Ирина Глебова - Ангел-хранитель Страница 27

– Работы в больнице много, доченька. И я ведь не молодею – старею…

Анна и сама тогда не знала, что уже больна, что неизлечимый недуг очень быстро начнет истощать ее тело, обессиливать и убивать. Но она была медик и скоро поняла, что с ней. Понял и Василий Николаевич, да она и не скрывала ничего от мужа – как и всю их совместную жизнь. Последние годы Лобанов постоянно покашливал, врачи говорили, что у него слабые легкие. Туберкулез открылся у него как-то сразу и в сильной форме. Врачи, обследовавшие его, пришли к выводу, что это редчайший случай «нервного» туберкулеза, из-за переживаний за жену.

Алене родители решили не сообщать специально о своем состоянии. Приедет летом после окончания пансиона – сама узнает. Врачи обещали, что Анна Дмитриевна доживет до осени.

– Успею еще и повидаться с дочкой, и попрощаться, – говорила она. – Пусть подольше не знает, будет счастлива. Потом ей придется тяжело. – И ругала мужа: – Зачем же ты, Вася, довел себя до болезни? Лечись, дорогой, изо всех сил лечись! Нельзя нашу девочку еще одну оставлять, она еще не взрослая.

Но однажды, когда уже редко вставала с постели, вдруг спросила:

– Ты расскажешь ей все?

Василий Николаевич сразу понял жену. Понял, о чем она спрашивает: расскажет ли он Алене правду о ее рождении? Понял и другое: жена видит, что он тоже не жилец на этом свете. Он поднял невесомую руку жены, прижался к ней щекой:

– Скажу… Она ведь должна знать правду – это ее право.

Жена, соглашаясь с ним, опустила веки…

Анна слабела с каждым днем, однако была уверена, что дождется дочь. Наверное, так и случилось бы, но однажды рано утром, в предрассветный час, у нее остановилось сердце.

На кладбище отец стоял рядом с дочерью – высокий, прямой, неподвижный. Суровый, твердый его взгляд как бы не позволял сомневаться в его силе, хотя был Лобанов очень худ, с запавшими щеками и лихорадочным блеском в глазах. Но когда комья земли застучали о крышку гроба, он вдруг закашлялся, все сильнее и сильнее. Несколько мужчин подхватили его, повели к карете, стоящей на аллее…

Дома он сказал дочери:

– Мы, Аленушка, наша мама и я, и ты тоже, предпочитали всегда смотреть правде в лицо. Как мне не хочется оставлять тебя одну на свете, но дни мои сочтены. Но прежде чем умереть, я расскажу тебе кое-что… – Он тяжело перевел дыхание, потом улыбнулся. – Не надо, моя малышка, так пугаться! Мы еще немного побудем вместе. А когда почувствую, что пора – тогда расскажу.

Целый месяц отец и дочь провели вместе, почти не расставаясь. Внешне отец не менялся, он даже не был особенно немощен. Но Алена видела: он уходит от нее, отдаляется, словно видит уже нечто недоступное ей, иной горизонт… В такие минуты она затихала, замолкала. Но вот он вздрогнет, глянет на нее, улыбнется, возьмет за руку – словно вернется сюда, в этот мир. Пока еще вернется…

Странные чувства испытывала девочка в это время. Боль от потери матери заглушалась постоянным нервным напряжением, в котором невероятным образом сочетались радость – отец еще жив, он с ней! – и печаль: он умирает, каждый день может оказаться последним…

Погода стояла чудесная. Василий Николаевич и Алена часто выходили в сад. Там, на скамье, под большим деревом рябины, на котором уже вызревали красные ягоды, они сидели и подолгу разговаривали. Постепенно, от этих разговоров с отцом, душевное состояние Алены пришло в равновесие. Она перестала бояться близкого ухода отца, приняла его как неизбежность, закон жизни. Василий Николаевич не считал себя ортодоксально верующим человеком. Но всегда был убежден: все в жизни тесно связано, ничто не происходит случайно и не остается без последствий. И со смертью бытие не кончается, просто переходит в иное качество… Алена прониклась убеждениями отца, успокоилась. Но когда однажды они вышли в сад, молча сидели, наслаждаясь прекрасным утром, и вдруг отец сказал:

– Пришло время, дочь, рассказать тебе… я обещал… – она вдруг ужасно испугалась, задрожала, схватила его руку:

– Нет, папа! Нет!

Слезы неудержимыми ручейками побежали по щекам. Алена помнила: отец расскажет ей о чем-то перед самой смертью. Словно земля разверзлась перед ней – черная бездна! Но отец погладил почти невесомой рукой ее по волосам:

– Пора, деточка моя… Потом может оказаться поздно.

Его голос был спокоен, и Алена затихла. А Лобанов продолжал:

– Ты, Аленка, нам с мамой не родная дочь, приемная.

Это оказалось для девушки полной неожиданностью. Но она быстро справилась с удивлением, спросила:

– Я подкидыш?

