Антон Кротков - Загадка о двух ферзях Страница 3

– Что вам угодно, милостивый государь? – побледнев, испуганно пролепетал чиновник, сообразив, что ему не отвертеться от решительного вида молодца, в котором сразу почувствовал Власть.

Судя по петлицам, он состоял телеграфистом в министерском поезде. Он был уже в годах – неудачник, застрявший в мелких служащих, и при этом наверняка обремененный большой семьей. Редкие бакенбарды посеребрены сединой, нескольких зубов в углу рта не хватает, дряблая шея подрагивает при каждом слове. Могло показаться, что с его худого маленького лица никогда не сходило опасливо – унылое выражение.

Этот представитель человечества явно давно смирился с собственной незначительностью; грех было мучить такого, но молодому сыщику словно кто-то нашептывал на ухо: «Спроси его! Спроси! Да не мешкай – неспроста он так удирал. Наверняка что-то знает или видел, а теперь боится, что затаскают по допросам и судам».

– Пожалуйте рассказать мне всю правду о той даме, – откровенно блефуя, потребовал Вильмонт.

– О какой даме? – изумленно уставился на него телеграфист.

От волнения он снял с головы фуражку, и ветер зашевелил редкие волосы по краям его морщинистой рябой лысины.

– Сами знаете о какой!

– Ах о той. – Чиновник как-то сразу весь обмяк, покорно опустил голову и промямлил: – Хорошо, извольте…

Телеграфист стал рассказывать, что случайно столкнулся с интересующей господина офицера дамой в тамбуре вагона. Он спешил – ему надо было успеть в управление дороги, чтобы до отправления поезда подписать командировочный лист и получить положенное путевое довольствие в размере пятидесяти копеек в сутки. Дама же только что вошла. Видимо, пользуясь тем, что в тамбуре никого нет, она откинула вуаль с лица и посмотрелась в зеркальце перед тем, как войти в купе к почитателю своей красоты.

– В этот момент я буквально налетел на нее, – смущенно пояснил телеграфист. – Мы оба сильно сконфузились. Я стал извиняться. А она бросилась мимо меня. Передо мной мелькнул освещенный солнцем нежный розовый профиль.

Телеграфист принялся описывать девушку. Вильмонт взглянул на набросок, проявляющийся под карандашом помощницы, и ахнул. Сомнений быть не могло: он хорошо знал эту юную особу! Но поверить в то, что заместителя и личного друга министра хладнокровно убила эта нежная, добрая девушка, было невозможно…

История их связи началась давно. Когда-то эта женщина круто изменила судьбу блестящего гвардейского офицера. Впрочем, судьба юных влюбленных, которые по воле злой судьбы стали заклятыми врагами, была определена еще до их появления на свет.

Глава 1

Сумерки сгущались. Сквозь темнеющий лес не выбирая дороги бежал окровавленный мужчина в разорванном офицерском мундире. За его спиной среди деревьев мелькали темные силуэты преследователей, лаяли собаки, слышались азартные голоса:

– Вон он, шельма! Вон, я его вижу! Ату его! Окружай, мужики! Слева заходи, Игнат! Василий, Прошка, Ибрагим, отсекайте его от реки. А то снова ускользнет, ловкач! Да не шибко его калечьте, кто первый споймает. Живьем брать голубчика! Ему еще на дыбе повисеть надобно, смоляного кнута со свинцовыми хвостами испробовать.

Время от времени сзади хлопали выстрелы. Но палили не прицельно, только чтобы добычу попугать, а более дабы себе добавить храбрости. Ведь дворовые люди, пущенные грозной хозяйкой поместья по следу беглеца, знали, как он опасен.

Впрочем, были в этой своре и матерые волкодавы. Один из них – бритый наголо кавказец в черкеске с газырями и при кинжале – сумел обойти беглеца и вышел ему наперерез. Ступал он неслышно, потому что с детства был обучен походке крадущегося барса, а вместо сапог носил поршни из буйволиной кожи. Все рассчитал джигит – и то, что ветер дует не от него и что нет у беглеца иного пути, кроме как через прогалину к пограничной речке, за которой заканчиваются владения помещицы.

