Юлия Алейникова - Тайное сокровище Айвазовского Страница 32

Помогла последняя карточка в альбоме. Митя стоял в центре, бабушка с подругой по краям. Подпись гласила: «Мы студенты. Вера, Митя, Женя. 1951».

Так вот ты какой, Митя. Маша с интересом вглядывалась в лицо высокого худощавого юноши. Тонкие русые волосы, крупный нос, глубоко посаженные строгие глаза. А бабушка с подругой выглядят беззаботными хохотушками. И бантики в косах, уложенных в «корзиночку», совсем еще девчоночьи.

Больше Митины фотографии Маше не попались. Зато в следующем альбоме была вложена половинка снимка — бабушка в купальнике у моря. Внизу витиеватая надпись: «…сия, 1956 год». Начало осталось на отрезанной части, но всем известно, что Айвазовский большую часть жизни прожил в Феодосии, а из письма Мити следовало, что в августе 1956 года бабушка приезжала к нему на место «изысканий». Логично предположить, что они были связаны с Айвазовским и проходили в Феодосии. Хотя почему они должны были быть связаны с Айвазовским, Маша не знала. Просто ни о ком больше в Митиных письмах не упоминалось.

Интересно все же, были ли еще письма или та открытка от 1965 года стала последней в их переписке? Они встретились, и бабушка навсегда порвала с ним, предателем и обманщиком? А еще платье советовал сшить красивое. Садист! Самое страшное разочарование в жизни любой девушки — исчезновение жениха перед свадьбой, и, кажется, оно выпало на бабушкину долю. Бедная! Найти бы этого Митю, и… Хотя что «и», ему уже лет восемьдесят с хвостиком, какое уж тут «и». Да и жизнь его наказала, бабушку-то он потерял. И стоило Маше злорадно улыбнуться при этой мысли, как она наткнулась на фотографию Мити.

На ней бывшему бабушкиному жениху было не меньше сорока. На фотографии, помимо него, было еще человек пять. Бабушки не было, даты на снимке тоже.

Хм, а не порыться ли еще в ящиках? На этот раз Маша отправилась в бабушкину спальню без всяких угрызений совести.

Письма нашлись — еще одна пачка, чуть тоньше предыдущей. Конверты выглядели свежее и надписаны были уже шариковой ручкой.

«Верочка, — гласило первое письмо, — ты единственный близкий мне по духу человек, и хотя я утратил право говорить о чем-то, кроме дружбы, но и это чувство мне несказанно дорого. Я взял себя в руки и по твоему настоянию устроился на работу в музей. К счастью, профессор Авдошин меня еще помнит. Милый, добрый, совсем старенький, пожалел заблудшую овцу и похлопотал за меня. Так что первое твое наставление я выполнил. Мама, когда узнала, плакала от счастья. Они все время о тебе вспоминают, если ты найдешь время и навестишь их, буду безмерно благодарен. Встречи со мной не опасайся, я теперь живу в бабулиной комнате на Петроградской стороне. Так что заезжай. Что касается «моих сокровищ», пора мне излечиться. Что бы ни спрятали хитроумный Иван Константинович и его коварная итальянка, мне отыскать, по-видимому, не удастся».

Иван Константинович? Так звали Айвазовского. Неужели Митя действительно добрых десять лет жизни потратил на поиски каких-то сокровищ? Что он там писал? Что ключ к сокровищам спрятан в картине? Нетипичное для советского гражданина увлечение. Да еще и «коварная итальянка», Тальони, должно быть?

Маша снова обратилась к письму.

«Мне стыдно признаться, но я до сих пор вижу иногда во сне сундуки с пиратским золотом, шкатулки с драгоценными каменьями и шумные валы, накатывающие на феодосийский берег. Но еще чаще я вспоминаю двадцать дней нашей жизни, самые счастливые для меня, как я теперь понимаю. Прости меня за нескромность. Преданный тебе навсегда Митя».

Пиратские сокровища? Он что, серьезно? Девять лет он искал в Феодосии сундук с золотом, припрятанный Айвазовским? Бред! Маша презрительно фыркнула.

Или не бред? Она попыталась нарисовать в воображении сундук, набитый золотыми дублонами. Можно к такому видению остаться равнодушным?

Но как взрослый мужчина мог девять лет шататься по берегу в поисках какого-то мифического клада? И бабушка, такая решительная, волевая, неужели не могла приехать и убедить его вернуться в Ленинград? Помогла же она ему встать на ноги, когда он объявился в 1965-м? Что-то здесь не сходится.

Маша сложила письмо в конверт, развернула следующее. Потом еще одно и еще.

Работа, нытье, снова работа, воспоминания о прошлом, Комарово. Ездил погулять по старым местам, почти ничего не изменилось, но на их дачах теперь живут другие люди. «Под соснами играют другие дети, пусть они будут счастливее нас». Трогательно.