– Да, подкидыш. Но необычный. Ты – украденная принцесса. Как в сказке.

– Бог мой, папочка! Что ты говоришь? Какой ты выдумщик!

Алена всплеснула руками и засмеялась. На мгновение ей поверилось, что все – шутка, и даже близкая смерть отца – тоже шутка.

Лобанов притянул к себе ее голову, поцеловал в лоб.

– Да, насчет принцессы я пошутил. Ты всего лишь княжна. Княжна Берестова.

И он рассказал девушке обо всем, с самого начала. И о том, что видел сам, и о том, что узнал случайно, и о том, что выяснил специально. Под конец добавил:

– Под твоим именем похоронена совсем другая девочка – дочь той несчастной женщины, которая была твоей няней целый год. Ее зовут Глафира Рубцова. Сейчас она живет в Серпухове, во Владычном монастыре. Пока послушница, но скоро примет постриг. Она многое видела своими глазами, многое знает. Она – очень ценный свидетель. И она тебе поможет, стоит только назваться ей… Если, конечно, ты захочешь что-то предпринять…

Он долго обессиленно молчал, потом проговорил совсем тихо:

– Мы любили тебя, как родную, ты это знаешь. Но мы с мамой всегда помнили и о том, что ты – настоящая княжна. Постарались дать тебе достойное образование и воспитание…

Василий Николаевич вдруг резко выпрямился, протянул девушке руку:

– Отведи меня, Аленушка, в дом. Надо лечь.

Через час он стал бредить, задыхаться, горлом хлынула кровь. Доктор приказал увести девушку, хотя она и просила позволения остаться:

– Я не боюсь! Я хочу с ним быть до конца!

Но врач жестко бросил:

– Он уже не здесь. Он тебя не видит и не слышит.

Еще через три часа Василий Николаевич Лобанов скончался.

16

В начале октября Алена вернулась в Москву, в родной пансион. Она завершила в Рязани оставшиеся после отца и матери дела, продала дом и вещи, кроме некоторых – дорогих и памятных, и, конечно же, оставила себе отцовскую библиотеку. Госпоже Спиридоновой девушка написала заранее: остается ли в силе предложение директрисы? Получив подтверждение, теперь она ехала работать учительницей в пансионе.

Больше месяца прошло после смерти отца. У девушки было время кое о чем подумать. Она росла в прекрасной семье, у нее были счастливое детство и юность. Но это была не ее жизнь. Ее настоящую жизнь и судьбу у нее украли – ради денег, ради богатства. Нет, Алена вовсе не захотела в одночасье стать богатой и родовитой. Но она точно знала одно: зло должно быть наказано.

Есть божий суд! И те люди, которые так жестоко обошлись с ней и с ее настоящими родителями, – Коробовы – они уже наказаны. Потому что их виды на наследство Берестовых разрушены. У нее, Алены, есть маленький брат! Разве это не чудо? Он родился через десять лет после ее рождения и похищения.

Да, Алена уже многое знала о Берестовых. Среди папиных бумаг она нашла синюю папку, в которой оказались собраны вырезки из разных газет: «Биржевых ведомостей», «Вестника Европы», французских, немецких, а также разные справки, которые Василий Николаевич, видимо, заказывал в архивах и учреждениях. Все эти материалы касались родословной князей Берестовых и всего, что относилось к их нынешней жизни. Здесь-то Алена и прочитала, что князь и княгиня Берестовы давно, почти сразу после трагических неудачных родов, уехали за границу и почти все эти годы жили то в Германии, то во Франции, то в Италии. Они не смирились с приговором докторов, княгиня долго лечилась на лучших курортах, в клиниках. Каково же было их счастье, когда шесть лет назад княгиня родила сына.

Среди заметок попадались и фотографии. Алене нравились ее родители – князь Роман, княгиня Елена. Красивые, открытые лица! Но особенно ей нравился братишка: чудесный мальчуган с копною пышных волос и счастливой улыбкой. «Мы похожи, – думала она, разглядывая один из снимков. – Всеволод… Лодя!»

Однако даже про себя девушка не могла называть Берестовых «мамой» и «папой». Мама и папа у нее были другие – тут уж ничего не поделаешь.

Отец оставил Алене небольшое состояние в банковских вкладах. Его хватало, чтобы скромно спокойно жить и даже продолжать учебу. Но не за границей! Но даже если бы Алена и приехала в Париж, где сейчас живут Берестовы, что бы она сказала им? «Я ваша умершая дочь!» Глупо! Они, конечно, очень переживали тогда, когда она якобы умерла. Но прошло шестнадцать лет, они привыкли к потере, у них есть теперь сын. Она, конечно, может показать родимое пятно на плече – такое должно быть у князя Романа, отец особо подчеркивал это. Но это скорее эмоциональное доказательство, не фактическое. Как поведут себя Берестовы – неизвестно. Кому они поверят – ей или Коробовым?