Одного не учел многоопытный абрек. Судьба свела его уже не с тем худосочным крестьянским пареньком, которого он когда-то мог сбить с ног одним ударом. Теперь против него стоял ровня – ничуть не менее опасный боец, прошедший войну, плен и множество других испытаний. Записавшийся в действующую армию под фамилией купеческого сына, беглый крестьянин состоял в охотниках-пластунах – добровольцах на смертное дело. Мало кому из этих отчаянных парней довелось вернуться на родину. За охотниками из пластунских команд турки охотились специально. Взятых в плен разведчиков башибузуки резали живьем, как баранов, им отрубали головы. Однако беспаспортному бродяге, обман которого мог в любой момент раскрыться, терять было нечего. Поэтому он вызывался на самые рискованные вылазки…

Зато жилось в охотниках намного вольнее и веселее, чем в строевых полках, где царила палочная дисциплина. Командиром над охотниками был поставлен поручик Лешев – такой же бесшабашный искатель приключений, как и его люди. Трижды его размалывали в рядовые за дуэли, пьяные загулы и прочие «подвиги» и каждый раз снова производили в офицеры за боевые отличия. На черкеске поручика кроме двух солдатских крестов белел офицерский Георгий. С таким ротным «вольные стрелки» особого подразделения не знали никакой муштры. Зато кормили их отменно. Охотникам – пластунам, часто вступавшим в рукопашные схватки, а иногда по полдня проводившим в секретах, требовалась большая физическая сила и выносливость. Поэтому интенданты отпускали им на котел усиленную порцию мяса, каши не впроед. Каждый получал двойную порцию спирта, да такого, что бил в голову наповал.

В такой среде деревенский паренек быстро превратился в головореза. Его прирожденные таланты к авантюризму и сомнительным похождениям пробудились и расцвели. С такими же оборванцами и удальцами, для которых жизнь, что своя, что чужая, совсем невеликая ценность, он ночью подкрадывался к врагу. Пластунскими приемами они бесшумно брали часового, а если везло, то и офицера и живьем волокли его к своим для допроса. Не раз турки устраивали им засады, вырываться из которых приходилось, орудуя только кулаками и кинжалами. Отнюдь не гренадерского роста и силы, но от природы быстрый мыслью и телом, в таких рейдах молодой солдат стал настоящим зверем, опасным даже для самого искушенного противника.

Вот и теперь он вовремя заметил опасность и затаился. Из кустов беглец некоторое время наблюдал за приближающимся горцем. Еще окончательно не стемнело, а разделяли их какие-то тридцать шагов, так что можно было в малейших деталях рассмотреть врага.

Хоть кавказец постарел и отпустил бороду, бывший крепостной узнал личного палача хозяйки по особой отметине – рваному уху. В руках горец держал старинное, богато украшенное кремневое ружье, которое получил в наследство. Враг был так близко, что бывшему солдату был виден крупный серебряный перстень с золотой поперечной насечкой на большом пальце правой руки горца. У кремневых ружей были такие маленькие и тугие курки, что без кольца их было очень трудно взвести.

Похожий на старого горного тура, такой же темный и осторожный, кавказец часто останавливался и прислушивался. Хрустнет ли валежник под чужой стопой, прокричит ли потревоженная кем-то лесная птица – он тут же бесшумно поворачивался на звук и всматривался в сумрачную чащу. Постоит, послушает, удерживая дыхание, и вновь сделает несколько шагов. Однако своей смерти горец так и не почувствовал…

Подпустив противника почти вплотную, недавний фронтовой разведчик несколько раз выстрелил в него из револьвера. Раненый джигит скривился от боли, пошатнулся и выронил ружье. Не издав ни звука, он выхватил кинжал и бросился на обхитрившего его парня. Грянули еще два выстрела, и черкес повалился в высокую траву.

– Ну вот и посчитались, Рваное Ухо! – удовлетворенно прошептал победитель.

На его спине до сих пор остались рубцы в память о первом побеге. Тогда его поймали, и барыня велела своим конюхам нещадно избить поганого щенка. Но особо усердствовал Рваное Ухо. Тогда беглец едва выжил, но зато в следующий раз удрал так, чтобы пущенная по его следу стая ловчих уже не смогла настигнуть. Было это семь лет назад…

…А справа появились еще семеро. Беглец несколько раз выстрелил в них из револьвера, успевая перезарядить барабан. В ответ прилетело две пули. Отчаянно лаяли собаки, предвкушая добычу. Это были особые псы – крупные, широкогрудые, с могучими шеями и мощными челюстями. Их специально натаскивали на поиск беглых господских крестьян. Один из псов, не сдержавшись, кинулся на беглеца.

– Ату его, драчун! – прокричал кто-то из дворовых, впрочем, оставаясь на месте.

Беглец вскинул руку с револьвером и снова нажал на спуск. Пораженная пулей в шею, псина с визгом отлетела в густой папоротник. Некоторое время оттуда доносилось жалобное поскуливание, рычание и сопение, а потом стихло.

После этого охотники уже не спешили спускать остальных собак, боясь потерять еще одно ценное животное, за которое придется отвечать перед хозяйкой. Ведь каждая такая специально выведенная и натренированная гончая стоила прорву денег… На породистую забаву увлеченные охотой господа тратились не задумываясь; иногда за собак отдавали небольшие деревни.