Антон Чиж - Тайные полномочия Страница 32

Женечка взяла дядюшку за локоть, помогая сдержаться. Бутовский сильно сжал ее руку, но скандала себе не позволил.

Команда, не замечая, какой урок ей преподнес Урусов, отдавала последний долг своему другу и товарищу. Каждый — как мог. Граве разглядывал пол, при этом незаметно подглядывая за другими. Он думал, насколько красив в этой позе печали и как жалко, что нет молоденьких дам, которые могли бы это оценить. Дюпре закрыл глаза и сжал пальцами переносицу, словно вот-вот готов был исторгнуть из себя нечто гневное. Лидваль сцепил руки и смотрел перед собой. Немуров вытянулся по стойке «смирно». А Паша Чичеров закрыл глаза ладонью. Липа стояла неподвижно, с каменным лицом, не глядя ни на кого. Каждый выражал скорбь, насколько ему хватало смирения, по-своему прощая зло и вспоминая доброе, оставшееся за чертой. Милый Бобби стал воспоминанием, у кого-то светлым, у кого-то обидным. Воспоминание стало частью каждого из них, их памяти, их личной истории. Тишина заставила быть искренним с самим собой. Только Урусов натянуто улыбался. Молчание нарушал перестук колес. Даже официанты замерли. Минута давно прошла, никто не смел ее прервать.

— Благодарю всех… — наконец сказал Бутовский. — Прошу садиться…

Ванзаров подождал, пока не утихнут стулья.

— Вернемся к насущным вопросам, — сказал он. — Несколько слов о нашей поездке. Поезд этот не только класса люкс, но и двойной литерный. Идет по особому расписанию, нигде не останавливаясь. Скорость будут держать максимальную, до пятидесяти километров в час. Все это для того, чтобы наверстать сутки и оказаться в Одессе примерно через тридцать часов. Поэтому остановок не будет. Только для заправки водой. Двери в связи с особым назначением поезда на остановках открываться не будут. Все необходимое для питания найдете здесь, в вагоне-ресторане. Завтрак будет подан в десять, обед в два, ужин в шесть. Исполняя решение генерала Бутовского, из меню ресторана исключен любой алкоголь. Имеется кофе, чай и прочие напитки освежающего свойства. На обед будет созывать гонг, прошу не опаздывать. Курение запрещено.

— Это не поезд, а тюрьма, — сказал Дюпре.

— Таковы правила двойного литерного.

— Что же нам, двое суток сидеть без тренировок? — спросил Немуров. — В какой плачевной форме команда прибудет в Афины.

— Чтобы размять мышцы, можно использовать вагон-ресторан. А вы, господин Немуров, можете стрелять из окна по пролетающим воронам. Если вам будет угодно.

Немуров пробормотал что-то неопределенное. А Граве, как назло, в глаза полезла бутыль с ароматной алкогольной жидкостью, которую теперь не видать до Одессы. Как же хочется того, что нельзя.

— Думаю, самое время отдохнуть до завтрака, — сказал Ванзаров.

— А что пропало из портфеля Бобби? — вдруг спросил Граве.

Все посмотрели на Ванзарова. Урусов ждал с особым интересом.

— Попробуйте отгадать, — сказал он и легонько подмигнул.

2

Под стук вагонных колес клонило в сон. Члены команды разошлись по своим купе. В коридоре пассажирского вагона было пусто. Проводник тщательно проверил, чтобы каждый из господ находился на своем месте. Из-за некоторых дверей раздавался храп. Ванзаров прошел в начало вагона и тихо постучал в номер третий.

Женечка не сменила дорожное платье на что-то более удобное. Она была подтянута и внимательно смотрела на него.

— Полагаете, прилично заходить в купе к барышне?

— Есть кое-что, что я хотел бы сообщить вам с глазу на глаз, — ответил Ванзаров.

— Это меня должно заинтересовать?

— Обещаю вам, госпожа Березина.

— Мне больше нравится «Женечка», — поправили его.

Ванзаров послушно повторил. Его наградили скромной, но приятной улыбкой, голубые глазки метнули игривые молнии.

— Против вас совершенно невозможно устоять, — сказал она. — Проходите, раз вы так уверены в себе.

Ванзаров не заставил себя уговаривать дважды. Женечка выглянула в коридор, как будто за ними могли подсматривать, и затворила дверь.

— Вы всегда так ведете себя с барышнями?

С комплекцией Ванзарова в купе было не развернуться. Пришлось сложиться в плечах, став узким и соразмерным. Сзади подпирало кресло, в ногу уткнулся диванчик, а подол платья касался его ботинка. Сквозь дух казенных занавесок и плюша уже пробивался тонкий аромат хозяйки. И натоплено основательно.

