Алексей Фомичев - Сам без оружия Страница 32

Так что, прыгать? Поезд едва ползет, но после подъема вновь наберет скорость. Потом будет поздно, можно и ноги переломать, и шею свернуть. Ну, Гриша, решайся!..

Еще не зная, как поступить, Григорий вышел из купе, пошел по коридору, ответил на вежливый поклон проводника и тут вдруг вспомнил, что забыл саквояж. Но возвращаться не стал. Деньги при нем, а остальное пусть едет дальше.

Дверь в тамбур была приоткрыта, видимо, проводник в спешке забыл запереть. Григорий дернул дверь, вышел в тамбур и увидел Зинштейна. Тот стоял возле открытой двери вагона, глядя куда‑то вдаль. Руки режиссера судорожно сжимали поручни, а лицо застыло, словно маска. Ветер бил его растрепанные волосы. Зинштейн вдруг со свистом втянул воздух в грудь и почти выкрикнул:

– Это невыносимо!

И подался вперед.

Григорий моментально оказался рядом, схватил режиссера за руку и дернул назад.

– Ты что, Сергей Михайлович? Перепил, что ли?

Зинштейн глянул на Григория широко раскрытыми глазами:

– Что вам? Пустите меня, Григорий! Я обманут всеми! Я втянут в авантюру! Я взял деньги на фильм, я окажусь в тюрьме за растрату!

Он попытался вытащить руку из захвата, но сил не хватило. Григорий держал крепко.

– Скорость низкая, не разобьетесь. Переломаете руки‑ноги, будете лежать в лечебнице и проклинать себя. Так лучше, что ли?

– Что? – Зинштейн словно только сейчас обнаружил, что поезд едва ползет. – Проклятье! Мне ни в чем не везет!

– Это вы из‑за того, что я плохо рисую, решили головой вниз нырнуть?

Режиссер глянул на Григория как на умалишенного.

– Да при чем тут вы? Ваши каракули меня не волнуют! Наша… Ик! – он икнул, как‑то испуганно выдохнул и посмотрел на Григория. – Да отпустите же меня!

– У вас фсе ест о’кей? – раздался за спиной чей‑то пьяный добродушный голос.

Григорий обернулся. У двери в салон стоял здоровый американец, явно подшофе, и удивленно смотрел на Зинштейна со Скориным.

– О’кей, о’кей, дядя Патрикей! Не видишь, свежим воздухом дышим. – Григорий дернул Зинштейна на себя, закрыл дверь вагона. – Помогает при перепое.

– Что ест перепой? Много виски?

– Много водки без закуски.

– Йес, это ест плохо, – американец икнул. – Я тоже подышать воздух. Голова меньше спэнс… кружит…

Зинштейн потер руками лицо, глубоко вздохнул, глянул на Григория.

– Благодарю. Э‑э… я уже надышался. Пора работать! Я покажу этим… что Зинштейн зря деньги не получает! Пусть не указывают!..

Он одернул пиджак, несколько испуганно покосился на дверь вагона, видимо, вспомнил, как висел на поручнях.

– Григорий, вы будете мне нужны. Надо кое‑что нарисовать. Сможете?

– Попробую…

– Тогда идем! Джек, прощу прощения, надо работать! Дело!

– Йес, бизнес превыше всего! – Браун качнулся, похлопал себя по животу. – А я отдохну… надо успокоить… Сорри.

Зинштейн решительно раскрыл дверь в салон и первым пошел вперед. Григорий двинул следом, лихорадочно размышляя, что раз режиссер не сказал о нем Щепкину, то и тревожиться нет смысла. Во всяком случае, пока. Но начеку быть стоит.

– Господа и дамы! Поезд стоит в Москве ровно тридцать минут! – громко объявил проводник чуточку торжественным голосом. – Погода отменная, пожалуйте прогуляться по перрону. Об отходе сообщат заранее. Милости прошу… милости прошу…

Пассажиры охотно покидали вагоны и выходили на перрон, подставляя слабым лучам солнца лица. Погодка и впрямь баловала, после столичной хмури в Москве было на удивление тихо и спокойно.

Щепкин обговорил со своими план заранее и, когда поезд встал на вокзале, подхватил Диану и повел ее к зданию. Диана с удовольствием играла роль чуточку экзальтированной красотки, жеманничала, хихикала, то и дело повисала на руке кавалера.

Белкин, сопровождаемый актрисой Марией и костюмером Ольгой, а также помощником режиссера Леонидом, направился вдоль состава, рассказывая анекдоты и пошловатые истории.

Девушки смеялись и хлопали, а Леонид растягивал губы в улыбке. Он пока не привык к шумному обществу, к тому же ему нравилась Мария, и он смущенно смотрел на нее, не решаясь сделать первый шаг.

На Гоглидзе был режиссер, того следовало тоже вытащить на перрон и растормошить, пусть рассказал бы о замыслах, об идее. После разговора в купе следовало присмотреть за Зинштейном и поддержать.

