегда была… скажем так, непростым ребенком. От частых сновидений и голова может кругом пойти.

– Я… снова видела сон, отче, – тихо сказала Агнес. – Как раньше. Только теперь гораздо явственнее. В первый раз я увидела его в тот день, когда нашла кольцо. И потом он еще раз десять повторялся.

– Расскажи.

Агнес рассказала монаху о сновидении, таком живом, как если бы это было явью. В последний раз сон показался ей даже убедительнее прежнего. И всякий раз он заканчивался тем, что юноша в кольчуге смотрел на нее, словно хотел что-то сказать.

– Это был парадный зал Трифельса, каким он выглядел прежде! – выпалила девушка. – Я уверена в этом! Я все узнала. И ниши вдоль стен, и камин… Даже потолок был такой же!

Монах немного помолчал, затем поднялся и направился к полкам.

– Подожди минутку, дитя мое. Я хочу показать тебе кое-что.

Что-то бормоча себе под нос, отец Тристан перебрал несколько кожаных фолиантов, после чего взял в руки толстую книгу с неодинаковыми, частью обугленными пергаментными листами. Обложку украшало золотое тиснение. Монах осторожно положил книгу на стол и принялся перелистывать страницы.

– Вот, – сказал он наконец. – Этот зал ты видела во сне?

Агнес склонилась над раскрытой книгой и оцепенела. Роскошная, хоть и немного поблекшая, иллюстрация открывала взору просторный зал, в котором, судя по всему, шло торжество. За длинными столами сидели мужчины и женщины в длинных и пестрых одеждах. Слуги вносили изысканные блюда, шут подбрасывал в воздух шары… Именно этот зал Агнес видела во сне.

– Господи! – выдохнула она.

– Это парадный зал Трифельса, – тихим голосом отозвался монах. – Рисунку не одна сотня лет. Он сделан в то время, когда Трифельс был еще императорской крепостью.

– Все… все как в моем сне, – прошептала Агнес. – Гости, музыканты…

Девушка вдруг замолчала и дрожащим пальцем показала на край зала. Только теперь она заметила стоявшего там человека. Это был юноша в кольчуге. Склонив голову, он стоял на коленях перед старым рыцарем. У Агнес участилось дыхание.

– Этот… юноша, – спросила она осторожно, – кто он?

Отец Тристан склонился над книгой и внимательнее взглянул на рисунок.

– Глаза у меня уж не те, – пожаловался он. – Но если я ничего не путаю, это опоясывание мечом. Молодого человека посвящают в рыцари.

Монах помолчал и резко тряхнул головой, словно пытался отогнать дурные мысли.

– При всем желании не смогу сказать, кто это. Слишком много времени прошло. Этот юноша давно истлел в земле.

– Только не в моем сне, – пробормотала Агнес.

Отец Тристан резко захлопнул книгу.

– Не стоит так глубоко ворошить прошлое, – проговорил он торопливо. – Это не приведет ни к чему хорошему. – Строго взглянул на Агнес: – А что касается кольца, я хотел бы кое о чем попросить тебя. Не носи его на пальце и не показывай никому! Пообещай мне.

– Но почему? – растерянно спросила девушка. – Неужели оно настолько ценное, что кто-нибудь вздумает украсть его?

– Его ценность в другом… Просто пообещай мне. Возможно, в другой раз я расскажу о нем подробнее. договорились?

Агнес молча кивнула. Монах улыбнулся и поднялся со скамьи. Затем прошаркал к выходу и, развернувшись в дверях, подмигнул своей подопечной:

– Идем, нам обоим надо поесть. А после я, может, и придумаю, как вытащить твоего Матиса. Заботиться нужно о живых, а не о мертвых, тем более если умерли они давным-давно. Давай, пошли уже. – Он взялся за посох и стал спускаться на кухню. – Ты же знаешь, толстая Хедвиг терпеть не может, если из-за кого-то стынет еда.

Агнес нерешительно двинулась следом, но, прежде чем выйти из библиотеки, в последний раз оглянулась на лежащую на столе книгу, теперь уже закрытую. Какие же еще тайны она в себе скрывала?

Девушка со вздохом последовала за отцом Тристаном на кухню, откуда уже веяло запахом жареного мяса.

У Матиса с такой силой заурчало в животе, словно стражники подсадили к нему в камеру медведя. Был уже полдень, но, кроме жидкой похлебки и плесневелой краюхи, он так ничего и не поел. Парень уставился на грязную стену, словно взглядом мог прожечь в ней дыру. Каждый день, проведенный в тюрьме, Матис отмечал на камне куском угля. Сейчас там набралось десять штрихов – десять дней и ночей почти в полной темноте. Сегодня к ним прибавится одиннадцатый.

Именно столько Матис уже просидел в узилище, расположенном под крепостными подвалами. Темница представляла собой высеченный в скале колодец. Спуститься сюда можно было лишь с помощью веревки. Пол устилала вонючая солома, посреди которой валялись обломки камней, гнилые доски и деревяшки, кем-то сюда выброшенные. По ночам пищали крысы, перебегая от одной норки к другой. Два узких отверстия на высоте четырех шагов пропускали немного света, в остальном же царила полная тьма. Дважды в день стражники спускали на веревке воду, похлебку и хлеб и забирали ведро с нечистотами. Ульрих, Гюнтер и другие стражники были явно не в восторге от мысли, что им приходится держать в тюрьме мальчишку, которого они знали с детских лет. Но Эрфенштайн был непреклонен и даже разговаривать с пленником запретил. Поэтому Матис целые дни напролет угрюмо смотрел перед собой. Чтобы тело не затекало, он время от времени мерил шагами тесную камеру – пять в одну сторону и пять в другую. Или поднимал обломки камней, отвалившиеся от стены.

Агнес как-то рассказывала, что в Трифельсе когда-то держали в заточении знатных вельмож и епископов. Здесь томился даже знаменитый английский король, Ричард Львиное Сердце. На выкуп, полученный за Ричарда, сын Барбароссы, Генрих VI, завоевал Сицилию и вернулся с несметными сокровищами. Правда, Матис даже представить себе не мог, чтобы английскому королю приходилось, как ему, драться с крысами за кусок хлеба. Вероятнее всего, его величество держали соответственно положению в одном из верхних покоев, пока не пришли деньги. Утверждали, что, находясь в плену, король даже написал несколько возвышенных стихотворений.