Арно Делаланд - Западня Данте Страница 3

«Вот уж действительно есть повод для размышлений», — тревожно нахмурился он.

Потому что именно в этот апрельский день Франческо занимали весьма мрачные дела. Его ждала встреча с Эмилио Виндикати, одним из Совета десяти. А он еще не принял окончательного решения насчет предложения, весьма, надо сказать, специфического, сделанного ему Виндикати нынче утром. Франческо дошел до зала Коллегии и присел на минутку. Но долго на месте не усидел. Нервничая, он подошел к одному из окон. Балкон нависал над дамбой, перегораживающей лагуну, по которой перемещались несколько гондол, военных кораблей из Арсенала и груженных товаром яликов. Неподалеку угадывалась тень крылатого льва святого Марка и колокольня, рассекающая как кинжал рассветное небо. Франческо помассировал веки и глубоко вздохнул, глядя на снующие туда-сюда корабли и морскую пену, вскипающую у них в кильватере. Снова вздохнув, он еще раз перечитал заключение письма Совета десяти.

«Над республикой нависла тень, очень опасная тень, Ваша светлость, и это убийство — лишь одно из ее многочисленных проявлений. Венеция находится в отчаянном положении, самые страшные преступники бродят по ней, как волки по мрачному лесу. Над нею веет ветер упадка, и игнорировать это уже невозможно».

Затем дож сказал одному из дворцовых стражей, что готов принять Эмилио Виндикати. — Хорошо, ваша светлость.

Поджидая Виндикати, Франческо Лоредано снова задумчиво уставился на сверкающую гладь лагуны.

«Венеция…

В очередной раз тебя придется спасать».

Дожам пришлось уже выдержать немало битв, чтобы из ила и воды создать и сохранить «Венеру вод». Франческо частенько размышлял над этим чудом. Поскольку сам факт, что город выжил, сродни именно чуду. Некогда расположенная на границе двух империй, Византии и Каролингов, Венеция постепенно обрела независимость. Святой Марк стал покровителем лагуны в 828 году, когда два торговца с триумфом доставили на Риальто мощи евангелиста, выкраденные из Александрии. Но истинное начало золотого века началось для Венеции с Первым крестовым походом и взятием Иерусалима. Находясь на пересечении западного, византийского, славянского, исламского миров и Дальнего Востока, Венеция оказалась центром торговли: древесина, медь и серебро из Богемии и Словакии, золото из Силезии и Венгрии, ткани, шерсть, холст, шелк, хлопок и красители, пушнина, специи, вино, пшеница и сахар шли через нее. Одновременно Венеция развивала собственные ремесла, кораблестроение, производство предметов роскоши, хрусталя и стекла, добычу соли. Она открывала морские пути для больших караванов галер: на восток, в Константинополь и к Черному морю, на Кипр, в Трапезунд и Александрию. На запад, в Барселону и на Майорку, в Лиссабон, Саутгемптон, Брюгге и Лондон. Государство вооружало галеры, регулировало грузопоток, поощряло союзы. Марко Поло и «Книга о разнообразии мира» побуждали жителей Венеции мечтать о далеких горизонтах. Одорик из Порденоне объехал Персию, Индию, Китай и Индостан, чтобы составить свое знаменитое «Описание земель». Николо и Антонио Цено распространяли венецианское влияние к неизведанным северным краям, вплоть до Новой Земли, Гренландии и Исландии, тогда как Кадамосто открыл Рио-Гранде и острова Зеленого Мыса.

«Дорого бы я дал, чтобы присутствовать при всем этом».

Венеция, этот «ничтожный городишко», затерянный в лагуне, стала империей! Фактории множились, добрались до Крита, Коринфа, Смирны и Фессалоников и дальше, по морям, создавая настоящие колонии — так что даже появилась идея сотворить новую Венецию, Венецию Востока… От края до края этих обширных территорий люди становились подданными города Венеции. Но ущемленные народы, зачастую влачившие жалкое существование, представляли собой благодатное поле для турецкой пропаганды, которой в конечном счете и поддались самые нищие страны. Контроль столь обширных территорий и усиленная эксплуатация требовали таких административных и торговых связей, что имперское равновесие не могло не ослабнуть. И с тех пор…

