След на мокром асфальте - Валерий Георгиевич Шарапов Страница 28

Круто развернувшись, он отправился к двери, надеясь все-таки, что Сорокин что-то скажет, остановит, объяснит. Ведь так всегда было, а сейчас случилось по-другому. Гробовая тишина сопроводила Колькин выход в коридор. Захлопнулась дверь.

Капитан прикидывал: «Вот сейчас он пройдет мимо кабинета мужиков… выцепит Акимова. И обиженных станет двое. Теперь они уже наверняка сговорились пойти покурить. Вот, точно, – было слышно, как по коридору спешат две пары ног, как открывается и закрывается входная дверь, – ну вот и правдоискатели и вскрыватели заговоров».

Он осторожно, точно под обстрелом, по стеночке, приблизился, глянул в окно. Так и есть: двое дураков – один великовозрастный, другой сопляк, – с самым многозначительным видом доставая папиросы, отправились куда-то под сень дерев. Не иначе как для того, чтобы в полной конспирации обсудить и оплакать выявленные ими огрехи следствия и факты вредительства.

Сорокин вздохнул: «Видать, так и помру я, не дождавшись, чтобы сперва научились думать да носы подтирать, а уж потом обличать и поучать…»

* * *

Старый капитан был прав лишь частично: кипел и орал, хотя и шепотом, только Колька, Акимов же молчал и слушал. Не потому, что был не согласен или его не интересовали сообщаемые парнем вещи – целиком был согласен, и очень интересовали. В свете всего, что было узнано, Акимов уверился в том, что не было никакого угона. И Тихонов… да, скорее всего, он попытался таким образом поправить свое пошатнувшееся финансовое положение. Сергей уже даже полностью убедил себя в том, что не очень-то полковник обрадовался, увидев найденную собственность.

Колька же, скрежеща зубами, излагал свои обиды:

– Нет, вы слышали, Сергей Палыч? Пьян батя был!

– Да, слышал эту байку.

Парень горячился:

– Так клевета же! Враки! Вы же сами знаете, он в глубочайшей завязке, не до того ему. Работы по горло, к тому же здоровье. Все до копейки матери отдает, не на что ему…

«Вот-вот, – размышлял Акимов, – Пожарскому, начальнику лаборатории, напиваться не на что, а вот Тихонову, скатившемуся на ставку рабочего, – есть на что, да еще и всерьез, до похмелья. И в Летчике-испытателе, выходит, работает всеобщий парадокс: как не пить, коли ни копейки нет? Любопытный фактик и черточка к характеру, в особенности если в одиночку упивается, – значит, совсем худы дела и совесть нечиста».

Он вспомнил свежего, как майская роза, Золотницкого, выбритого, благоухающего не перегаром, а отменным одеколоном, с такими ясными, хорошими глазами. Этот до похмелья может напоить, сам надираться не станет.

Колька продолжал излагать обиды:

– А портфель-то, портфель! Вот не надо смеяться.

– И в мыслях не было, – заверил Акимов, вполне серьезно. – Я его видел, потом сам потерял из виду.

– Правда, что ли, он в «Победе» был?

– Был, правда.

– А что там было, в портфеле?

– Ничего не было, пустой.

– И чей он, тихоновский?

– Нет, Тихонов сказал, что в глаза его не видел.

– Как это – «нет»?! Почему ж тогда его этой дуре отдали?

Пришла пора Акимову дивиться:

– Кто отдал?

– Так Сорокин и отдал! Я собственными глазами видел: принес и чуть не с поклоном ей отдал! А вы понимаете, что там могли быть документы по работе – схемы, чертежи. Что у вас творится-то?

Тут Акимов понял, что пора призвать к порядку:

– Ты меру знай. Развоевался. Ты-то сам имеешь хоть какие подтверждения, что это отцовский?.. Нет.

– Он у него в руках был! Что он, вор, с чужими сумками гулять?

– Так кроме тебя, никто этого не видел. И потом, как батя в себя придет, то пусть сам и заявит.

– А придет ли в себя? И когда? Сами знаете, что с ним! Сколько он будет вспоминать, как его зовут, да учиться заново говорить.

Акимов, готовый подписаться под каждым словом, не мог все-таки вслух этого признать.

– Решение о судьбе вещдока принимает лицо, ведущее дело.

– Кто ведет дело?

– Да, собственно, не знаю.

– То есть не вы?

– Не я. Я «Победу» ищу, нашел то есть.

– Пельмень ее нашел, не вы, – съязвил Колька, но тотчас прикусил язык, сообразив, что вот-вот и перейдет рамочки, и лишится последнего источника информации, и, что кривить душой, друга в милиции тоже лишится. – Я пошутил.

– Вижу, – сдержанно заверил Палыч, но было видно, что слова его задели, – понимаю. Оно, конечно, чужие труды оценивать проще, чем свою работу делать как следует… Между прочим, ты-то почему не на работе?

– Отгул у меня, – солгал Колька.

Акимов, отшвырнув окурок, вздохнул:

– Отгул, значит, ну-ну. Хорошо быть молодым специалистом – прогуливай, портачь – все одно не уволят. Старшие товарищи прикроют. А если нет, то тоже ничего страшного – проработают на месткоме раз, ну два, ну замполит пожурит, ну директор вызовет – ничего, можно послушать и покивать.

– Это вы к чему?

– К тому, что занялся бы ты, Николай, своим делом.

Колька, краснея, переспросил, указав рукой на отделение, на «Победу», установленную на кирпичи:

– А это вот что, не мое дело? Точно ли?

– Точно, – заверил Акимов, но все-таки смягчился и пояснил свою мысль, стараясь говорить спокойно, по-доброму. – Розыск – это не игрушки. Можно и нужно строить различные версии, предположения, но только тогда, когда есть для этого основания. Железные, понимаешь? Факты и доказательства. Нельзя фантазировать, исходя из надуманных и тем более удобных предположений только потому, что тебе что-то кажется бесспорным…

– Это вы с кем сейчас разговаривали? – помолчав, спросил Колька. – Сам с собой? Понял я, понял. Не суйся не в свое дело, рылом не вышел. Что ж, бывайте и вы.

И второй раз, круто развернувшись, он пошел прочь, кусая губы от злости и жгучей, жуткой обиды. Отойдя на некоторое расстояние, Колька выпрямился, сплюнул, сунул руки в карманы. Сергей хотел было его окликнуть, но не стал: «Вот, пришел в себя, и вот уже планы строит, стратегии. Готова головная боль, выпустили слона в посудную лавку».

…Сорокин же, поглядывая на часы, хмурился: что-то запаздывает Акимов, уже должен был быть. И, когда наконец прошагали по коридору знакомые сапоги, в дверь стукнули, то как-то полегчало.

– Разрешите, товарищ капитан?

– Прошу, – изображая сверхзанятость, Сорокин не поднял глаз, просто указал: садись, мол, а сам продолжал изучать, хмуря брови, первую попавшуюся на столе бумагу.

Акимов, заметно волнуясь, заговорил:

– Я вот к чему, Николай Николаевич. Автомобиль Тихоновский был застрахован от угона.

– И есть полис?

– Есть.

– Разумно. Предусмотрительно.

– Да. В день угона, как выяснилось, Тихонова без мужа о чем-то столковывалась с незнакомым человеком, потом спрашивала у известной спекулянтки, не может ли она найти покупателя на машину. И