Сергей ГОРОДНИКОВ - Алмаз Чингиз-хана Страница 28

Вслепую изучив пальцами углы препятствия, он уперся ступнями ног в шершавую правую стену прохода, спиной в противоположную ей, и на такой распорке потянул кольцо на себя. Он тянул изо всех своих недюжинных сил, покрылся каплями пота, и когда начал терять надежду добиться успеха, вдруг раздался тихий скрежет. Каменная плита, в которую было вделано кольцо, чуть сдвинулась, словно заключённый в ней дух неохотно пробуждался из глубокого колдовского сна.

— Свет!

Девушка произнесла это негромко, и в голосе ее угадывалось неистребимое женское любопытство, из-за которого она невольно успокаивалась, избавлялась от пережитых страхов. Мимо потянуло сквозняком. Впервые за долгие века спёртый воздух стал перемещаться, устремился из тёмного прохода в невидимое за плитой большое пространство. Борис сообразил, что воздушная подушка больше не мешала поднимающейся в озере воде заполнять оставленную позади пещеру, и в скором времени обратный путь будет отрезан. Но он не сказал этого девушке. Надежда выбраться наружу теперь была только в бледном свете, который привыкшие к тьме глаза уловили за тонкой щелью. И он удвоил усилия. Набирая медленную скорость, плита с глухим скрипом покатилась на каменных валиках, отошла в сторону, как бы съедаемая углублением стены у его левого плеча.

На них слабо дохнуло другим воздухом, сухим и свежим, и они без колебаний вышли на ровный уступ, чтобы невольно остановиться от изумления. Каменная лестница с двумя дюжинами ступеней будто предлагала спуститься в просторный, застывший в древнем величии зал, но они стояли, привыкая к увиденному.

В дальней стене выделялась ровная поперечная щель, которая впускала полосу обильного солнечными оттенками дневного света. Щель была на уровне живота мужчины, казалась не длиннее дротика-сулицы, и от нее свет беспрепятственно струился, рассеивался по всему залу. По мере удаления от щели он становился мягче, словно тонул в тумане, и до противоположной части помещения достигал настолько размытым, что оставлял ее в сером полумраке. Встав на передние лапы и позеленев от времени, спиной к погруженной в полумрак стене застыл убедительно представляющий свирепость дракон. Сверху лестницы этот бронзовый дракон виделся лишь сбоку, и нельзя было различить, что он удерживал в приоткрытой зубастой пасти. В таком же положении стоящих на передних лапах, спинами к боковым стенам застыли ещё по дракону, оба каменные, с замечательно отчётливыми мордами и телами. На клыки в их могучих пастях были надеты массивные бронзовые кольца, бархатно позеленевшие от времени, а на кольцах замыкались крайние звенья двух тяжелых бронзовых цепей. Эти цепи провисали поперек зала, тянулись от клыков одной каменной пасти к клыкам другой, их звенья были массивными, крупными. И было для чего. На цепях недвижно висели на равном удалении один от другого двенадцать больших сундуков, все обитые бронзой, все в древнекитайском исполнении. Зеленовато-бронзовые дракончики по углам каждого сундука намертво сжали пасти на звеньях цепей. Они веками удерживали сундуки над каменным полом, и, казалось, ничуть не устали, готовы были еще столько же веков продолжать это занятие. На каждом сундуке, словно охраняя его, лежал короткий, расширяющийся к острию китайский меч с золотой рукоятью в виде свившегося для беспощадного нападения дракона.

Не сразу выдавал своё присутствие у дальней стены ещё один дракон. Такой же бронзовый, как в полумраке возле каменной лестницы, но гораздо меньших размеров, он взирал на него, выступая лишь передней частью тела над той щелью, которая пропускала свет, и как раз дневной свет отвлекал от него беглый взгляд. Чтобы различить особенности тела того дракона, надо было всмотреться в его неброские очертания. Его когтистые лапы, как будто пронзали стену изнутри скалы и тянулись в зал к невидимым призракам. Пасть его тоже не бездействовала. Из нее свисала цепь, не толще причальной верёвки, зачем-то нижним звеном приделанная к кольцу под впускающей свет щелью.

Дух и гнев драконов незримо витали в пространстве этой пещерной сокровищницы. Драконов сокровищницы не тревожили сотни лет. И, как будто потому только, что признали в цветастом драконе на груди Бориса своего сородича, они позволили незваному пришельцу из новых времён безнаказанно спуститься по двум дюжинам ступеней и приблизиться к провисающим цепям, к висящим под ними сундукам, которые давно позабыли, кто их когда-то подвесил и зачем. Драконы пещеры следили за Борисом с четырёх сторон неусыпными взорами, но его это не смущало. Он снял с двух сундуков потускневшие от времени короткие мечи, разглядел их и примерил в руках. Следуя за ним по пятам, Настя с напряженным выражениям лица переводила взгляд с морды одного держащего цепи каменного дракона на морду другого. Она опасалась увидеть в них признаки непредсказуемого проявления гнева на святотатца, который посмел запросто прикоснуться к священным мечам. Но нет, на Бориса они не прогневались, точно решив посмотреть, что будет дальше. С мечом в каждой руке он повернулся спиной к тяжёлым сундукам, лицом к выступу у входа, крепко расставил ноги, ожидая появления Бату.

