Дональд Томас - Смерть на коне бледном Страница 28

— Понимаю. Поскольку из-за близости вокзала тут ни на минуту не смолкает грохот, убийца просто выбрал удачный момент. Стук колес попросту заглушил шум выстрела? Именно поэтому ни здесь, ни в том доме никто ничего не услышал?

— Именно, — отрезал Лестрейд. — Что вам не нравится?

— Вы вытащили пулю?

— Для этого нужно провести вскрытие, сэр, чем займется доктор Литлджон в морге больницы Святого Томаса сегодня вечером. А пока пуля, по всей видимости, находится в мозгу покойного. Где же ей еще быть?

— Действительно, где? — В улыбке Холмса не было ни малейшего следа веселья. — Я обратил ваше внимание на пулю, Лестрейд, потому, что даже для меня очевидно: на виске покойного гораздо больше высохшей крови, чем обыкновенно бывает при подобном ранении. Это вам подтвердит доктор Ватсон. Поверите ли вы моему предположению о том, что это мягкая свинцовая пуля? Присмотритесь, и вы увидите: мы имеем здесь дело не с аккуратным пулевым отверстием, а с обширной раной.

— Ну и что с того?

— Мягкая револьверная пуля может убить даже без применения пороха. Духовое оружие широко используется последние две или даже три сотни лет. Оно гораздо удобнее огнестрельного, если стрелок желает остаться незамеченным. Выстрел из него не сопровождается ни вспышкой, ни взрывом, ни дымом. Отсутствует и запах пороха. Интересно, не находите? Ведь всего этого нет и на нашем месте преступления. Комната прокурена насквозь, но я не чувствую ни малейших признаков порохового дыма.

Лестрейда, казалось, насадили на крючок и вздернули. Холмс поспешил его успокоить:

— Инспектор, вы слышали о духовых ружьях фон Хердера? Нет? В нашей стране они, конечно же, редкость. Их пока, слава богу, используют только весьма и весьма искушенные международные преступники. Эти господа предпочитают заниматься вымогательством или мошенничеством и убивают редко. А если и вынуждены пойти на крайние меры, то делают это как можно тише. Фон Хердер изготавливает также пистолеты, накачиваемые сжатым углекислым газом. Из них мягкая револьверная пуля вылетает с весьма приличной скоростью, почти со скоростью звука, но не быстрее, ибо в таком случае она начнет издавать громкий шум. Весьма эффективно.

— Никогда с подобным не сталкивался, — отозвался Лестрейд, фыркнув в сторону, должно быть, теория показалась ему притянутой за уши. — Это же такая диковина, мистер Холмс! Боже мой!

Инспектор говорил уверенно, но в лице его читалась растерянность. Разумеется, о фон Хердере он раньше и слыхом не слыхал, но ему страшно не хотелось уступать и отказываться от собственной версии преступления.

— Я встречался с фон Хердером в Берлине несколько лет назад, — предался меж тем воспоминаниям Холмс. — Слепой немецкий механик, настоящий гений, но никаких моральных принципов. Его оружие работает на сжатом газе. Именно благодаря газу мягкая револьверная пуля и набирает страшную скорость. Убивает наповал, беззвучно, за пределами комнаты никто ничего не услышит.

— И конечно же, сэр, — тут же уцепился за свою версию Лестрейд, — из подобного оружия можно легко попасть в человека из дома напротив!

— Бог мой, нет, — удивленно возразил Холмс. — Я абсолютно уверен: стреляли в этой самой комнате. Убийца и жертва видели друг друга. Первый, по всей видимости, стоял, а второй — сидел за столом. Судя по ране, стреляли с небольшого расстояния, а дуло пистолета, естественно, было направлено сверху вниз. Как вы правильно заметили, я еще не обследовал помещение тщательно. Поэтому пока я ограничусь лишь этими выводами.

Холмс опустился на колено и провел рукой по гладкому полу.

— Кажется, стол совсем недавно передвигали. Совсем чуть-чуть, быть может, лишь для того, чтобы подмести под ним. Но обратно не поставили.

Затем мой друг, стоя на коленях, приподнял кончик ковра, лежавшего за столом.

— Так я и предполагал. Взгляните. Две небольшие круглые отметины на линолеуме. Уверен, эти углубления остались от двух передних ножек, которые давили на покрытие в течение многих месяцев, а быть может, и лет. Если мы чуть подвинем стол вперед, то ножки попадут точно в них, ручаюсь вам.

— И что же с того, мистер Холмс?

— Представьте, — продолжал детектив, поднявшись, — если мы поставим стол туда, где он стоял раньше, уперев ножки в те самые углубления в линолеуме, он подвинется вперед, видите? Тогда, прибегая к самым элементарным законам тригонометрии, даже с моего места можно заключить: жертва, сидящая за столом, не была бы на линии огня, если убийца целился из противоположного окна. Угол рамы делает попадание невозможным.