Однако Гоглидзе остался не удел. Зинштейн заперся в своем купе вместе с художником Скориным и предложение Гоглидзе отверг. «Мы работаем! Так и передайте Василию Сергеевичу!» – заявил он через дверь.

Пришлось ротмистру довольствоваться американцем Брауном. Тот с удовольствием вышел из купе со словами «Я ф Маскфе есчше не был. Это феликий город, который прогнал император Наполеон. Но сдесь тоже плохой бизнес…»

На вокзале Щепкин нашел телеграф, отправил две шифровки Батюшину, дал объявления о найме гримеров, художников и артистов для участия в съемках фильма, потом нашел разносчика газет и лично отобрал нужные.

– «Новое время», «Петербургская…»! Очень хорошо! А вот и статьи!

Капитан развернул газеты и показал Диане на небольшие статьи, скорее заметки о начале съемок нового игрового фильма, который будет снимать молодой талантливый режиссер, способный затмить не только отечественные, но и зарубежные знаменитости.

– Это немного успокоит нашего друга.

В ответ Диана указала глазами на двух японцев, которые тоже подошли к телеграфу. Один – довольно рослый по японским меркам, плечистый, с повязкой на левом глазу. При виде его Щепкина взяла какая‑то подспудная злость. Капитан даже не понял, почему именно злится, ведь одноглазый японец ему незнаком.

– Тоже отправляют отчеты в посольство, – заметил он. – Видимо, их путь контролируют.

– Поцелуй меня, Васенька, – вдруг потребовала Диана и обняла его руками за плечи.

Капитан оторопел.

– С чего это ты вдруг?

– Японцы смотрят на нас. Надо смутить их. Ну же!

Она настойчиво тянула его к себе, и Щепкин вынужден был наклониться и поцеловать сочные губы девушки. Это его немного смутило, не привык целоваться у всех на виду. А Диану сей интимный жест нисколько не смутил, она довольно прикрыла глаза и едва слышно охнула.

– Хорошо… Спасибо, милый. Они уже не смотрят. Японцы в этом плане очень…

– Я знаю, – ответил Щепкин. – Проявление чувств на людях им претит. Не в традициях…

Диана улыбнулась, провела рукой по щеке Щепкина.

– Ты самый умный, Вася. Идем?

Щепкин сложил газеты, подал руку девушке и пошел обратно. Он вдруг только сейчас с удивлением сообразил, что Диана довольно точно охарактеризовала черту японцев, хотя не жила в Японии и мало что о них знала. Причем вспомнила об этом раньше него самого, прожившего в Японии столько лет!

Все‑таки она удивительная. Даже жаль, что больше нет к ней прежних чувств. Или он не прав?..

Не став гадать, капитан повел Диану к выходу с вокзала.

Белкин увел компанию далеко на платформу, продолжая рассказывать забавные случаи. Он втянул в беседу и Леонида и заставил того поведать о первом опыте работы в синема. Молоденький парень наконец перестал дичиться и явил хорошо поставленный баритон и умение правильно строить фразы. И даже на актрису Марию стал смотреть вполне открыто. Отчего был удостоен ее благосклонного взгляда.

На обратом пути поручик провел всех мимо вагона дипломатов, вроде бы по ошибке сунулся в их тамбур и был остановлен вежливым японцем, который стоял возле дверей.

Японец несколько раз поклонился и настойчиво произнес:

– Высокий гаспадина, тут нельзя! Дипломаты!

Белкин, играя пьяного, недоуменно посмотрел на японца, обернулся на девушек и мотнул головой:

– П‑сс. Миль пардон! Прошу… эк!.. ходя‑ходя, все нормально! Вери гуд! Обшибси! Твоя моя панимай?

Японец опять начал кланяться, но стоял в дверях намертво. Белкин и не лез, успев рассмотреть за его спиной только тамбур.

– Др‑рузья! Идем к нам! Шампанское уже заледенело! Оленька, душечка! У вас чудный голос! Давайте вместе – «А‑ацвели уж давно хризанте‑эмы в саду‑у!!»

«А стерегут крепко и постоянно, – отметил он, уводя компанию прочь. – Мирно к ним не зайти никак…»

Когда поезд тронулся, а гомонящие пассажиры вновь расселись по вагонам и потребовали кто беленькую, кто мозельского, а кто коньячку, дабы отметить прощание с древней Москвой, группа вновь собралась в купе Щепкина.

– Легенда прикрыта, в газетах даны заметки. Так что мы пока вне подозрений, – рассуждал капитан. – Японцы стерегутся хорошо, просто так к ним не попасть. Зинштейн работает?

– Как проклятый! – заверил Гоглидзе. – Даже на прогулку не вышел. Стучит на машинке и о чем‑то спорит с художником. Как его… с Гришей. Истерика прошла.

– Угу. Ну, пусть работает, все лучше. Я получил ответ – в Вятке нас ждут. Там готово торжество, напечатаны пригласительные. Поезд будет стоять часов шесть. Заодно проведут санобработку состава из‑за эпидемии тифа или язвы… Словом, теперь ждем.