Ни Борис, ни Настя не предполагали, не догадывались, что поблизости, снаружи горного уступа казаки искали место, где они пропали из виду.

Казаки спускались по горному ребру, когда грохот вырываемых потоком камней, затем нарастание гула этого потока вызвали у них удивление и привлекли их внимание. Грохот и гул доносились оттуда, где была площадка, отмеченная крестом и непонятным знаком на золотой плашке. На их глазах водная поверхность озера, как живое существо, заволновалась, стала опускаться, постепенно обнажая внутренность каменной чаши. Заподозрив в этом событии некую связь с прибытием к площадке отряда монголов с пленниками, они, где пробежками, где, соскальзывая на подошвах сапог, срывая камни и щебень, под их перестук заспешили вниз и вскоре были на седловине. За нею они очутились на пологом склоне двугорбой горы, уже не так далеко от озер. И тут услышали новый шум, вызванный тем, что короткая часть скалы зашевелилась, потом двинулась и перекрыла щель, через которую вода покидала озеро, и увидали бегущего туда Бату. Он почему-то размахивал саблей, что-то выкрикивал, затем с разбегу спрыгнул вниз. Они тоже побежали и успели заметить головы Бориса и Насти, которые размерами не отличались от булавочных головок. Но когда подбежали к озеру, в нём уже никого не было, а водные поверхности обоих смежных озер выравнивались, успокаивались и медленно поднимались за счет притока из горной ледниковой речушки. Уровень воды западного озера достиг половины высоты чаши, накрыл козырёк скального выступа, и этого оказалось достаточно, чтобы они не видели сводчатых входов в пещеры, которые скрылись под водной гладью.

Исчезновение Бориса, девушки и монгола объяснялось лишь подводным ходом внутрь горы. И Вырви Хвост вызвался первым начать поиски этого хода. Раздевшись до гола, он нырнул, быстро осмотрел подводный участок стены. Остальные казаки и атаман наклонились над обрывом берега, с вопросительным молчанием глядели, как он появился на волнуемой им самим поверхности озера. Никто из них не решался задать вопрос, который их беспокоил. Вырви Хвост отрицательно покачал головой, и они разочарованно распрямились. Ему помогли выбраться на берег. Он схватил свою одежду, принялся до покраснения кожи растирать загорелое и поджарое тело.

— Холодная, чёрт, — ругнулся он, объясняя своё поведение.

— Да где-то здесь они исчезли! — в сердцах заметил атаман, вновь осматриваясь и припоминая, как они спускались с ребра горы. — Мы же все это видели?!

— Ну что. Я следом? — скидывая одежду, громко проговорил Ворон и с берега вниз головой сорвался в прозрачную воду, пронырнул до самого дна.

Он проплыл у обрыва под берегом дальше того участка, который осматривал Вырви Хвост, и в тени козырька увидел своды проходов внутрь горы — сначала два, потом все четыре. Красноватые солнечные лучи пронизывали водную толщу у начала сводов, как будто приглашали заглянуть под каждый из них. Но Ворон вынырнул, не спеша, набрал полные лёгкие воздуха, только после этого снова ушел вниз, уже зная куда. На этот раз он поднырнул под ближний свод и в сгущающемся беспокойном сумраке плыл и плыл до тупика. Дотронулся, убедился, что пред ним стена, и, сильно оттолкнувшись от нее ногами, быстро, надеясь успеть, поплыл обратно. Задыхаясь, он вырвался из-под свода и, отчаянно работая всем телом, устремился к воздуху, к поверхности — она бликами играла на солнце.

6. Главная тайна сокровищницы

Такую схватку Настя видела впервые. Под непрерывный лязг стали о сталь она жалась к стене возле хвоста могучего каменного дракона, который вместе с другими драконами, казалось, превратился в зрителя обещающего кровь и смерть зрелищного поединка, подобного бою гладиаторов на ристалище. Он возвышался рядом с нею, из пасти тянулись к пасти другого дракона бронзовые цепи с дюжиной сундуков на них, а возле и вокруг подвешенных сундуков яростно бились зрелые мужчины. Она смотрела во все глаза, так как исход их поединка должен был решить её участь. Когда ей чудилось, Борис пропускает выпад мелькающего клинка легкой сабли, она резко отворачивалась в сторону, под замирание сердца веки ее плотно смыкались… Но звон коротких мечей и сабли продолжался, она приоткрывала глаза, с облегчением убеждалась, что теперь отступает от взмаха тяжелого меча и чудом избегает опасной раны Бату.