— Сплошные «если»! — возмущенно воскликнул Лестрейд. — А вдруг стол подвинули раньше, чтобы подмести под ним, и забыли поставить назад?

— А вдруг его подвинули после убийства? Причем оно произошло в этой самой комнате. Неужели, дорогой мой Лестрейд, вы мыслите именно так, как того хотел преступник? Минуточку.

С этими словами Холмс подошел к плотно закрытому дальнему окну, достал из нагрудного кармана чистый белый платок и, приподнявшись на носках, осторожно провел им по верхней оконной раме. Сыщик отличался высоким ростом, и до того места, куда он дотянулся, горничная смогла бы достать, только встав на лестницу. Мой друг аккуратно потянул вниз раму, насколько позволяли защелки, а потом проделал те же манипуляции с другим окном.

Закончив, Холмс вернулся к нам и продемонстрировал инспектору две грязные полосы на своем платке.

— Вполне вероятно, это ничего не доказывает, мой дорогой Лестрейд, но вам прекрасно известно, что сможет сделать в суде с помощью вот этого лоскутка материи неглупый адвокат. Если угодно, могу одолжить вам свое увеличительное стекло. Дальнее окно сейчас закрыто, но на нем остались следы уличной грязи и сажи, а значит, именно из него в комнату постоянно попадал воздух с улицы. Рама там, совершенно определенно, была опущена на протяжении нескольких недель, месяцев или даже лет. Зато сейчас она поднята до упора.

Инспектор мрачно смотрел на белый платок.

— А теперь обратите внимание на ближайшее к нам окно. На раме совсем немного пыли, и она явно комнатного происхождения. На платке даже остались частицы белой краски.

— Иными словами…

— Иными словами, мой дорогой друг, ближайшее окно нерадивые маляры красили, когда оно было закрыто наглухо. И с тех пор раму не трогали. Открыли ее только сейчас. И притом дергали со всей силы. Можно даже заметить небольшие неровности. Смотрите: на дальнем окне рама пыльная, но краска в порядке, а на ближайшем — рама чистая, а краска содрана.

— И что же это означает, мистер Холмс?

— Как только я вошел в комнату, — ответил мой друг, глядя в окно на дом напротив, — мне стало совершенно ясно: выстрел был произведен именно здесь, а не на той стороне улицы.

— И что из этого следует? Зачем убийца закрыл одно окно и с трудом открыл второе?

— Затем, что преступник хотел обмануть полицию. Мы должны поверить, будто стреляли из здания напротив. Хотя тамошний портье ничего подозрительного не видел. Но давайте на несколько мгновений отвлечемся. Посмотрите, с какой необычайной тщательностью расставлены предметы в этой комнате. Горничным в доходных домах вечно не хватает времени, они редко подходят к своим обязанностям с такой дотошностью. Полагаю, эту квартиру методично обыскали, а потом очень аккуратно разложили вещи по местам. Скорее всего, произошло это сразу же после смерти жертвы.

— Думаете, он здесь что-то прятал? — спросил я, отрываясь от осмотра тела.

— Думаю, его убили, — нахмурившись, ответил Холмс, — потому что он не хотел показывать непрошеному гостю, где именно спрятан некий предмет. Вещь, ради которой кто-то был готов пойти на преступление. Бедняга, как и вы, полагал, что его враг не осмелится выстрелить из опасения поднять на ноги здешних жильцов. Но просчитался. Минуточку.

Холмс жестом призвал Лестрейда к молчанию (слава богу, хотя и ненадолго), подошел к обеденному столу и поочередно выдвинул все три стула, внимательно вглядываясь в сиденья. По всей видимости, мой друг собирался предъявить инспектору очередное доказательство.

— Когда будете охотиться за убийцей, Лестрейд, ищите мужчину ростом не ниже пяти футов и десяти дюймов.

— Почему?

— Мой рост свыше шести футов. Когда я только что на ваших глазах осматривал окна и дотянулся до верхней рамы, у меня оставалось более двух дюймов в запасе. Человеку на несколько дюймов ниже меня потребовалась бы лестница. Но ее здесь нет. Если бы двигали тяжелую кушетку, на линолеуме остались бы следы. Больше в этой комнате нечего подставить под окно, разве только стулья. Но на плюшевой обивке нет ни следа, на них, по всей видимости, даже не сидели с момента последней уборки. Жилец, наверное, довольствовался кушеткой и стулом возле стола. Если бы на один из этих стульев кто-нибудь вставал, мужчина или женщина, остался бы отпечаток, который убийце не хватило бы времени скрыть.