Венеция сумела сохранить ведущие позиции вплоть до XVI века. А потом былое величие начало увядать. Трудности, возникшие после битвы при Лепанто, испанская гегемония в Италии и активное сотрудничество между Испанией и папской курией стали симптомами этого увядания. Подписав мир в Пассаровице, Венеция снова потеряла территории, отошедшие Турции. Тогда город дожей занял нейтральную позицию, одновременно вбухивая немыслимые средства в модернизацию Арсенала. Расцвет искусств на некоторое время скрыл это медленное угасание: фрески Тициана, Веронезе и Тинторетто соперничали между собой по красоте. Каналетто заставлял дрожать воздух лагуны, а город сиять влажным светом. Но Франческо отлично знал: сегодня Венеция, вынужденная держать марку в глазах мира и с призраком — весьма живучим — поглощения, больше уже не могла скрывать свои изъяны. Самые суровые сравнивали ее с роскошным гробом из-за черных гондол, скользящих по каналам. Репутация города, эта гордая слава, кредо венецианской экспансии, была в опасности. Мошенничество, азартные игры, лень и роскошь подорвали старинные ценности. Сведения, которые Франческо получал вот уже на протяжении четырех лет, показывали, что объем морских перевозок постоянно падает. По сравнению с Ливорно, Триестом и Анконой порт Венеции ослабел. Попытки снова заинтересовать знать торговлей, которую она уже давно считала «плебейским занятием», приводя в пример англичан, французов и голландцев, успехом не увенчались. Меркантилизм и аферы процветали, и патриции совершенно не желали возвращать прежнюю репутацию.

До полного заката оставался один шаг.

«Виндикати прав. Разложение уже началось».

Наконец в зале Коллегии появился Эмилио Виндикати.

Большие двери распахнулись перед ним.

Франческо Лоредано повернулся к вошедшему.

Виндикати, высокий круглолицый мужчина в напудренном парике сменил официальный костюм на широкий черный плащ. Из-за его худобы казалось, что одежда на нем болтается. В глазах, проницательных и живых, частенько мелькала ирония, подчеркнутая морщинкой в уголке рта, будто нарисованного карандашом. Две узенькие, почти невидимые полоски, временами изгибавшиеся в саркастической усмешке. Решительность и спокойная энергичность, написанные на его физиономии, были сродни обманчивой глади озера, в глубине которого кипят бурные чувства: решительный, страстный и жесткий, Эмилио обладал бурным темпераментом. Именно такой человек и нужен, чтобы жесткой рукой управлять Советом десяти. Флорентинец по рождению, он вырос в Венеции и занял нынешний пост после того, как в течение двадцати пяти лет был членом Большого совета, за время работы в котором создал себе репутацию ловкого политика и безжалостного оратора. Его критиковали за надменность и зачастую излишнюю жесткость взглядов. Но, как и Франческо Лоредано, Эмилио привык брать ответственность на себя и тоже тосковал о золотом веке Светлейшей. Он был из тех людей, для которых наиважнейшими являлись процветание и благополучие государства. И в отличие от большинства венецианских патрициев, которых считал почившими на лаврах лентяями, Эмилио верил, что для восстановления былой славы республики все средства хороши.

Войдя в зал Коллегии, Эмилио Виндикати снял головной убор и церемонно поклонился дожу. Рука его покоилась на черной трости с набалдашником в виде двух сплетенных грифонов. Франческо Лоредано снова повернулся к лагуне.

— Эмилио, я внимательно прочитал заключение Совета десяти и данные вами рекомендации. Мы с вами оба знаем, как работают наши государственные институты, и отлично умеем играть в политические игры. Не скрою от вас удивление и ужас, охватившие меня по прочтении этих документов. Неужели мы настолько слепы, как вы говорите? И над нашей несчастной Венецией действительно нависла такая серьезная угроза, как вы написали… Или вы несколько преувеличиваете, чтобы побудить нас к действию?

Эмилио приподнял бровь и облизнул губы.

— Вы оспариваете мнение совета?

— Бросьте, Эмилио. Давайте не будем мериться амбициями… Значит, прошлой ночью в театре Сан-Лука произошло чудовищное убийство…

Эмилио, поигрывая тростью, заложил вторую руку за спину. Потом вздохнул и прошелся по залу.

— Да, ваша светлость. Я избавил вас от мрачных подробностей этого преступления. Знайте лишь, что прецедентов в Венеции не было. В данный момент труп по-прежнему там, где и был. Я приказал ничего не трогать, пока не будет принято решение, как расследовать это дело, с учетом той специфической информации, что я предоставил вам в письме… Но совершенно очевидно — это не может длиться долго.

— А вы сообщили Большому совету об этом кошмаре?