— Не задумывался об этом, — наконец ответил он, найдя место рукам.

— Понимаю: вы их просто покоряете, — сказала Женечка, садясь на диванчик и как бы случайно касаясь носком ботиночка его ноги. — Сядьте уже, не играйте в приличия. Это вам не идет.

В кресле оказалось как раз столько места, чтобы дышать относительно свободно. Колени Ванзарова были стиснуты, как у хорошо воспитанного мальчика. А тепло водяной печки начало пробираться по ногам.

— У меня нет времени на романы, — ответил он.

— Чем же вы так заняты?

— Приходится совать нос куда не просят.

— Как мило, что вы так откровенны. А говорите, что не умеете покорять.

— Я не говорил, что не умею… этого делать, — аккуратно ответил Ванзаров.

— Кстати, усы вам очень идут. Такие романтические.

— Мне это уже говорили… Довольно жарко тут топят.

— Не могу разрешить вам снять пиджак, — Женечка мило улыбнулась. — Вдруг войдет дядя и подумает неизвестно что. Я все-таки невеста…

— Бутовский спит и видит сны об Олимпиаде. А господин Чичеров их оберегает.

— Вы в этом уверены?

— Вне всякого сомнения. Нас никто не побеспокоит.

Глазки Женечки вдруг стали холодными и настороженными.

— Не слишком ли разгорячились, господин Ванзаров?

— Вы неправильно меня поняли, госпожа Березина, — сказал он. — Мне надо сообщить вам новость, которая не предназначена для посторонних ушей.

— Что-то слишком серьезны вы для столь юного возраста. — Глазки опять принялись за игру. — И называйте меня «Женечка».

— Служба у нас такая, — ответил он, чувствуя, как жар пробирается по спине.

— Что же это за новость? Ума не приложу.

— Григорий Иванович Рибер не будет встречать вас в Одессе. Несколько часов назад он был убит в собственном доме. Соболезную.

Женечке обязательно надо было проверить, насколько к словам этим можно относиться всерьез, не розыгрыш ли это и не дурная ли шутка. Она, как могла, постаралась быть проницательной, заглядывая в чистое, волевое лицо, особенно стараясь проникнуть в глубину светлых глаз, в которой что-то скрывалось, но что именно, ни разглядеть, ни понять было невозможно. Она поверила и поняла сразу, что это и есть правда. Не замечая за собой дар интуиции, ко всему относясь прямо и прагматично, она растерялась от той неожиданной простоты, с какой ей преподнесли новость. Не было ни успокаивающих фраз, ни мягкого подхода. Как отрубили — сразу и без жалости. Женечка не могла понять, что это: то ли способ расшевелить ее, добившись чего-то другого, то ли циничное равнодушие к ее чувствам. Оба варианта казались ей неприятными. Она скинула ноги с диванчика, покончив с легкомысленной позой, и отсела как можно дальше, почти забилась в угол рядом с дверью. Ей захотелось закрыться чем-то большим, например шторой, чтобы не видеть его, чтобы он не мог вот так беззастенчиво пялиться на нее. Женечка не хотела ни о чем больше говорить, но понимала, что теперь уже не сможет выставить его вон и только глубже будет погружаться в ненужный, утомительный разговор.

— Как это случилось?

Голос ее изменился, стал сухим и напряженным, как будто сдерживала кашель.

— Позвольте избавить вас от подробностей, — ответил Ванзаров. — Радости они не доставят. Могу сказать только одно: причиной этому стало то, что господин Рибер заигрался в Лунного Лиса. Начатое как шутка закончилось трагедией.

Женечка не смогла удержаться от смешка, совсем неуместного в темном и душном купе, но вышло, как вышло.

— Хотите сказать, что Рибер — это Лунный Лис?

— Факты на это указывают несомненно.

— Это невозможно! — Женечка встала, чтобы пройтись, но ноги Ванзарова не оставили ей пространства для маневра. Ей пришлось сесть. — Хотите сказать, что он обкрадывал знакомых? И меня обокрал?

— Приведу лишь три факта: когда Лунному Лису удавалась очередная кража, рядом всегда находился Рибер.

— И что такого! Можно найти сколько угодно таких же общительных господ. Да почти любой из команды подходит под этот ваш «факт».

— Тогда попробую другой, — согласился Ванзаров, словно дело касалось разбитой чашки, которую и выбросить не жалко. — Всякий раз, когда он спорил с князем Бобби, он выигрывал. Пять раз подряд. Он и банк сорвал, но выигрыш получить не смог, князя удачно поразил сердечный удар.

— Какая глупость! — в сердцах сказал Женечка. — Вот вам другой пример: никто из друзей не сядет играть с Граве. Он поразительно везуч в карты. Все это знают, но не делают из этого серьезных выводов.