О, а вот это интересно. Маша сердито шмыгнула носом.

«Верочка, не знаю, как тебе сказать. По телефону не решился».

Так они еще и перезванивались?

«Кажется, я женюсь. Я рассказывал тебе о ней. Мы вместе работаем, ее зовут Надя. Она моложе меня, уже была замужем, неудачно, у нее есть сын, ему сейчас два годика. Славный мальчик, и думаю, что есть шанс стать ему настоящим отцом. Я так устал от одиночества, и ты сама советовала мне устроить личную жизнь». Похоже на оправдания, отметила про себя Маша. Все же Митя этот — размазня и авантюрист, хорошо, что бабушка не вышла за него, а встретила дедушку, вот за ним мы все были как за каменной стеной. Маша вообще была очень рассудительной, потому, наверное, и замуж до сих пор не вышла. Слишком много рассуждала, а надо было как в омут головой. Любовь-морковь, поцелуи, страстные объятия и бегом в ЗАГС, а потом уже можно как-то приспособиться. Вот как нормальные люди поступают, все ее подруги замужние, например. А такие разборчивые дуры, как она, до пенсии сидят в старых девах. И ведь в юности были варианты. Данька Образцов, Глеб Локтев, не говоря уже о Федьке. Тогда Маша была совсем другим человеком. Возможно, менее рассудительным, зато, кажется, более счастливым.

Как-то в последние года полтора у Маши проснулись комплексы по поводу своей женской судьбы. Хотелось определенности, мужа, детей, даже свекрови со свекром. Еще острее проблема встала после смерти бабушки, потому что, как бы Маша ни храбрилась, жить на свете совсем одной она боялась.

Нет, были, конечно, дядя Слава с тетей Ирой, мамин брат с женой, и сестра двоюродная Лена. Но как-то так вышло, что по-настоящему близки они не были. Тетя Ира звонила ей раз в неделю, но было это без души, словно по графику, для галочки. И хотя тетя с дядей всегда говорили Маше, чтобы сразу обращалась, если что случится или помощь нужна, все равно они были чужими.

Маша еще раз вздохнула и вернулась к Митиным письмам.

«Верочка, милая, это, наверное, глупо после стольких лет, но все же я хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось со мной в дальнейшей жизни, ты самый близкий и дорогой для меня человек. И если в твоей жизни что-то изменится или пойдет не так, я по первому твоему слову брошу все. Ты понимаешь? Абсолютно все. Я хочу, чтобы знала об этом. Всегда твой Митя. Сентябрь 1969 года».

Ничего себе заявочки. Бедная эта Надя, вот так выйдешь замуж за человека, думаешь, он тебя любит, будет с тобой до гробовой доски, а он только и ждет свистка от другой. Ужас. Ладно еще, если она об этом не догадывалась.

Что ни говори, а Митя этот был тот еще фрукт. Не дай бог с таким связаться. Это как раз по поводу того, стоит ли головой в омут. Может, Маша и права, что так много рассуждает.

Дальше в переписке шел трехлетний перерыв, очевидно, Митя наслаждался семейным счастьем. А потом потянулись новые письма, полные намеков, сожалений и воспоминаний. В пятом письме вновь всплыли сокровища.

«Верочка, я знаю, ты будешь меня ругать, но я все чаще возвращаюсь к своим давним исследованиям и прихожу к выводу, что неправильно прочел указания Айвазовского. Я слишком прямолинейно воспринял знаки и шифр. Вот в чем дело.

Нет-нет, ты только не подумай, что я вновь собираюсь пуститься на поиски. На этот раз мое исследование носит исключительно кабинетный характер. Надежда все время подталкивает меня к работе над докторской, что-то говорит о престиже, возрасте, надбавках, а мне все равно. У меня нет темы, которая могла бы захватить, увлечь, но ее постоянное брюзжание неожиданным образом вернуло меня к старой страсти. Теперь в доме тишина, жена простодушно считает, что я взялся за ум, а я лишь предаюсь старому пороку.

Не ругай меня, Верочка. Но семейная жизнь моя вышла не совсем такой, как я надеялся. Надя — прекрасная женщина, хозяйственная, заботливая, и мальчик наш Миша — отличный парень. Живой, энергичный. Сейчас пошел в третий класс, спортсмен. Все у нас хорошо. Но, знаешь, дело, очевидно, в чем-то глубоко внутреннем, тонком. Уверен, что ты снова будешь на меня сердиться и даже, наверное, перестанешь разговаривать. Но все дело в том, что она не ты».

Нет, это поразительно. И как только бабушка его терпела! Это же провокатор какой-то! Кто, спрашивается, ему мешал жениться на ней в том далеком 1956-м, как и обещал? Болтун и нытик! Интересно, как бы мы все сейчас жили, если бы бабушка вышла замуж за этого паразита? Какими бы были? Впрочем, нас бы тогда совсем не было.